Заехали с мужем на рынок за хурмой, она отлично давление снижает. Обходим фруктовые ряды. Выбрали. Муж покупает, а я глазею по сторонам. Замечаю двух пожилых женщин, очень-очень разных. Одна «городская», одета хорошо и со вкусом. Кардиган-пончо из чёрного сукна, юбка-карандаш, ботиночки на толстой подошве, в руках дорогая и объёмная кожаная сумка. И вторая, «деревенская», – вытянутая юбка, мужские боты, стёганая ватная жилетка и платок в цветочек дикой кислотной расцветки, с люрексом.

Остановились друг напротив друга. Городская говорит с ухмылкой:
– Здравствуй, Валя.

Деревенская отвечает:
– Я тебя не знаю.

Далее передаю почти дословно.

– Серьёзно? Ты меня не знаешь? Ах ты старая …! А когда Сашку моего уводила, знала? Вот же поганка навозная!
– Сама навозная! Не смей Александра Борисовича упоминать даже! Вот же гадина!
– Серьёзно? Да ты ему всю жизнь загубила!

И тут городская бабуля изо всей силы пинает деревенскую, целясь прямо в колено своим ботинком на толстой подошве. Видимо, попала очень больно. Деревенская в ответ толкает противницу, и обе падают, вцепляются друг дружке в волосы – отлетают в сторону кокетливая кепочка городской и платок деревенской. Проходящие люди и продавцы за прилавками достают телефоны и снимают.

Мой муж бросил портмоне на прилавок с хурмой и бросился оттаскивать более активную городскую бабулю. Я помогла подняться деревенской. Подала ей платок, а она и говорит со слезами:
– Мы с Александром Борисовичем всю жизнь душа в душу! До самой его смерти! Деток подняли… Сын так в Краснодаре учился. Внуки, правнуки. А эта сволочь – одна, как шлагбаум. Красавица, …!

Городская попыталась укусить моего мужа, а потом обмякла и разрыдалась. И пошла, и кепочку свою не подняла. Продавщица хурмы подала мне пакет и портмоне мужа.

– Деньги взяла, – говорит, – сдачу положила. Приходите ещё.

Поехали мы домой. Немного притихшие и грустные.

– Надо же, – говорит муж, – вот так за две минуты целая жизнь.

Ну, пусть обе бабули будут здоровы. Любовь и разлука и в старости помнятся.