Опаздывал и он – за рулём новенькой «Шкоды». Заметил её.

Она плюхнулась на cиденье – просила подбросить – по прямой!

Жахнула молния – поразила обоих! Сердце его тихо, но властно сказало: она уже с тобой. И он готов был везти её на край света!

Сердце – орган серьёзный…

Она жаловалась на подружку: запросто уйдёт, если я не появлюсь через пятнадцать минут. В руке держала монографию его любимого графика Фаворского. И выяснилось – оба опаздывали в Полиграфический институт на вечер, посвящённый выдающемуся художнику. Её пригласила Оксана – она там училась, и оказывается, он прекрасно знал её «детсадовскую» подружку.

– Похоже, провидение! – повернул он «античное» лицо с алостью на щеках, протянул руку и… заорал: – Я – Платон Шаховский, дипломник-дизайнер «Полиграфа»!
– Василиса Смолина! – подыграла она и тоже заорала: – Дипломница ГИТИСа, – они разразились бесшабашным хохотом.

После вечера был концерт и танцы. Он выискал её в шумной пёстрой толпе, пригласил на танец… А вечером развозил девушек по домам. Подвыпившая Оксанка поучала Василису:
– Подруга, смотри в оба! Платончик – сердцеед! Характерный прикол – поматросить и бросить! Кредо красавчика, блин.

Но слова Оксаны были уже как мёртвому припарки. Влюбилась она – а Платон до дрожи!

Свадьба их получилась – скандальное шоу. Всему виной друг детства Платона Серафим по кличке Смайлик. Это его компания занималась проведением крутых, элитных и очень дорогих свадеб. Ну, и для друга Смайлик «поднапрягся» по-особенному, выродил с коллегами суперпроект, практически превратив свадьбу Платона и Василисы в хаотичную пьянку. После «катастрофы» Смайлик оправдывался и внаглую расхваливал свою «контору» – дескать, так и было задумано!

– Свадьба ваша получилась не дебильным официозом, а естественным приколом. Но это ведь и было нашей сверхзадачей!

Фирмачи учудили следующее. Привезли гостей на берег Азовского моря и стали переодевать в грязные одежды бродяг. Готовился «парад слуг», так почему-то это называл Смайлик, а закончиться всё должно было бомжовским карнавалом…

Но позднее видеозапись обожали смотреть и показывать друзьям и Платон, и Василиса.
– Лучшей релаксации и расслабухи, чем эта «видуха», не придумаешь! – хохотал Платон, показывая самые «наперчённые» эпизоды своей свадьбы.

Жили молодожёны классно. Несмотря на то, что предки их были людьми весьма состоятельными, они не прожигали время в клубах и на вечеринках. Оба много и азартно работали.

Поразительно быстро открыли свои бизнес-дела. Платон стал владельцем полиграфической фирмы. Василиса – телеведущей, и сразу «зазвездилась». Появились серьёзные деньги. Она вела молодёжные шоу-программы. А ещё – открыла собственную имидж-студию. Помогала начинающим артистам, политикам и вообще «людям публичным».

Дела их пошли в гору!
А вот детей не было… Когда в праздники собирались родственники, им привычно задавали вопрос о детях. Платон игриво разводил руками, отшучивался: «Чего не-е-ет – того не-е-ет!»

Василиса иронизировала:
– А может, мы с Пурзиком антисеки?

Девяностолетняя бабуля Платона Прасковья Архиповна крестилась, когда ей объяснили, что антисеки против сношений между мужчиной и женщиной. Старушка ужаснулась причуде новых времён. Кляла американцев:
– За окияном – исчадие ада!

Работали молодые порознь и спали порознь. Покупались машины «покруче», новые квартиры, строился загородный дом, расширялись бизнес-планы. Возвращались домой поздно, каждый со своей тусовки. С деловых переговоров с фуршетами или просто с междусобойчиков.

Утром у каждого начиналась своя жизнь. Платон летел в спортклуб, она устремлялась на утреннюю пробежку. Сложился индивидуальный режим, и они решили, что лучше спать в разных комнатах, чтобы не беспокоить друг друга. А их домработницы (они наняли каждый для себя) готовили еду по-разному, индивидуально.

Так и неслась их жизнь, вроде правильная, добротная, но будто понарошку.

Обособленность обозначилась и в том, что отдыхали они тоже порознь. Она устремлялась на крутые пляжи мира, где делали, как говорила, очень полезные процедуры – обёртывания, талассотерапию… А Платон устремлялся в Финляндию или Норвегию. Он запал на парусный спорт.

Видно, небесам суетность их бытия очень не понравилось – последовала жёсткая остановка. У Василисы обнаружили рак. Для неё, преуспевающей красавицы, это был удар неимоверной силы. Тем паче, как констатировали врачи, болезнь находилась в самом разгаре. Пала духом Василиса… Затем сдала и физически. Улетучились её сияние и обаяние, с оттенком снобистского лоска, – она превратилась в несчастную женщину с печальными глазами.

Сделали операцию – пошли метастазы. Сеансы химиотерапии – полезли волосы. Заметались Платон и Василиса в поисках лучшего спасительного врача. Но увы…

Платон охладел к работе, прекратил времяпровождения с друзьями и даже по утрам не всегда ездил в клуб. Время старался проводить с женой. Теперь он узнавал, доставал лекарства, звонил, знакомился с новыми врачами, ездил в медцентры – и для Василисы превратился в заботливого отца. Чем хуже ей становилось, тем нежнее были его взгляды, а слова напоминали признание в любви.

Он, стильный и красивый молодой мужчина, втайне смущал похудевшую, бледную и ставшую совсем невзрачной телезвезду-жену. Она вначале даже не разрешала ему войти в комнату, пока не наденет парик, не подкрасится и не спрячет глаза за тёмные очки. Стеснялась его.

Но когда увидела его отношение к себе, перестала напрягаться. Только спросила однажды:
– Серьёзно, Пурзик, почему ты всё со мной? А дела?

Он влюблённо взглянул на неё и тихо прочитал:

Оттого, что я тебя люблю,
Ласточку весёлую мою!..

Её уже не интересовали бизнес-дела. Пришлось всё перепоручить людям, которые, не веря, что она выкарабкается, прибирали всё к своим рукам.

Ответил тогда Платон открыто и просто:
– Дела поправимы. А вдруг я понадоблюсь тебе?

С них вымогали деньги. Он только и слышал: «Заплатите! Оплатите! Платите!»

Платон продавал недвижимость и бросался в места, где подавали хоть крошечную надежду на излечение жены. Замелькали города и страны – Германия, Израиль, Америка, – но чудес не происходило.

Состояние таяло, а врачи всё требовали денег. И он отдавал. Жаждал увидеть свою Васюху здоровой и счастливой. Без неё жизнь представить не мог. Уповал на чудо – больше надеяться было уже не на что.

Себя «уговаривал», вычитанной у мудрецов сентенцией: «Терпение безгранично там, где есть Любовь». Почему-то запомнился ему берлинский музей. В бесконечных ожиданиях, пока врачи занимались с Василисой, он бродил по городу. Забрёл в Пергамон-музей. Его поразили скульптуры знаменитого Пергамского алтаря Зевса. Искусство в чистом виде, подумалось тогда. Он это запомнил, но и предположить не мог, что последует.

И опять Москва. Колдуньи, экстрасенсы, врачеватели – все оказались бессильны.

В полном отчаянии погожим воскресным днём поехал Платон в Сергиев Посад. Он не был верующим. Ходил в храмы, но на всё смотрел как художник, вглядываясь только в сторону художественную, эстетическую.

Долго бродил по знаменитому подворью среди паломников, слушал песнопения. Подошел к старику нищему. Бросил в посудину монеты, а тот, взглянув на него упругим жгучим взглядом, сказал:
– Крепись, беда твоя велика. И помни: на всё любовь Бога!
Спросил:
– По ком изводишь сердце?
– У жены рак, – ответил Платон и почувствовал: вот-вот разрыдается… от бессилия и безысходности.

Старик назвался Ионой Евсеевичем и добавил:
– В Турцию везть требуется. В городе Бергаме отыщи отца Зиновия. Он сам русский. И безнадёжных подымает к жизни… Не медли, сынок!

Через неделю они с Василисой были в Бергаме. Старец Зиновий принял сердечно. Долго, внимательно говорил с ними. Василису отвезли за город – в святилище.

Видеться с женой старец позволил Платону вечерами, от пяти до шести часов. Всё остальное время он маялся, не зная, куда деваться от колких жгучих мыслей, роем атаковавших его. И никак не мог унять нервы, хотя понимал – нервозность передавалась Василисе. Порождала неуверенность, душевный хаос, разрушительный для неё.
Он сумел собрать остатки силы духа – занялся… изучением древней Бергамы. Было странно, что он так много оставался наедине со своими мыслями, воспоминаниями, размышлениями. В Москве такого времени для себя он не имел. Ни в студенческие годы, ни тем более когда занялся бизнесом.

Болезнь Василисы вырвала его, как морковку из грядки, из привычного ритма жизни и перекроила течение мыслей.

Он всё бродил по унылым окрестностям…

К Бергаму тянулась лента шоссе среди безжизненной пустыни. И в бескрайнем степном просторе одиноко возвышалась громада базальтового холма с крепостью. У подножия зеленели оливковые и лимонные рощи, уступами теснились домишки с плоскими крышами, как и везде на Востоке. Это и был Бергам – турецкий городок в двух часах езды от Эгейского моря. Ютился на том же месте, где стоял древний Пергам – столица царства. Теперь Бергам был без Большого алтаря Зевса, священного центра ушедшей цивилизации.

Уже через неделю Платон, радуясь, заметил – Василиса повеселела, стала заинтересованно говорить о жизни. Средь глухого уныния и безнадёги ярко блеснули мысли о будущем. Как мотыльки в ночи… Платон не верил собственным ушам.

На волне долгожданной радости он стал рассказывать Василисе о том, что узнал о Пергамском царстве, томясь в ожидании часа свиданий. Она заинтересованно слушала.

– А кстати, – запальчиво объяснял Платон, – здесь и изобрели материал для письма. Во всём мире его называют – пергаментная бумага. Изобрели по нужде… Шла война с Римом, и жители Пергама лишились возможности закупать папирус в Египте. Стали использовать телячью или баранью кожу, очень тонкой выделки. Материал называли пергаментом. С этим названием появился он и на Руси…

А в воскресенье Василиса выпросила у отца Зиновия разрешение поехать с Платном к морю.

Пустынный берег, древнее море и… они вдвоём… Первозданность природы и их самих, ощутивших себя Адамом и Евой, подняли в душах волну любви, неведомой им доселе. Василиса превратилась в желание… Она рыдала – мысли об уходе крепко истерзали её… Да и он не смог сдержаться. И… сдались они под натиском естества, любви и властной природы. Вопреки всем доводам рассудка!

Василисе становилось всё лучше. Заинтригованный Платон пытался выведать у Василисы всё о процессе лечения. Ответила она неожиданно строго:
– На это есть запрет. Пурзик, не повторяй ошибку Ивана-Царевича.

А через месяц Василиса не нашла сил сказать ему… И, не зная почему, шепнула на ухо:
– Пурзик, а я… беременна!

Как он устоял – и теперь не знает. Но он спокойно выразил свой восторг и не дал даже на мгновенье Василисе подумать, будто что-то не так. Он обнял жену и радостно выдохнул:
– Вот чего мне недоставало всегда – я счастлив!
– Пурзик… но я же…

Платон прикрыл ладонью её губы:
– Лапуля, всё будет тип-топ! И договоримся: ни слова, ни микрона негатива!
– Да-а-а…

Он делал вид, что произошедшее находится в ряду событий предполагаемых и что всё так и должно быть. У них должен быть ребёнок!

И опять настойчиво стал рассказывать Василисе историю Пергамского царства.
– Пергамцы вынуждены были постоянно отражать набеги галлов – главных врагов. Победы всегда отмечались сооружением памятников. Так по велению Эвмена Второго в самом центре города построили Большой алтарь Зевса. Его высота – за девять метров. А украшала алтарь скульптурная мраморная лента с изображением сцен битвы богов и гигантов. Согласно мифологии, гиганты – это сыновья Геи (Земли) и Урана (Неба). Они хотели захватить власть над миром и восстали против Зевса и богов. Я ведь видел рельефы в берлинском музее. А мы у истока…

Платон рассказывал Василисе о немецком инженере Хумане, которого пригласил султан строить мосты и дороги. А Хуман оказался «крутым». Он, как говорится, «по ходу пьесы» раскопал памятник мировой истории и перевёз его в Германию.

То же самое проделал и другой немец – Кольдевей. Тот раскопал древний Вавилон и тоже всё значительное вывез в Берлин.

Рассказал Платон о своих ощущениях, когда стоял на части стены библиотеки, которая переходила в отвесный склон. Жутко было стоять – внизу простиралась бескрайняя немая пустыня. И казалось, в немоте той замерли века и тысячелетия. Спускался по крутой тропе с верхней площадки на последние ряды расположенного на склоне амфитеатра. Дальше спустился ещё к одному островку пропащего мира – к длинной колоннаде.

– Тропинка вильнула в оливковую рощицу, и я оказался на вымощенном плитами проспекте с колоннами по обе стороны. Дорожка привела меня в Асклепион – древнейшую лечебницу. Основали её в четвёртом веке до нашей эры. Легендарный греческий врачеватель Асклепий был способен воскрешать из мёртвых. Исцеляли страждущих необычным способом. В тихом помещении  пациентам изо дня в день методично внушали, что они здоровы. Делали это скрытно… «Глас Бога» доносился до больных через потаённые отверстия в стенах. И даже у обречённых появлялась вера. Их организм сам справлялся с недугом.

Больные стекались в Пергам со всего света. Асклепион стал походить на небольшой город со своим Одеоном – залом для медицинских консилиумов.

Но блеск Пергама прервало землетрясение в начале третьего столетия нашей эры. И всё – от Большого алтаря Зевса на акрополе до святилища бога Асклепия – обратилось в руины. И здесь не обошлось без всеядного греха человеческого – гордыни!

Но ничто не могло унять постоянную тревогу в душе Платона. А там творилось такое! А сердце от мыслей сумбурных билось, как мотылёк, схваченный за одно крыло. Поднимались ураганные вихри мыслей и бредовых соображений, власть над которыми он не всегда мог сдерживать.

Атаковали неразрешимые вопросы: что с нею будет? А с ребёнком? Аборт!

Всего ожидал Платон, только не такого расклада…
А старец перекрестил их и сказал:
– На всё любовь Бога! Дитя спасёт мать…

И отпустил их домой, не взяв денег за лечение.

В Москве Василису положили в больницу под наблюдение врачей. Это были самые необычные, самые невероятные дни в жизни Платона. Потом он скажет – ничего подобного не переживал. «Это было Божественное испытание меня, её и любви! Только и осталось в памяти – всё повторял как молитву, как заклинание:

Оттого, что я тебя люблю,
Ласточку весёлую мою.

И чудо свершилось! Родился здоровый мальчик, а у матери пропали признаки болезни. Она стала абсолютно здоровой!

Был шок – прежде всего для врачей.

Вернулась Василиса с сыном в обедневший дом. Платон спустил всё – дорогущую мебель, огромную библиотеку, украшения, золото… Две иномарки загнал… Но как был теперь счастлив! И мощь этого нежданного счастья, как огненный столп, закрывала жену и сына от бед такого хрупкого человеческого бытия.

Они с Василисой, постигнув истину, смеялись над материальными потерями. Жизнь, её цель и устремление, стала для них бесценным постижением.

Они снова работают – теперь вместе. Спят в одной постели, и отдыхают тоже вместе. С сынишкой Платоном-младшим. Сына Василиса назвала в честь мужа. В знак преклонения пред его верностью, мужеством и любовью!

Каждый год ездят к Эгейскому морю. В Бергаме неизменно навещают отца Зиновия. Старец сказал простые слова, запавшие в их души заповедью:

«Помните, дети мои, – земной путь тяжёл для всех!
Каждая ваша жизнь – либо испытание, которое вам предстоит одолеть, либо искупление проступков прошлого. И помните: указания вашего внутреннего мира всегда надлежит ставить выше правил, сочинённых людьми.
Дурные силы, кольцом окружающие вас, должны дать повод к размышлению… Никогда не поступайте корыстно! Не обманывайте! Избегайте нерешительности и – хуже того – презрения к людям! Старайтесь помочь – сначала себе, потом другим – смиренно и благочестиво! Прощайте поступки, которые, по вашему мнению, свершать неудобно, поскольку они могут быть ответом на требования вашего Духа!»