Когда отмечали годовщину снятия блокады Ленинграда, по телевизору показывали интервью со свидетелями событий, «детьми войны». В те годы им было совсем мало лет, а теперь – очень много... Старичок говорил с трудом, понять его было сложно, по экрану бежали титры. Он рассказывал, как замерзал и очень хотел есть. Только когда спишь, есть не хочется, и поэтому он спал, спал, спал. И заснул бы, наверное, навсегда.

И вдруг случилось чудо – запахло едой. Мама вытащила его из-под одеяла и посадила за стол, поставила тарелку, сказала:
– Ешь котлетки.

И были они такие нежные, мягонькие… Мальчик ел и наслаждался, но всё же вспомнил и о полосатой кошке, которая обычно лежала и грела ему бок, когда он спал.

– Мам, надо и Мурочке дать.
– Нет Муры, – тихо отозвалась мама. – Убежала, бомбёжки испугалась.

И только через много лет он понял, что Мурка не убежала.

– Никогда Муру не забуду, – сказал дедушка и заплакал.

Я тоже плакала, сидя перед телевизором. Домашний зверь – это же член семьи! Но не суди да не судим будешь…

Сейчас в новостных репортажах можно видеть, как тысячи беженцев спешат уйти из опасных городов – Мариуполя, Волновахи, Краматорска. Можно ли их винить, что взяли с собой минимум необходимого, но оставили дома кошку или собаку? Наверное, нет, у каждого своя история…

Корреспондент с микрофоном беседует с подростком:
– А где твои мама, папа?
– Погибли. Бабушка в Ростове. К ней еду. Ждёт, примет нас.

Мальчик отвечает очень спокойно, и это особенно страшно. Словно ему не 12, а все 112 лет. А на руках он держит большого серого кота. Тот крепко вцепился в грудь своего маленького хозяина всеми четырьмя лапами.

По дороге бредёт вереница людей. Среди них дед – обычный дед, кепка, клюшка, на которую опирается при ходьбе, за спиной небольшой рюкзачок. В руке пакет, стянутый по краям тесёмочкой, а оттуда выглядывает перепуганная рыжая кошачья морда.

Этим хвостатым беженцам повезло, их не оставили в разгромленных домах умирать от голода. Есть в Донецке волонтёрская организация. В мирное время они занимались тем, что пристраивали бездомных кошаков или брали на передержку, когда хозяева куда-нибудь уезжали. Но с 2014 года всё изменилось. Люди, даже маленькие, по крайней мере, умеют попросить помощи. А хвостатые – безмолвны, кто их услышит? И девочки из «Кошкиного дома» сейчас выезжают в зоны боевых действий, ищут в руинах несчастное зверьё.

Бывает, хозяева питомцев сами выходят на связь, плачут: «Уж так спешили, что оставили в запертой квартире кошку и собаку. Христа ради, съездите, посмотрите, как они там!» Приезжают волонтёры – дома нет, одни стены. А во дворе кот, худой как скелет, и раненая собака. Сидят, никуда не уходят, верят, что хозяева обязательно вернутся.

У пожилой женщины была любимица, питбулька Айра. Когда начались обстрелы, хозяйка смогла выбраться, но бойцовую собаку в автобус, переполненный людьми, не пустили. Бабушка рыдала, звонила волонтёрам, умоляла привезти животное. Была организована специальная операция спасения Айры. Но бабуля вдруг взяла да и отказалась от неё – держать негде. Сама живёт в школе вместе с другими беженцами. Нашлись добрые люди из Тулы, приютили Айру. Она, умница, всё поняла.

А героические волонтёры в моменты затишья продолжают разыскивать и отлавливать брошенных животных. Некоторые звери сами идут на контакт. Однажды из подвала разрушенного дома выбралась крупная овчарка. Пошатываясь, подошла к переноскам и просто легла. Словно спросила: а меня возьмёте? Присмотрелись, а у неё вся спина осколками посечена…

Кошки ведут себя по-разному: некоторые перепуганы до смерти, в руки не даются, кусаются. Другие, наоборот, услышав «кис-кис», истошно кричат, бегут навстречу, отчаянно просятся на ручки. Общее одно: все истощённые, чёрные от копоти, травмированные и блохастые. Правда, у многих ошейники от блох на шейках всё ещё болтаются – любили их хозяева, заботились…

Волонтёрам ежедневно приходят по-военному краткие сообщения: в них указаны город, имя будущего владельца, его адрес, телефон. И приписка: «Ждём кота!» И отправляются хвостатые беженцы к добрым людям в Тольятти, Самару, Армавир, Питер, Москву…

Кстати, о Москве. У меня есть знакомая, рекламный агент. Назову её А. Работа с рекламой – занятие адское. С одной стороны, заказчики ролика никогда не знают, чего хотят. С другой, в них снимаются капризные актёры, желающие славы и денег, причём немедленно. Так и свихнуться недолго.

Как-то раз А. пожаловалась мне, что близка к профессиональному выгоранию, сама уже не знает, зачем живёт. Я ещё посмеялась: красивая, модная молодая девчонка – а вон как её штырит в поиске смысла жизни. А вскоре на её интернет-странице мелькнула информация: «Еду в Донецк вывозить в Москву кошек». И фотографии переносок, пелёнок, мешков с кормом, упаковок медикаментов и шприцев. Рядом – ребята-волонтёры.

Позвонила А., спрашиваю:
– Едешь?
– Да. На три дня.
– С работой у меня сейчас не очень, но дай номер, куда пять копеек кинуть.
– Да не надо, если у тебя трудности. Актёры тут столько накидали, накупила всего, в машину не помещается. А в начале мая опять поеду…

Поскольку я большой друг всех кошек мира, всё равно деньгой поделилась и пожелала удачи. И сейчас смотрю её страницу – там появляются ежечасные «сводки с фронта».

«Тулу проехала. Воронежская область встретила проливным дождём. 450 километров до Ростова осталось. За бортом плюс 24, сварилась. При экстренном торможении по затылку баночка паштета прилетела».

«Ночь. Я на границе. Сняла в гостинице последний свободный номер. Столовая и магазины уже закрыты. Но здесь большой лагерь с беженцами. Работают МЧС, волонтёры. Добрые люди дали сухпаёк. С большим добряком псом Добби тушёнкой поделилась».

«Утро. Сказали, машину с таким тяжёлым грузом не пропустят. В сторону России на границе скопилось свыше 200 авто, очередь почти на двое суток. Созвонилась с Донецком. Сейчас волонтёр Женя будет переходить границу пешком. Возьмёт мешки с кормом, потащит на себе. А я возьму у неё животных в переносках и повезу в Ростов, потом обратно вернусь. Часов семь займёт».

«Пришла волонтёр, сказала – это лютый ужас. Легче отработать день в Мариуполе под взрывами, чем одолеть погранпереход в глубоком тылу».

«Аллилуйя! Вопрос с таможней решён, я в Донецке. Часть кормов и медикаментов выгрузила. Остальное завтра в волновахский приют увезу. В Донецке нет воды уже месяц, только привозная. По телевизору постоянно крутят видеоинструкцию, как правильно вести себя при обстреле».

«Повезу в Россию двух тяжёлых. Здесь их не вылечить. От отсутствия воды у кошек в первую очередь отказывают почки. По дороге буду колоть им лекарства. Очень надеюсь, довезу живыми. И ещё несколько кошачьих в удовлетворительном состоянии, их уже ждут. На границе в Россию опять большая очередь, сколько времени займёт переход, боюсь прогнозировать».

«Стою в очереди. Вокруг люди, люди, люди. У многих машины со следами автоматных очередей… Как жалко их всех, сердце разрывается!»

Наверное, А. сейчас по-прежнему в пути, новостей от неё пока нет. А мне вспомнилось, как ещё в далеком 2014 году, после Майдана, я рассорилась со многими друзьями с Украины. Мне доказывали, что у них свобода, а у нас – рабское сознание и мозги, промытые телевизором. Я, в свою очередь, отвечала: «Вы дебилы! У вас не сегодня завтра гражданская война начнётся со всеми вытекающими». Последствия не заставили себя ждать. В Луганске среди бела дня украинский самолёт сбросил бомбу на центр города. И начался первый большой исход беженцев.

Репортёр что-то взволнованно вещал в микрофон, но я не слушала, не могла оторвать взгляд от экрана. Большая группа людей разместилась прямо на земле, видимо, устали, долго шли, а теперь ожидали какой-нибудь транспорт. Молодая женщина сняла с каждого плеча по пузатой сумке, склонилась к коляске, покачала, малыш был спокоен. Так же спокоен был и второй, мальчик лет шести, державший на руках крошечного йорка. Собачонка дрожала всем телом, но тоже молчала. И лишь чёрненький таксёныш на поводке у женщины заливался отчаянным лаем. Она наклонилась, погладила его, что-то сказала… Что именно, конечно, не разобрать, но можно было догадаться.

– Ну, что с тобой делать? Понимаю, устал. Лапки коротенькие, тяжело идти. Но не могу я тебя на руках нести, не могу!

И мне этого хватило. Гипертрофированная писательская фантазия вкупе с актёрской верой в предполагаемые обстоятельства сыграли со мной злую шутку. Сама не понимая, почему и зачем, я тогда, в 2014-м, начала собирать вещи. Приговаривая при этом вслух:
– Брать только самое необходимое. Документы, золотишко за пазуху. У меня на руках парализованная мать и три кошки. Значит, лекарства, памперсы, вода, корм для мамаши и скотины. А как же мы поедем?.. Мама, скоро начнут бомбить, – сказала я строго. – Надо эвакуироваться. Сейчас сбегаю в супермаркет, украду тележку, посажу тебя туда, как королевну, и двинем!

Мама округлила глаза, сказать ничего не могла, но, видно, поняла и с готовностью закивала. Я кинулась в коридор, схватила за шкирки кошек Рысю и Митю, запихала в спортивную сумку. Кошку Крошку к ним нельзя – обязательно подерутся. Значит, для неё отдельная, с пелёнкой, – точно от страха обмочится. Цапнула ключи и взялась за дверную ручку… Стоп! Жуткое наваждение, в котором мысленно я уже шла пыльной дорогой и, матеря орущих котов, толкала перед собой тележку с мамой, вдруг спало, ушло, растворилось. От Перми до Луганска тысячи километров, чего я боюсь? Или с ума схожу?
– Отбой, учебная тревога! – крикнула я громко.

Бесстрашная Рыся и самодостаточный Митя поглядели на меня странно, только что лапами у виска не покрутили. Выпрыгнули из сумки и ушли. Мама даже вроде слегка расстроилась – как настоящий патриот она уже была готова к подвигам. И только трепетная Крошка сидела в сумке до позднего вечера.

Вопрос в том, хватило бы у меня в реальности сил на всех? Не пришлось бы в какой-то момент выбирать, кого спасать? Маму или домашних любимцев? А вдруг пришлось бы сказать: кошки, я вас очень люблю, но позаботьтесь о себе сами?..

На текущий момент 165 спасённых хвостиков уехало в Россию.  Помогают многие. Например, прямо сегодня не известная мне девушка Юля вывозит в Россию одиннадцать кошачьих душ и ослепшего в результате обстрела спаниеля. Девочки, дай вам бог сил и терпения.

Поставила точку. Решила накормить свою нынешнюю кошку Джипси, полчаса бегала за ней с миской, а она пряталась от меня под диваны. Разозлилась страшно:
– Паразитка! Я тебе корм беру чуть ли не по сто рублей за банку, а ты не жрёшь! Когтеточку купила за три тысячи, так хоть бы её понюхала. Дождёшься, возьму себе пару беженцев без лап и хвостов, с ними нянчиться буду. А тебя стану гречкой на воде кормить.

Джипси в ответ громко мявкнула и навострила уши. Покорно пошла к миске, поела, а потом демонстративно принялась царапать когтеточку.