Автостоп против автобуса

До Перу мы добрались вместе с Сарой, студенткой из США, с которой я познакомился в Латинской Америке. Вдоль тихоокеанского побережья Сара предложила поехать на автобусе. Я сопротивлялся, ведь это противоречило идее автостопного путешествия. Но Сара настаивала, что так мы сэкономим время.

В транспортном агентстве нам показали модели автобусов.

– Выбирайте какой захотите.

Метровые модели были склеены из картона. Стёкла из прозрачного пластика, зеркала, «дворники». Даже реклама аккуратно наклеена на боках.

– Берём вот этот, побольше, – предложила Сара, и мы купили билет.

Отправлявшийся с вокзала автобус был похож на картонную модель. Он рычал и исторгал клубы дыма, но с места не трогался. Водитель ждал, пока набьётся побольше пассажиров. Занявшие места люди колотили по стенкам и окнам и кричали:
– Vamos! Поехали!

Но водитель игнорировал крики. Потеряв на станции лишний час, мы тронулись в путь. Под потолком салона висел телевизор в металлической клетке – чтобы не украли. Водитель включил телевизор, и мы посмотрели два голливудских фильма, пиратские копии, снятые в кинотеатрах на трясущуюся видеокамеру. Закончилось кино, началась музыка. Танцоры в пончо издавали пронзительное «Ай-я-яй! Ай-я-яй!» и трясли маракасами. Когда кассета заканчивалась, водитель её перематывал, и так до бесконечности. Время от времени певица обращалась к невидимой публике: «Вы устали? Нет? Тогда продолжаем!.. Ай-яй-яй-яй-яй!!!» Наконец я не выдержал:
– Да! Да! Мы устали!

Но магнитофонная певица сразу отреагировала: «Сегодня мы поём и танцуем до утра! Ай-яй-яй-яй-яй!!!»

Сиденья были маленькими и стояли друг за другом тесно. Коленями я упирался в сидевшего передо мной фермера, а чьи-то колени упирались в мою поясницу. На ямах автобус подскакивал, и пассажиры ещё больше спрессовывались друг с другом. От неудобной позы у меня разболелась спина, а разогнуться было невозможно.

В городе Чиклайо мы с Сарой вывалились из автобуса оглохшими и измученными. «Ай-я-яй! Ай-я-яй!» – напевали мы, держась за поясницы. И думали, что зря не поехали автостопом.

Рынок чёрной магии

Рядом с Чиклайо находятся размытые дождями старые пирамиды и важные исторические захоронения. Но мне город запомнился магическим рынком. Здесь на Mercado Modelo («образцовый рынок») собирались колдуны и шаманы, чтобы продать ритуальный предмет или пучок целебной травы.

– Травы намного дешевле, чем таблетки. Бедный не пойдёт к врачу, он пойдёт сюда, – заявил Саломон Гевара, президент Ассоциации чёрных магов Чиклайо. Узнав, что я журналист, сеньор магический президент вызвался показать мне рынок. Переводил, знакомил и объяснял.

Вот высушенные листья коки, их жуют или заваривают как чай. Вот галлюциногенный кактус Сан-Педро, шаманы используют его для общения с мёртвыми. Чем больше у кактуса рёбер, тем сильнее эффект.

Сара нашла самый большой галлюциногенный кактус и встала рядом. Он оказался в полтора раза выше неё.

– С таким можно долбануться всей деревней, – задумчиво провела она рукой по рёбрам кактуса. – Вот бы такой в наш университетский кампус! Ребята бы обрадовались.
– Лечебный, – мотнул головой Саломон Гевара.
– Сигареты тоже лечебные? – увидел я лежавшие на лотке сигаретные пачки. На желтоватой коробке был изображён портрет индейца, а снизу написано Inca.
– Очень лечебные! Травяные, – подтвердил президент.

Я понюхал пачку. Пахло тухлятиной.

От сглаза и для защиты от тёмных сил предлагались амулеты: скелеты лам, черепаховые панцири и обычные головки чеснока для ношения в кармане.

– Гриб гуанарпо! – завопил сеньор Гевара, вытянув с одного из лотков какую-то сушёную дрянь. – Кидаешь гриб в воду, и он вырастает. Становится большим. О-очень большим! Надо съесть. Очень хорошо для любви! – он покрутил грибом, прицеливаясь, после чего направил его на грудастую торговку, стоявшую за прилавком. Торговка захохотала и погрозила президенту пальцем.

Я громко заявил, что мне такой гриб ни к чему. Вдруг мне в спину упёрлось нечто твёрдое. Я обернулся и увидел улыбавшуюся Сару с толстой палкой в руках. На конце палки был укреплён набалдашник в виде зубастого черепа.

– Это чонта, магический жезл, – хмыкнул Гевара. – Нужно потереть им тело больного, и тот исцелится. Если не вмешаются злые силы.
– У тебя болела поясница. Сейчас я тебя вылечу, – и Сара попыталась натереть меня жезлом.
– Бесполезно! – уворачивался я. – Вмешаются злые силы, которые я ношу в рюкзаке. В них килограммов двадцать веса.
– Нужно верить! – важно вставил сеньор президент. – Не хотите жезл? Возьмите Экеко.

Магическая кукла Экеко, на которую показывал Гевара, была похожа на усатого эскимоса в шерстяной шапке. На шее у эскимоса подвешены амулеты: фальшивые доллары, кусочек хлопка, керамическое сердце, семена риса и кукурузы. И крошечный зелёный телевизор.

– Богатство, красивая одежда, любовь, хороший урожай – это я понимаю. Но телевизор зачем? – удивился я.
– Телевизор приносит в дом удачу, – с сомнением ответил Гевара.

Экеко – нечто вроде лепрекона из ирландских сказок, который прячет под радугой горшок с золотом. Может наградить, а может причинить зло. Нужно знать, как заслужить его благосклонность.

Многие из торговцев на рынке имели статус курандерос – целителей. Один из них ставил диагноз при помощи морской свинки. Брал молодую или старую, самца или самку, в зависимости от возраста и пола клиента, водил ею по телу больного, а потом распарывал зверьку живот и по выпавшим внутренностям определял недуг.

– Хотите посмотреть? Можно и вас проверить, – предложил сеньор Саломон.

Но мы с Сарой вежливо отказались от предложения.

– А это что? Волшебная фара? – показал я на разложенные на тряпке автомобильные запчасти.
– Здесь благословляют автомобили, – хмыкнул Гевара. – Машина на рынок не заедет, слишком узкие ряды. Но достаточно принести одну фару. Шаман брызнет на неё отваром из трав и прочитает заклинание. После этого автомобилю не страшны ни поломки, ни полиция.
– И что, работает? – сомневался я.
– У полицейских тоже есть магические жезлы, – хитро улыбнулся президент.

Напоследок я решил прикупить парочку волшебных предметов. Сеньор Гевара помог мне выбрать кактус Сан-Педро, а для усиления эффекта вручил бутылку с вытяжкой из аяуаски, галлюциногенной лианы. Собравшиеся вокруг торговцы подтвердили: если съесть кусочек варёного кактуса и запить настойкой из лианы, можно увидеть потусторонний мир.

В гостинице я поставил кактус вариться в котелке. Запаса топлива в горелке было мало, поэтому кактус не проварился положенный срок. Но я решил рискнуть. Залил в булькающую жижу компот из лианы и нацедил получившееся пойло в стакан. Чего не сделаешь ради журналистского эксперимента?

Зажмурившись, опрокинул стакан в себя. Горечь обожгла гортань и пищевод. Я сел на кровать и закрыл глаза. Сара с тревогой смотрела на меня.

Потусторонний мир не появлялся.

– Что чувствуешь? – спросила Сара.
– Пока ничего… Хотя подожди… Д-да… чувствую, мне нужно выйти! – я схватился за живот и выбежал из комнаты.

Остаток вечера пришлось бороться с чёрной магией при помощи белой, аптечной. Мне помог оберег enema ordinaria (клизма обыкновенная), не раз выручавший в трудную минуту. Против магии промывания желудка не устоит даже самое зловредное колдовство.

Кровавые эксперименты

В окрестностях Трухильо мы вышли на дорогу, чтобы поймать попутку до города Касма. Спустя 6 часов вышли возле древних руин, называвшихся Сечин. Эта культура показалась нам загадочной.

Сечин – один из старейших городов-государств в Америке: ему около 4 тысяч лет. Ровесник пирамид. На каменных барельефах сечинских храмов изображены отрубленные головы, руки и ноги. Лица искажены болью и страданием. Кажется, если постоять возле этих камней, можно услышать скрежет зубов. Глаза на каменных портретах отсутствуют. Некоторые историки считают, что сечинцы перед казнью вырывали глаза пленным врагам, чтобы те не следили за своими обидчиками с того света. Только у фигур жрецов, изображённых в полный рост с ритуальными кинжалами в руках, глаза открыты.

Может, жрецы с глазами – это всеведущие, просветлённые люди? А остальные – невежественные, слепые, обречённые на заклание на алтаре?

Рисунки были примитивны, натуралистичны и жестоки.

– Фу, я нашла, куда делись глаза! – воскликнула Сара. – Они здесь.

На одной из плит действительно была изображена коллекция глаз. А на соседних – безглазые головы, полдюжины позвоночных столбов, хлещущая потоками кровь…

– Мне здесь не нравится, – нахмурилась Сара. – Давай уйдём.
– Подожди. А если это не жрецы, а воины с саблями? Храм войны! Головы – это трофеи.

Изображений воинственных богов на барельефах мы не нашли. Сара не разделяла мой интерес и с неприязнью смотрела на зловещие монументы.

– Я знаю, что это, – я попытался привлечь её внимание в последний раз. – Это анатомический театр. Здесь вскрывали трупы, изучали, как устроен человек. Тут всё отдельно: глаза, кости. Смотри, у одной из голов кровь течёт изо рта, у другой – из носа, у третьей – из глаз. Вот желудок и кишечник. Какому богу понравится такая жертва?

Многие цивилизации Латинской Америки умели проводить сложные медицинские операции, включая трепанацию черепа. Возможно, перед нами первый в мире медицинский университет, а жутковатый жрец, поднявший ритуальный нож, – просто хирург со скальпелем.

Но Сара уже шла к выходу. Ей надоели руины.

Трудности перевода

Голосуя на дороге, мы остановили красный джип. Его водитель, сеньор Бермудас, оказался владельцем фермы авокадо.

– У меня своя плантация и тысячи деревьев авокадо. Приглашаю вас в гости.

Кажется, из этого выйдет интересный репортаж. Бермудас был колоритным сеньором, весёлым и общительным. Мы могли бы поработать на ферме, принять участие в сборе авокадо. Я уже хотел принять приглашение, но Сара ответила раньше:
– Спасибо, но мы не можем. Мы едем в Уарас. Там самые высокие горы в тропиках. Мы идём в горный поход.

Я опешил. Почему она приняла решение за нас двоих? Горы мне нравятся. Но что о них написать, я не знал. О тающих ледниках и глобальном потеплении? Для этого нужно быть специалистом. В одном месте ледники тают, в другом – растут. Посмотришь вековые циклы, и вовсе непонятно, теплеет на планете или холодает. Но Сара была экологом и хотела убедиться, что ледники тают в соответствии с мировой повесткой.

Поход в горы выбивал меня из графика. Нужно было регулярно отправлять тексты в московский журнал и записи для радио. Но Сара проделала такой долгий путь, чтобы путешествовать со мной. Я решил уступить.

Сменив несколько попуток, мы прибыли в Уарас, популярный туристический центр. Городок находится на высоте 3 тысячи метров, отсюда выходят группы в пешие походы по Андам. В Уарасе было прохладно и приятно, но меня не оставляла тревога. Целую неделю я останусь без связи и новых тем. Вдобавок в местном обменном пункте меня обманули: подсунули фальшивые перуанские соли, и их наотрез отказались принимать в городских лавках.

Настроение испортилось. Даже опрятный гостиничный номер не радовал, поскольку за него пришлось заплатить больше, чем я мог себе позволить.

– Почему ты такой недовольный? – спросила Сара.
– Мне нужно работать, зарабатывать деньги. Я не хочу идти в горы.

Сара перешла на английский, как всегда делала, когда сердилась, и крикнула:
– Should we split up? (Может, нам разделиться?)
– Хорошая идея, – согласился я. – Ты иди в поход. А я поеду изучать индейские руины. И ещё вернусь на ферму, буду собирать авокадо.

Сара замолчала.

Я спустился по узкой лестнице и выбрался на улицу. Над городком высились заснеженные горы. Да, думал я, очень правильная идея. Разделимся на неделю. Нормальная практика у путешественников. Отдохнём друг от друга, пока совсем не разругались. Каждый посмотрит, что хочет. Потом встретимся и поедем дальше.

Когда я вернулся, Сара всё ещё молчала.

– Мы увидимся, когда ты вернёшься из похода, – сказал я. Вместо ответа она швырнула в стену стаканом. Осколки разлетелись по номеру.

Обиделась. Ничего, потом помиримся. Я собрал рюкзак и уехал из Уараса. А через несколько дней получил от Сары письмо. Точнее, письмо было не мне, а её американским друзьям и родственникам, следившим за нашим путешествием. Я был включён в рассылку. В письме она сообщала, что у неё всё хорошо. Она в горах, устроилась работать волонтёром. А с Григорием сделала split up, как ни горько в этом признаваться. Почему «горько», удивился я. Это же временно. Полез в словарь и выяснил, что у этого английского глагола есть и другое значение. Не только «разделиться», но и «расстаться», «прекратить отношения».

Фруктовощ

Сеньор Армандо Бермудас из Касмы всю жизнь торговал автозапчастями. Выйдя на пенсию, купил землю и начал выращивать авокадо. В свои 70 лет он управлял самой большой плантацией в провинции Анкаш. Он лично вырастил 12 тысяч деревьев авокадо!

– Ола, Григорио! А где же сеньорита Сара? – бросился ко мне фермер.

– Ушла в горы. Спасает ледники от глобального потепления.

Бермудас хмыкнул и сдвинул на затылок соломенную шляпу.

– Ну, пошли. Покажу тебе, что нужно делать.

Авокадо – один из любимых плодов американского континента. Мексика и Перу спорят, кто раньше начал выращивать этот фрукт.

Тот, кто впервые попробовал авокадо, обычно недоумевает: что это – фрукт или овощ? Растёт на дереве, но не сладкий… В Латинской Америке вопрос решают просто: посыпаешь сахаром – фрукт, посыпаешь солью – овощ.

Самые крупные плоды весят больше килограмма, зато мелкие считаются более вкусными. Разрезаешь плод пополам, вытаскиваешь косточку и ешь мякоть ложкой. Плоть авокадо мягкая, маслянистая. Из неё готовят салаты, пюре, коктейли, супы и даже мороженое.

На сеньора Бермудаса работали 20 человек и два трактора. Тракторы ехали по широким проходам, разрыхляли землю между деревьями. Следом за машинами с видом налоговых инспекторов шагали разноцветные птицы, высматривавшие червяков в разворошённой земле.

Фермер поручил мне сбор «элитных» авокадо. Их отправляют в США, Европу и Японию. Я отщипывал секатором плоды и осторожно клал в глубокий мешок. Эти авокадо на экспорт, значит, должны быть один к одному, ни пятнышка, ни трещинки. Главное – чтобы были одного размера, именно такие плоды предпочитают супермаркеты. За день работы я прошёл один ряд деревьев. Этих рядов было ещё так много!

Вечером в доме Бермудаса мы ели авокадо и слушали военные марши. Фермер оказался крупнейшим в Перу коллекционером маршей. У него были даже советские марши – «День Победы» и «Прощание славянки».

– Ты говорил, у тебя есть фальшивые соли. Покажи, – обратился ко мне фермер. Он взял мою купюру в 100 солей и приблизил к носу. – Ха-ха-ха! Такого даже я не видел! Смотри, как перекосило бедного Хорхе…

На купюре был изображён портрет учёного Хорхе Басадре, написавшего «Историю Республики», 16-томный труд об истории Перу.

– Потри сеньора Хорхе пальцами – чувствуешь фальсификацию?.. Ха-ха!.. Вот что, я поменяю твою купюру на настоящую. А эту оставлю себе на память. Потом продам дороже, как раритет.

В день, когда я уезжал, Бермудас вручил мне мешок плодов и пообещал: если приеду ещё раз, он поделится со мной рецептом самогона из авокадо.