Севастополь, лихие девяностые. Зарплата 200 долларов в месяц считалась очень приличной, а на вопрос «что такое счастье?» многие отвечали: получать штуку баксов.
При этом заветную штуку получали немногие из немногих. Она стала эквивалентом счастья, позволяла безбедно жить минимум полгода. За штуку можно было сделать ремонт в квартире по самым высоким стандартам или купить подержанную, но приличную иномарку, приодеться всей семьёй, год не вылезать из ресторанов, переспать с сотней девушек модельной внешности – это если хромает самооценка.

В те времена я был офицером в звании подполковника и получал денежное довольствие, равное 230 долларов США. Однако его не выплачивали по пять-шесть месяцев. Выживать помогали офицерский продовольственный паёк да ещё друзья.

У меня было два успешных друга – бизнесмен Валера, афганец, и Гоша Зверев, в недавнем прошлом сослуживец, а ныне авторитетный предприниматель, или, попросту говоря, бандит. Оба друга ездили на «шестисотых мерсах», ходили в пахуче-скрипучих турецких кожанках, из которых извлекали лопатники, время от времени выдавая мне дружескую материальную помощь.

Интеллектуал Валера при этом говорил:
– Служи, терпи, не суйся в бизнес, пиши стихи. Всё зыбко. Возьму к себе, а завтра меня завалят. И куда пойдёшь? Служи! Верю, всё образуется.

Брутальный Гоша покровительственно цедил с юмором:
– Вот тебе, Вовчик, на селёдку. Появится тема – позвоню.

Тема в нашем флотском городе была в основном одна – скоммуниздить то, что плохо лежит.

Дождливым ноябрьским вечером мне позвонил Гоша Зверев.

– Вовчик, забегай прямо сейчас. Кажется, наклёвывается тема.

По стеклу барабанили ледяные капли, от штормового ветра гнулись пожухлые акации.

– Тут такое дело, Вовчик. «Тамань» знаешь? Ржавеет у причала, бесполезное корыто. Но возник покупатель из Москвы, готов по звонку прилететь, оформить и забашлять. Выход на их начальство нужен. Пошурши. Найдёшь – получишь штуку баксов без разговоров.

«Тамань» знаю, когда-то даже ходил на ней, но выход на начальство?.. Здесь  командира корабля мало, как минимум нужен командир дивизии или хотя бы начштаба. Но как к ним подкатить с таким предложением? Ага, Виталик! Он флагманский врач соединения, обедает с начштаба в одном салоне. К тому же Гоша сам знает Виталика. Так я Гоше и сказал, хотя при этом потупился – не моя в итоге оказалась тема.

– А что? – оживился Гоша. – Виталик, точно. А ты чего сник, боишься, что пролетаешь? Не бойся, Вовчик, в случае успеха твоя штука ждёт тебя, ты её заработал. Время такое, иным терпилам год надо корячиться за штуку, а можно вовремя родить идею – и в дамках. Ну, давай ещё по одной – и по хатам. С Виталиком сам свяжусь.

Через несколько дней раздался звонок.

– Ну что, Вовчик, кажется, срастается! – торжественно провозгласил Гоша. – Сауну «Алиби» знаешь? В девятнадцать часов подгребай, познакомлю с москвичом. Тёлок не будет, мероприятие деловое. Жду.

Московский бизнесмен оказался худощавым человеком лет сорока пяти.

Для начала познакомились, пропустили по паре рюмок, преломили жареную курицу.

В этот миг в сауне появился Виталик, дрожавший от волнения, в новеньком шерстяном костюме-тройке и лакированных штиблетах. На Виталика все воззрились как на инопланетянина. Потом он признался, что надеялся произвести впечатление, – а вдруг его возьмут на работу в Москву или здесь представителем, и можно будет свалить с флота, и начнётся новая жизнь.

По мере того как общались и выпивали, обстановка становилась всё более домашней. И богатый москвич оказался нормальным мужиком, и Гоша подобрел, и Виталик доложил, что завтра вместе можно идти к начальству.

Спустя две недели снова позвонил Гоша.

– Заходи, Вовчик, мэкнем водочки под печёную кефаль. Есть хорошие новости.

На лоджии после первой рюмки Гоша вручил мне конверт.

– Твоя штука баксов. На селёдку – ха-ха!

Пятьсот долларов я сразу отдал жене; через несколько дней она собиралась уехать с сыном в Петербург на зимние каникулы.

– Ого! – изумилась жена. – Слушай, а больше там у Гоши тебе никаких тем не светит? Я же тебе русским языком говорю – увольняйся, пока не поздно. Люди делом занимаются, а ты… Правильно Гоша говорит: терпила, поэт. Страдаешь фигнёй, а надо содержать семью, сына растить. Подумай до нашего приезда. Тереби Гошу, тереби Валеру, пускай пристраивают. Тоже мне друзья.

В тот же миг я подумал, что правильно поступил, не отдав супруге всю штуку.

Деньги мне пригодились и в новогоднюю ночь, в люксовской сауне, и в Рождество на горнолыжной базе на вершине горы Ай-Петри, и на старый Новый год в космической тарелке прилепившегося на скале над самым морем пустого элитного санатория, где в сезон номер стоил двести долларов в сутки. Везде были – и шампанское с водкой, и модельные кобылы с длинными копытами. И было такое чувство, что не всё так плохо и жизнь наладится, несмотря ни на что.

И ещё я случайно оказался на Приморском бульваре в тот самый миг, когда буксир выволакивал из бухты беспомощную ржавую «Тамань». Сердце сжалось, но я подумал, что если бы не мы, умирающий «пароход» всё равно купил бы кто-нибудь другой.

В тот же вечер мне – тоже случайно! – попался на глаза журнал, открыв который я увидел пустую лесную поляну с разбросанными на ней поленьями. И было такое чувство, будто всю огромную поленницу только что погрузили в грузовик и куда-то вывезли. Под фотографией красовалась надпись: «К сожалению, распродажа Родины закончилась».

Спустя несколько лет узнал, что интеллигентного москвича Евгения Валерьевича расстреляли вместе с компаньоном на Кипре в гостиничном номере. С бизнесменами были две московские модели, их тоже завалили за компанию.

Гошу взорвали прямо в его крутой тонированной тачке, но он выжил, отошёл от дел, занялся собирательством лекарственных трав. А недавно неожиданно умер ночью, во сне.

Виталика так никто и не взял на работу – ни в Москву, ни торговым представителем. Уволившись с флота, он осел планктоном на маленький оклад в государственной флотской конторе. И поныне там сидит.

Штука баксов для народа так и осталась штукой, как аравийский мираж. Мало кто и сейчас в российской глубинке в месяц получает такие деньги.

Ну а я стал писателем и написал, кроме прочего, этот рассказ о девяностых. И военная пенсия, до которой мне так советовал дотянуть друг миллионер-десантник Валера, до сих пор приходится весьма кстати.