Только вы меня не выдавайте
29.05.2022 16:54
Вышла наша раскрасавица на улицу – и сразу в грязь

Только выЗдравствуйте, дорогая редакция! Спасибо, что напечатали письмо о моей любимице – собачке Мимише. Расскажу о ней ещё.

Когда мы впервые приехали вместе с ней к родственникам в посёлок, местные дети смотрели на неё как на чудо чудное, диво дивное. Детей этих было шестеро, мои племянники и племянницы – белоголовые, ясноглазые, круглолицые.
Местные волкоподобные собаки в домах не жили – или на цепи во дворе сидели, или свободно бегали, как дикие. А тут маленькая кудрявенькая белая живая игрушечка, видимо, по ошибке названная собакой. Разве собаки такими бывают? Она и не лает практически, на руках сидит, шоколадные конфеты ест, и зовут её не по-нашему – Мими.

И вот все давай Мимишу к себе приваживать: каждому хочется её на руках подержать, потискать, погладить, поцеловать, к груди прижать. А мой младший брат считал себя её настоящим хозяином – мать и сёстры не в счёт, – так что ругмя ругался с роднёй, вырывал собаку из рук мальчишек и девчонок, говоря, что она его и только его, никому не даст, руки прочь от Мимиши.

Отцом моих племянников и племянниц был дядя Миша. Услыхав имя собаки, он обиделся. Пришлось объяснять, что совпадение случайно: назвали щеночка Мими, а потом появились всякие производные от этого имени: Мимиша, Мимишка, Мимишечка… Но всё равно, услышав «Мимишка», он недовольно морщился.

С едой там было раздолье: и парное молоко, и разнообразная речная рыба, которую ловил дядя Миша, и вкуснейший белый хлеб в больших буханках с наплывающей по бокам корочкой. А в городе мы питались скромно. Мама ухитрялась нас троих кормить на свою небольшую зарплату. Впрочем, почему троих? Четверых. Троих детей и одну собаку. Мясо у нас на столе появлялось редко, его и в магазине было не купить, а если чудом завозили, то за ним выстраивалась огромная очередь.

Однажды мама вывела Мимишу погулять. Бежит наша красавица так изящно, хвостиком виляет, ушками потряхивает. Тут проезжает грузовая машина, в кузове которой сидит солдат. Глядя на Мимишу, он вдруг бросает ей огромный шмат варёного мяса… Мама не успела ахнуть от удивления, как кусок уже исчез в Мимишиной пасти. Как он вошёл в её маленький желудок, непонятно, но ведь вошёл же. Собака, радостная, побежала дальше, а мама стала грустить: вот если бы такой кусок оказался на столе у детей… Ну, ничего, зато собака сыта.

Собака всегда была сыта. Мы не жалели для неё ничего. Если еды было мало, я просто жевала кусочек хлеба, и эту жёваную массу Мимишенька охотно поедала.

Мимиша, несмотря на домашнее воспитание, дорвавшись до улицы, порой вела себя по-свински. Однажды мы её искупали, шёрстка стала совсем чистой, шелковистой, кудри завились с новой силой – раскрасавица, да и всё тут. Только вывели Мимишу погулять, как она тут же, во дворе, нашла какое-то полуразложившееся вонючее месиво неизвестного происхождения и стала в нём валяться. За считаные секунды от чистоты и красоты не осталось ни-че-го. Еле оторвали собаку от этой гадости, увели домой и опять стали мыть. Спрашивается: зачем это делали в первый раз? Хватило бы второго.

Где-то я читала, что почти все современные породы собак произошли от шакала, и только немногие от волка. А шакалы, как известно, падальщики. Видимо, стремление подъедать всё что можно у наших собак в крови. Мимиша не была исключением: она постоянно что-нибудь подъедала. Нравится мне это слово: оно смешное и точное. Можно ведь сказать «ела» или «подбирала», но «подъедала» лучше. Выйдешь из подъезда, а Мимиша уже летит во весь опор к какой-нибудь едва видимой нам точке и начинает нюхать, грызть, лизать. Идёшь к ней, бежишь, кричишь: «Брось!» – но собака уже успела…

Пару раз я брала с собой Мимишу в школу, где учила четвероклашек-пятиклашек русскому и литературе. Каждый месяц у нас проходило какое-нибудь мероприятие, порой с участием родителей. Мне нравилось работать в школе, учеников своих я любила, они ко мне тоже тепло относились. Это тепло распространялось и на Мимишу – собака детям явно нравилась. И когда раскрасавица наша родила трёх щенков – убежала-таки раз с кавалером, – абсолютно разных и по окрасу, и по габаритам, и по форме мордуленции, то за ними выстроилась очередь желающих усыновить.

С щенками Мимиши связана одна анекдотическая история. Мой брат в детстве был большим выдумщиком, любил сочинять всякую всячину. Будучи совсем маленьким, он насмешил нас тем, что, получив от мамы витаминки на себя и сестёр, тут же вернулся и сказал:
– А они не хотят, – и положил витаминки себе в рот.

Став постарше, шутил масштабнее.

Мама в то время была куратором какой-то группы на физмате, активно помогала студентам с устройством в общежитие, стипендией и другими важными делами, а те часто заглядывали к нам домой, чтобы поговорить с ней о своих проблемах. Как-то раз дома находился только брат-подросток, и пришла очередная студентка, осталась ждать маму. Братец напоил её чаем и стал разговоры разговаривать. Речь зашла о Мимише. Студентка спросила, есть ли у собаки щенки.

– Были, – ответствовал коварный мальчишка, – Мимиша постоянно их рожает, а мама – только вы меня не выдавайте! – продаёт их в корейский ресторан в Менделееве.

Девушка была так шокирована, что не могла вымолвить ни слова. Как? Уважаемый преподаватель, наш любимый куратор, и вдруг такое?.. Она засобиралась и ушла.

Вернулась мама, и наш хитрец приступил к исполнению второй части своей каверзы.

– Мама, – вкрадчиво начал он, – я тебе кое-что хочу рассказать, только ты пообещай, что не выдашь меня и не будешь ругать.

Заинтригованная мама, ещё не представлявшая, на что способен её любимый сын, немного поколебавшись, пообещала. И ей была рассказана абсолютно дискредитирующая история о студентке.

Надо ли объяснять, что потом испытала бедная мама и какими глазами на неё смотрела та девушка? Они обе были связаны словом, которое дали моему братцу. Не знаю точно, что испытывал он – праздновал ли победу, злорадствовал ли, усмехался ли про себя или, может, чувствовал лёгкое раскаяние. Но если бы его взросление проходило только под знаком обмана и авантюры, он не стал бы тем отзывчивым, великодушным человеком, каким я его знаю теперь.

В школе я проработала всего два года. В то благословенное советское время нужно было после окончания вуза обязательно оттрубить три года по распределению, но у меня сложилось по-другому. Хотя в школе было интересно, я чувствовала, что этого мало. И когда мой бывший руководитель дипломной работы, ставший ректором Нижневартовского пединститута, случайно встретившись со мной, предложил поработать у него на кафедре, я обрадовалась и согласилась. Ему пришлось долго уговаривать директора школы, чтобы тот меня отпустил: директору не хотелось терять инициативную учительницу, полную сил и задумок.

Я переехала в Нижневартовск и стала работать там ассистентом кафедры русского языка. Была одна, без родных, без своей Мимиши. Новая жизнь мало-помалу захватила меня, со студентами оказалось интересно, вдобавок приходилось всё время учиться самой, восполнять пробелы в знаниях. Но от взрослых учеников не было такой эмоциональной реакции, как от детей, и порой меня это раздражало. И здесь хотелось большего. Потому предложение поступить в аспирантуру пришлось как нельзя кстати: я могла расти дальше, заниматься исследованиями.

У меня было два или три месяца на подготовку к экзаменам, я вернулась в Тобольск, усердно читала научную литературу, делала выписки, сердце моё трепетало от страха, что не поступлю. И моим отдохновением стала Мимиша. Общение с ней и дома, и на улице – вот простой способ на время уйти от проблем, от терзаний и метаний. Кто знал, что это были последние дни нашего с ней общения?

Меня в то время не было в Тобольске, я уже училась в ленинградской аспирантуре. Когда в очередной раз позвонила домой, то услышала печальное известие: Мимиша сильно болеет, брат возит её на уколы в ветеринарную лечебницу, у неё чумка, и надежд на выздоровление мало. А позвонив в другой раз, я узнала, что собаки больше нет. Похоронили её на даче, в том углу, где ничего не сажали. Её могилка там до сих пор.

Брат убивался по Мимише, рыдал, что было совсем на него не похоже. Он рос без отца и хотел казаться грубее, чем есть, всё прибивался к каким-то мальчишеским стайкам, которые то стреляли из рогаток по воробьям, то ходили на помойки бить палками крыс, то с азартом дрались. Привязанность к кудрявой белой собачке выдавала его нежную душу. Мама даже предложила ему завести другую питомицу, но он отказался, заявив, что не сможет больше никого так сильно любить.

Из письма Елены Степановой
Фото: Марина ЯВОРСКАЯ

Опубликовано в №20, май 2022 года