– Кажется, лет пять назад вы сказали, что золотое время для актёра наступает после сорока лет. И вот вам сорок.
– Да, и я начинаю чувствовать, что был прав. Пошли роли уже не просто симпатичных мальчиков, переживающих проблемы первой влюблённости, которых я переиграл достаточно. Не сочтите, что хвастаюсь, но вот Джон Кернкросс, британский офицер, мой герой в «Начальнике разведки», – это уже куда более сложный характер. И сериал «Вина», в котором я недавно снялся, тому доказательство. В нём я играю человека, потерявшего жену, отца семейства, оказавшегося в очень непростых жизненных обстоятельствах. И поверьте, играть такое гораздо интереснее. В общем, всё, что со мной сейчас происходит, правильно. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.

– Вы «росли за кулисами», поскольку сын артистки, и с ранних лет выходили на сцену. И потом, уже став взрослым, имели опыт работы в провинциальном театре. Можете сравнить тех актёров и столичных?
– Я никогда бы не позволил себе делать различия – артист провинциальный или столичный. Понимаете, актёр – профессия универсальная. В ней важно одно: веришь ты человеку на сцене или не веришь, захватывает тебя спектакль или не захватывает. А то, в каком городе это происходит, на какой площадке, совершенно не важно. Но лучше, конечно, чтобы площадка была обустроенной.

– Приходилось играть на не обустроенных?
– О, это когда мы с сестрой (Алёна Стебунова, актриса Московского театра юного зрителя. – Ред.) на ёлках подхалтуривали – играли в клубах, парках… Маме помогали и деньгу семье зарабатывали. (Смеётся.) Эх, сколько было этих новогодних приключений! И знаете, я прекрасно помню, как после первых съёмок в кино вдруг понял, что могу позволить себе не «дедморозить», не мчаться на ёлки. Уже нет необходимости в этом заработке. Должен признаться, ощущение было радостное!

– Актёрские семьи – как военные, часто меняют место жительства.
– Да, и мы кочевали с мамой по разным городам – она искала лучший театр.

– Но ведь отец ваш, кажется, не актёр?
– Не актёр. Он окончил пединститут в Барнауле. Мама тоже там училась, она вообще из семьи педагогов. У папы диплом учителя физики, у мамы – русского языка и литературы. Они познакомились в институтском стройотряде. Мама и актрисой стала совершенно случайно. Хотя разве бывают в жизни случайности, тем более такие судьбоносные? Просто в один прекрасный день она, между прочим, уже мать двоих детей, из Барнаула поехала в Новосибирск за покупками. Проходила мимо театрального училища, там стояла толпа абитуриентов. Мама спросила, чего все ждут, оказалось – идёт прослушивание. И она, тогда просто девушка Оля, тоже решила пройти прослушивание, благо знала наизусть и стихи, и басни. В общем, мама что-то прочла, спела – а голос у неё замечательный, – и ей сразу сказали, что она принята. Можно представить, какие чувства испытал папа, услышав в телефонной трубке: «Серёжа, я поступила в театральное училище. Мы переезжаем в Новосибирск». И это притом, что педагогическое будущее было уже определено, да ещё дети… Но мой героический папа собрал вещи и поехал в Новосибирск. Так и пошло: мама училась, папа работал. После окончания училища мама так же сказала: «Серёжа, мы едем в Оренбург». А папа только-только быт наладил, полочки прибил, но – что делать? (Смеётся.) Снова семья собралась – и в путь, туда, где маму ждал новый театр.

– Но раннее детство вы провели у дедушки с бабушкой в алтайской деревне. И, кстати, было бы интересно узнать, как ваши предки оказались в тех краях.
– Да, до десяти лет у меня было совершенно деревенское детство. И то, что я жил с бабушкой и дедушкой, – абсолютно нормально, никаких обид. Я на свет появился через полтора года после сестры. Маме был 21 год, а папе – 23. И вскоре после моего рождения мама пошла учиться на артистку. Поселиться пришлось в общежитии, проблем – море, а тут ещё двое детей. Понятно, что родителям было бы трудно обойтись без помощи. И я очень благодарен, в первую очередь бабушке, маминой маме. Это она своими рассказами, своим жизненным примером формировала мой характер, моё мировоззрение – мой фундамент. Впрочем, миллионы моих ровесников могут то же самое сказать о своих бабушках. Наши советские бабушки – это сила!..

А на Алтае наш род появился в начале двадцатого века. Известно, что предки по папиной линии приехали откуда-то со стороны Рязани во время столыпинского переселения народов. У меня двоюродный брат работает в органах, он однажды занялся восстановлением семейной истории, но докопался только до Рязани. А глубже – увы, ничего не известно о Стебуновых. Но, может быть, что-нибудь ещё проявится.

По маминой же линии потеряно абсолютно всё. В советское время мало кто интересовался семейным древом, вот и не осталось никаких сведений. А было бы очень интересно узнать, какие крови в нас намешаны. А их много! Может, и какая-нибудь кавказская есть – внешность на это намекает. (Смеётся.) Алтайская, монгольская есть точно.

Я на родине, на Алтае, к сожалению, давно не был. В тех краях из живых осталась только папина мама. Конечно, надо бы навестить, но жизнь складывается так, что это возможно только с оказией. Пока её нет.

– А родители – в Новосибирске?
– Нет, они уже много лет москвичи. Мама давно ушла из профессии и сейчас поглощена внучкой, дочерью моей сестры. За своих будущих детей я спокоен – бабушка у них будет классная! (Смеётся.)

– Это важно.
– Ещё как. Но, знаете, хочу ещё добавить о моём детстве на Алтае. Простор, тишина и малолюдье тех мест приучили меня к молчанию, может быть, даже к чрезмерной замкнутости. Наверное, для моей профессии это не лучшее качество, но я рад, что рос именно там. А потом, когда переехал к родителям в город, понятно, главной средой моего обитания стала улица. Нормальное, счастливое мне досталось детство, но, честно скажу, уж очень было много свободного времени. Чуть-чуть бы добавить туда ещё всякого-разного – полезного, расширяющего кругозор. Жаль, что этого не было. Сегодня я знаю семьи, в которых плотно занимаются образованием детей, и мне бы очень хотелось посмотреть на результат. Думаю, он будет отличным. И когда у нас с женой появится ребёнок, мы постараемся, чтобы уже в детстве он получил приличный багаж знаний.

– После развода с актрисой Мариной Александровой вы несколько лет ходили холостяком. А потом встретили Елену.
– Мне тогда было тридцать шесть лет, и я, честно говоря, уже привык к холостяцкой жизни, но да, случилась эта встреча. Лена работала в банке, я пришёл туда решать свою проблему, вышла девушка, очень красивая, проблему решила – и я попросил номер её телефона. На следующий день позвонил и пригласил на свидание, причём на рыбалку. (Смеётся.) Не каждая девушка такое приглашение примет, а она согласилась. И я тогда понял – мой человек! Кстати, задолго до нашей встречи Лена видела меня на сцене «Современника» в спектакле «Горе от ума». Я играл Чацкого. Она жила тогда в другом городе, с друзьями приехала в Москву, и они решили сходить в театр. Было это лет пятнадцать назад. А потом судьба нас вот так свела второй раз. Кстати, я не сразу сделал предложение – привык, как я уже сказал, к холостой жизни, но всё-таки однажды созрел для этого решительного шага. (Смеётся.) И правильно сделал, потому что жизнь сразу изменилась в лучшую сторону – в бытовом и во всех других смыслах. Свадьба у нас была скромная, мы на неё пригласили только самых близких. И вот уже четыре года я – женатый и счастливый человек.

– Ещё до встречи с Еленой вы в одном интервью говорили: не хочу, чтобы будущая жена работала.
– Правильно. И Лена уволилась из банка по моей просьбе. Я в этом смысле придерживаюсь патриархальных взглядов. Плюс у меня же график такой… плавающий. Мы с женой по полгода можем жить в поездах. Она ездит со мной на все съёмки, а иногда и на гастроли со спектаклями. Одним словом, мы то в разъездах, то дома, в Москве, когда у меня в «Современнике» идёт по нескольку спектаклей в месяц. Но я не люблю подолгу задерживаться на одном месте, мне дома скучно. (Смеётся.)

– А с кем же остаётся ваша любимая кошка Офелия? Или у нас о ней неверные сведения?
– Верные. (Смеётся.) У нас есть и Офелия, и прекрасный кот Фима. Когда мы с женой уезжаем, они отправляются на побывку к тёще, так что за ними есть кому присмотреть. У нас в семье вообще все абсолютные кошатники.

– А кот Фима – тот самый, который снимался с вами в каком-то фильме? Помню, мелькало что-то такое в прессе.
– Ну да. Его приобрели для одного эпизода в фильме «Стикер», премьера которого недавно прошла. Котёнок был – чудо! Белый британец. Совсем крошечный. Его купили специально для съёмок, а куда дальше деть – не подумали. В середине смены я почувствовал на площадке какое-то волнение – куда же мы денем кота? И я сказал, что заберу. Смена была долгой, я приехал домой под утро, разбудил жену и показал котёнка. Сказал – не волнуйся, мы его обязательно пристроим, я напишу объявление в «Инстаграме». А она посмотрела на него и говорит: давай не будем никому отдавать, я хочу его оставить. И всё – теперь у нас есть потрясающий кот Фима, замечательный пацан, который всегда нам будет напоминать о фильме «Стикер».

– В начале разговора вы упомянули сериал «Вина», в котором у вас, как и в «Стикере», главная роль. Снимали в подмосковной деревне?
– Не в подмосковной, а в тверской, под Торжком. И более красивого места я в своей жизни не встречал. Деревня крохотная, всего несколько домов, рядом речушка. Райские места! В одном из домов, стоящем как раз на берегу, проходили съёмки – в нём жил мой герой с детьми. Настоящие хозяева на это время съехали. А в соседнем доме жил мужчина, и мне запомнился один разговор с ним. Говорю ему: «Как же у вас хорошо! А давно вы здесь живёте?» – «С девяносто первого года». И на меня такое нахлынуло! Представляете: тогда всё в стране летело в тартарары, вокруг всё рушилось! А он оказался в этом чудном месте и просто жил в окружении этой красоты! Я от этого разговора сильные эмоции испытал.

– Может, и у вас с Еленой потом в этом месте будет стоять домик?
– Будет, будет…

– Как-то раз я брала интервью у Марата Башарова, он сказал, что дружба между актёрами – редкая штука. Скажем, собирается команда, люди снимаются в длинном сериале, и кажется, стали одной семьёй, а съёмки закончились – и все разбежались.
– Не соглашусь. И между актёрами после совместной работы случается дружба. Ну если не дружба, то добрые отношения. В этом актёры ничем не отличаются от других людей. На каждом проекте участники съёмочной группы действительно сближаются, и происходит – как с золотым песком. Ты его просеиваешь, просеиваешь – иногда ничего не остаётся, а иногда выпадает самородочек, бриллиантик. И ты потом поддерживаешь с этим человеком или несколькими людьми добрые отношения, поздравляешь с днями рождения, радуешься встречам. Назвать это дружбой, наверное, слишком громко, но хорошим товариществом – да. Вот буквально вчера я с Димой Харатьяном разговаривал. Настолько хороший, добрый человек! Дима может мне позвонить с какой-нибудь просьбой, например, недавно попросил участвовать в дипломной работе его сына, и я, конечно, согласился. Уверен, он мне тоже в помощи не откажет, если я к нему обращусь.

– В нашем разговоре уже не раз упоминался «Современник». Вы семнадцать лет служите в этом легендарном театре. Из них пятнадцать – при Галине Борисовне Волчек. Какой она вам запомнилась?
– Строгой, требовательной в работе и при этом удивительно сердечной. Театр был её настоящей жизнью, а все, кто в нём работал, чувствовали на себе её заботу. Когда мы уезжали куда-нибудь на гастроли, первое, чем Галина Борисовна интересовалась, – тем, как мы устроились, какая у нас программа, какие суточные. И каждый в театре, кто работал при Галине Борисовне, может вспомнить не один случай, когда она помогала в самых разных обстоятельствах. Вот мой пример. Я был в Самаре на гастролях, причём не со спектаклем «Современника», а с антрепризой, и там у меня произошли серьёзные неприятности с лёгкими. Пневмоторакс. И буквально за семь минут Галиной Борисовной было организовано всё для моего спасения. Операцию могли сделать и в Самаре, но меня перевезли в Москву, и прекрасный хирург Евгений Тарабрин, единственный у нас в России, кто делает операции по пересадке лёгких, меня прооперировал. Я лежал в НИИ Склифосовского в отдельной палате. И это бесплатно! На обходе ко мне обратился сам Тарабрин и сказал: «Ваня, пожалуйста, пусть мне больше никто не звонит. Ведь всё хорошо, правда?» (Смеётся.) Это Галина Борисовна звонила ему каждый день – волновалась за меня, спрашивала, как проходит лечение. Вот такая она была.