Не помню, кто из нас первым проник на крышу родной пятиэтажки, но идея сразу всем понравилась. Обшарпанная металлическая лестница, люк, обшитый листовым железом, скрывавший таинственный мир, куда вход был запрещён, но почему-то круглые сутки оставался открытым. Это был ещё старый мир без пломб и замков; всё это появится десятилетия спустя.

Сначала нас встречал деревянный слуховой «скворечник», сквозь доски которого просвечивало небо, затем расстилалось поле рубероида, иссечённое голубиным помётом. Я смотрел на крышу родного дома, и она казалась поверхностью негостеприимной планеты с запёкшимися лавовыми выбросами и остатками метеоритных бомбардировок. Обычно мы бегали на крышу покурить.

Самым большим кайфом считалось усесться поближе к краю с дефицитными сигаретами – «Космос» с ментолом или «Золотое руно» – и обозревать открывающийся простор с высоты своего возраста. Иногда компанию нам составляли девчонки, но они боязливо жались ближе к скворечнику. И лишь одна усаживалась рядом, а порой даже свешивала ноги в пропасть, и уже нам приходилось оттаскивать хрупкую барышню от края крыши.

Чича считалась в нашем дворе самой странной девчонкой. Она жила в Дубоссарах с мамой, а сюда приезжала каждое лето к бабушке. Вообще-то её звали Викой, но пацаны быстро переиначили имя на Чечевику, а потом сократили прозвище до Чичи. Другие девчонки её сторонились, и Чича, спасаясь от одиночества, постоянно слонялась с нами и скоро превратилась в настоящую пацанку, свою в доску подругу.

Она не хуже нас умела поливать матом, курила, играла в карты, таскалась с нами по злачным местам. Помню, как мама одного приятеля ходила жаловаться к Чичиной бабушке. Орала на весь двор, что эта оторва плохо влияет на мальчиков.

Высокая и худая, как облезлая кошка, Чича обожала поправлять свои густые чёрные волосы, постриженные под каре. Она немного смахивала на цыганку, если бы не огромные синие глаза, мертвенно-бледная кожа и прямой острый нос. Другие девчонки считали, что мать Чичи – деревенская колдунья. Хотя отказывались дружить с ней не только по этой причине. Рядом с эффектной Чичей любая обладательница стандартных косичек сразу превращалась в унылый манекен, а это, как выяснилось, хорошо чувствуют даже 13-летние дамы.

Признаться, мы с пацанами тоже побаивались Чичу и по этой причине никогда её не задирали, а уж о распускании рук не могло быть и речи. Девчонки говорили, будто у Чичи «ведьминские глаза», и в этом была своя правда. Она могла посмотреть таким пронзительным взглядом, что у охальника сразу пропадало желание даже думать о гадостях.

Чича умела гадать на картах, а ещё безошибочно угадывала любую карту в колоде. Но не любила это дело. Всегда говорила нам, что это просто фокусы, обычная ловкость рук. Иногда Чича путалась, называя неверные карты, но по выражению её лица я догадывался, что она просто устала от этого цирка и хочет снова стать обычной девочкой.

Одно время и парни, и девчонки нашего двора увлекались довольно странным занятием – усыплением товарища. Делалось так: испытуемый в течение двух-трёх минут усиленно приседал, затем поднимался, задерживал дыхание. В этот момент один из нас резко жал ему на грудную клетку движением, напоминающим непрямой массаж сердца. Усыпляемый со свистом выдыхал воздух и на несколько секунд впадал в сонный паралич. Падал ничком, тело бережно подхватывали товарищи и укладывали на скамейку.

Много раз я сам становился «засыпавшим», но ни разу полного паралича не испытал. В лучшем случае возникало чувство прострации, когда ты несколько секунд не понимаешь, что происходит вокруг, но чаще было просто приятно, когда тебя аккуратно укладывают чьи-то руки, в том числе и девичьи. Но и здесь Чича однажды проявила себя.

– Что-то вы слабовато давите, – хмыкнула она, когда вновь подошла моя очередь «усыпляться». – Дайте я попробую.

Я послушно отприседал своё, задержал дыхание, и Чича со всей силы вдавила мою грудь острыми ладошками, глядя мне прямо в глаза. Я выдохнул остаток воздуха из лёгких и… Ничего не помню. Это был единственный раз, когда я действительно заснул. Точнее, впал в странное состояние: одновременно спал и бодрствовал, слышал и видел всё, что пацаны и девчонки говорили, но как бы со стороны. Мне даже казалось, что параллельно с наблюдением реальности снился какой-то сон – уж не знаю, как это возможно.

Вывели меня из сомнамбулического состояния лишь спустя пятнадцать минут. Открыв глаза, я долго соображал, где нахожусь.

– Ни фига себе! – присвистнули друзья. – Чича, да ты и впрямь колдовская девка.
– Сами вы такие, – откликнулась «ведьмочка». – Нужно просто правильно нажимать на грудную клетку.

Всё-таки она очень старалась быть «нормальной».

У Чичи имелась ещё одна странность, которая нас всегда воодушевляла: подруге постоянно везло на деньги. Куда бы мы ни пошли, Вика обязательно находила на земле мелочь, а иногда даже рубли.

Но больше всего на свете Чечевика любила воду. Когда мы шли купаться на речку, её было не вытащить из водоёма. Как-то раз, устав уговаривать Чичу, мы плюнули и отправились домой. Поднялись на пригорок и увидели, как она всё ещё стоит в реке, проводит по воде рукой. Чича любила, когда водоросли вокруг струятся под напором течения. Где-то вдалеке грохотало и хмурилось небо.

– Давайте вытащим её, – предложил я. – Молнии сверкают. Попадёт ведь дура под грозу, не дай бог что-нибудь случится, с нас потом и спросят.
– Это скорее в тебя молния угодит, а с Чичей ничего не случится, – хмыкнул Лёха. – Её и со дна моря вынесет.

С тем и потопали домой. К слову, гроза тогда так и не случилась.

Чича испытывала влечение к заброшенным домам, старым опустевшим баракам, которые тогда ещё были рассыпаны по всему городу. Мы любили лазить по расселённому жилфонду, но на Вику эти мрачные опустевшие стены производили особое воздействие. Её и без того большие глаза раскрывались ещё шире, дыхание учащалось. Чича бродила между старыми кроватями, перешагивая через полусгнившие матрасы и прочий хлам, и повторяла: «Здесь жили люди… Мама и две девочки. Я чувствую».

– Чича, как ты всё это делаешь? – однажды пристал я к подружке. – Как чувствуешь? Ты что, и впрямь ведьма?
– Дурак, – надулась Чича.
– Да ладно, мне просто интересно.
– Моя мама не ведьма, – немного оттаяла девчонка. – И бабушка не ведьма. Это ваши дуры как разнесли, так и повелось. Раньше я жила у другой бабушки, там, в Молдавии. Она учила меня просто внимательно слушать и понимать всё вокруг: как течёт вода в реке, как кричат птицы, как туман стелется по вечерам. Говорила, что у всего есть своя тайна, и если просто внимательно слушать природу, она тебе рано или поздно откроется.

Пацанам особенно грело душу то, что хрупкая красавица Чича, в отличие от наших приторных девиц в юбочках-варёнках, слушавших Дитера Болена и «Мираж», предпочитала настоящую музыку – «Кисс», «Металлику», «Акцепт». У Чечевики имелась классная стереосистема «Вега», и, когда она приезжала летом, начинался сезон бесконечного переписывания кассет.

Тем августом мы сидели у неё дома и тоже что-то переписывали. Чича собиралась домой в Дубоссары и жаловалась, что ей ужас как не хочется в школу, а её семья собирается скоро переезжать в Кишинёв. Чужой город, одиночество и неопределённость. Но я смотрел на Чечевику и слушал вполуха, потому что мира, в котором мы радовались нехитрым детским шалостям, больше не существовало.

Худая нескладная пацанка Чича за лето приобрела округлые формы там, где нужно, и я впервые взглянул на неё совсем другими глазами. Она всё ещё напоминала ошпаренную кошку, которая когда-то перенесла сильную боль, но постепенно привыкла к людям, любившим её и не отторгавшим.

– Ты вернёшься следующим летом? – спросил я Чичу.
– Даже раньше, – поведала подруга. – На зимние каникулы, 27 декабря.
– Здорово. Напишешь новый адрес?
– Пока не знаю его, – вздохнула Чича. – Зайди осенью к бабушке, она передаст. И вот, это тебе.

Вика протянула мне самодельный значок группы «Айрон Мэйден», логотип которого был красиво вышит красными нитками с золотым отливом.

– Класс! – восхитился я. – Сама делала?
– Да, тебе на память. Пусть он тебя бережёт.
– «Мэйдены» сберегут? – рассмеялся я. – Что-то новенькое. Ладно, счастливого пути, – я чмокнул Чичу на прощание. Пытался в губы, но девчонка увернулась и подставила лишь щёку.

Много раз я рисовал в воображении нашу следующую встречу, представлял, куда пойдём гулять. Нет, шататься по чепыжам больше не будем – зайдём в кафе, потом на дискотеку. И вот там я уже раскрою все карты, возьму неприступную Вику штурмом. Даже в ежедневнике вывел под 27 декабря: «Приезжает Чича. Зайти в 18.00».

В ночь перед 27 декабря так и не смог заснуть. А вечером, одевшись в модную вельветовую куртку, зашёл в подъезд, где жила Чичина бабушка.

Дверь открыли незнакомые люди.

– А Вика дома?
– Какая Вика? – не поняла хозяйка. – Здесь нет никакой Вики.
– Извините, а можно поговорить с Неониллой Михайловной?
– Такой тоже нет.
– А куда она переехала? – растерялся я.
– Понятия не имею, – развела руками женщина. – Мы въехали сюда два месяца назад. Попробуй узнать в паспортном столе.

Так я понял, что тем августом виделся с Чичей в последний раз. Но вспомнить о странной подруге спустя несколько лет заставил один случай.

Осенью 1993 года в Москву впервые с концертами приехала группа «Айрон Мэйден». К тому времени я уже остыл к тяжёлой музыке, но такой случай нельзя было упускать хотя бы из чувства ностальгии. К сожалению, никто из нашей старой дворовой банды не составил мне компанию, и я поехал на концерт один.

Перед этим покопался в залежах вещей, оставшихся с детства, и выудил Чичин значок. Нахлынули воспоминания. Всё-таки если и ехать, то при полном параде.

В Москве на переходе значок, который я приколол к лацкану джинсовой куртки, отстегнулся и провалился в решётку уличного стока. Я присел, прикидывая, смогу ли достать его, но понимал, что это бесполезная затея. Спустя несколько секунд чья-то иномарка вылетела на пешеходный переход и врезалась в багажник запаркованной рядом «Лады». Если бы не заминка со значком, я бы оказался у неё на пути.

Часто думаю: видела ли Чича, что со мной произойдёт, или же просто вручила безделушку на память, следуя каким-то своим смутным предчувствиям? Так или иначе, прощальный подарок самой странный девочки на свете сделал то, ради чего был вручён.

Иногда мне кажется, что Чича где-то рядом и всё ещё бережёт меня сквозь другие времена, чужие города и километры, которые нас по-настоящему никогда не разделят.