Воспитанная в православной семье, где бабушка вместо сказок пересказывала жития святых, я не стала хорошей христианкой, но заинтересовалась сразу всеми религиями одновременно. Можно сказать, погружение в них стало моим хобби. Я заглянула в храм староверов, в костёл, побывала на языческом празднике и, наконец, основательно увлеклась иудаизмом.

Конечно, дело не обошлось без влюблённости в одного симпатичного еврея, но она прошла, а интерес к иудаизму остался. Я читала Талмуд, покупала диски с лекциями раввинов, изучала иврит, штудировала религиозные традиции этого народа.

Считаю, все религии – дороги к единому Богу, но кому-то подходит один путь, кому-то другой. Например, сейчас много русских мусульман, значит, они нашли для себя в исламе нечто близкое.

В синагогу я не решилась пойти сразу, сначала прогуливалась рядом с ней и только через пару дней переступила порог. Для уверенности придумала себе легенду – якобы одна из моих бабушек была еврейкой, но документы, подтверждающие это, не сохранились. Покрасив волосы в рыжий цвет, ощутила себя ашкенази (этническая группа евреев из Центральной Европы. – Ред.).

А в синагоге оказалось уютно. Для женщин предназначался второй этаж, откуда можно следить за службой. Тут стояли скамьи и шкафы, набитые молитвенниками. Я с интересом наблюдала за поведением настоящих евреек и подражала им. Обычно женщины наполняли балкон в шабат, а я приходила в любой день и порой молилась в одиночестве, правда, на первом этаже всегда находились мужчины.

Одевалась я так, как ходят в церковь, – длинная юбка, скромная кофта, платок. Синагога была хасидской (религиозное течение в иудаизме. – Ред.). Хасиды оказались весёлым народом, иногда во время богослужения могли устроить пляску, это считалось выражением религиозной радости.

При синагоге были бесплатные курсы изучения религии и иврита, куда я и записалась. Община жила своей жизнью, после богослужения здесь отмечали праздники, даже давали небольшие концерты. Во время застолья мужчины и женщины сидели за разными столами. И я вместе с ними.

Дома пыталась готовить кошерную пищу. Мясо нужно основательно вымочить, чтобы в нём не осталось крови. Вот я и вымачивала. Говяжья печень становилась жёсткой как подошва. Иногда меня тянуло купить сало – продукт вопиюще не кошерный, но я боролась с прежними привычками.

Я отправилась в раввинат, чтобы подать документы на гиюр. Это обряд принятия иудаизма. Там увидела у сотрудника предубеждение: не еврей проходит гиюр, только чтобы получить возможность репатриироваться в Израиль. То есть сразу подразумевался корыстный мотив. Меня обидело такое недоверие.

Главным камнем преткновения стала рекомендация от религиозного еврея или еврейки. По идее, я должна была завязать тесную дружбу с женщинами из общины, чтобы кто-нибудь мог поручиться за меня.

Раввин из синагоги пояснил:

– Требуется не просто соблюдать традиции. Если ты не знаешь никого в синагоге, стоишь отдельно, не интересуешься единоверцами, то не станешь своей. Иди к людям. Войти в другой народ – вот смысл гиюра.
Я должна общаться и ходить в гости, ко мне тоже должны ходить в гости и увериться в моей искренности.

Община синагоги мне нравилась, но я медленно сближаюсь с людьми. Стеснялась навязываться посторонним ради рекомендации, а искренней потребности в компании не имела. Просто потому что обычно дружу с двумя-тремя людьми, не больше. Видела, как ещё одна девушка, мечтавшая о гиюре, настойчиво общалась с пожилой еврейкой. Ходила с ней под ручку от метро до синагоги и обратно, заискивала – это бросалось в глаза.
Но я бы не смогла играть роль. Мне нужно было заинтересоваться человеком от души.

Две мои подруги-еврейки и ещё один друг жили за рубежом. Я познакомилась с ними ещё до того, как начала изучать иудаизм. Нас сблизило общение на форумах, посвящённых культуре и политике. Они бы дали мне рекомендации, но не имели права. Эмигрировали лет пятнадцать назад с Украины, а теперь жили в Израиле. Но когда я приезжала туда, они встречали меня с распростёртыми объятиями, устраивали экскурсии по стране.

Друг советовал купить у кого-нибудь рекомендацию. Я не верила, что такое возможно, а процесс затягивался.

Моя мама скорбно констатировала, что наши православные предки перевернутся в гробах, если я стану еврейкой, вернее иудейкой.

На работе мой интерес к иудаизму тоже восприняли холодно. Мои визиты в Израиль вызвали недоумение.

Через пару лет я попала под сокращение. К тому времени работа в этой организации надоела мне так же, как и лесной пригород Москвы, где снимала жильё. Переезжая на Тамбовщину, я жалела лишь о том, что ближайшая синагога оказалась за три сотни километров.

В общем, трудно русскому стать евреем.