29 июня 2011 года мой внук Владимир Петрович Стрельцов, 1989 года рождения, вернулся из армии. Радость от встречи была беспредельной, но недолгой. 9 сентября, то есть через два с небольшим месяца, он умер. Вернее, не умер, а погиб по вине врачей.

Служил Вова в Хабаровске и плохо почувствовал себя ещё там. Четыре раза лежал в госпитале, все медицинские выписки привёз. В последней выписке, датированной июнем 2011 года, не было никаких рекомендаций по дальнейшему лечению. Вова не хотел думать о болезнях, он был молод, жизнерадостен, весел, строил планы.

Но вот его стали периодически беспокоить боли в животе. Обратился в городскую больницу, но его отказались госпитализировать, поскольку у него ещё не был оформлен страховой полис. 31 августа боли стали очень сильными, он сам вызвал «скорую» и в 10 утра был доставлен в терапевтическое отделение. И с этого момента начался его путь в никуда. Знал бы мой золотой внучек, что, садясь в «скорую», он навсегда покидает родной дом.

Ему поставили диагноз «воспаление поджелудочной железы», но лечение проводили чисто символическое – возможно, опять из-за отсутствия полиса? Вова корчился от боли, но в семь вечера ещё беседовал с отцом, шутил, уверял, что его «проколют-прокапают, и через три дня он будет дома». Но никто не думал ни капать, ни колоть. Ему не назначили ни антибиотиков, ни спазмолитиков, ни анальгетиков. А он всё надеялся, что ему помогут, да и мы тоже верили в это.

К концу дня Вове стало совсем плохо, боли усилились, он промучился всю ночь под первое сентября. Отсылал родителям СМС, говорил по телефону, что ему плохо, очень плохо. Отец утром поехал в отделение, и там ему сказали, что Вову перевели в хирургию, нужна операция. Мы успокоились – наконец что-то прояснилось, нашего мальчика вылечат! Но ещё два дня никто ничего не делал, хотя парень умирал у них на глазах. Родители отвезли хирургам все армейские выписки, привезли страховой полис, но всё безрезультатно. Мой внучек оказался невыгодным пациентом. Никто из родных не догадался, что нужно договариваться об оплате операции, как делают другие больные.

Наш Вова лежал без всякой помощи, как в застенках гестапо. 3 сентября обессиленному и измученному мальчику наконец, была сделана операция. Что на самом деле увидели у него внутри хирурги – тайна, покрытая мраком. В любом случае усиленного, адекватного лечения после операции ему не назначали. Как мы потом узнали из записей в медицинской карте, начались осложнения на лёгкие, на сердце. Нам же говорили, что всё хорошо, Вова спит. Пятого числа сказали, что состояние ухудшилось. Шестого числа мне заявили, что я, мол, вырастила хилого внука – дескать, у него нет иммунитета, поэтому организм не справляется.

Мы забили тревогу. Моя знакомая позвонила заведующему отделением хирургии и получила ответ: «Кто он тебе такой, что ты о нём волнуешься?» Вовиному отцу сказали: «А где вы раньше были? Мы вообще думали, что у парня нет родственников». Но зачем врачам родственники больного, зачем? Разве от этого зависит лечение?

После звонка в краевой минздрав Вову перевели в краевую реанимацию. Было неоднократно сказано, что у него сепсис и обширный перитонит. Привезли в реанимацию в преагональном состоянии, с тяжёлой энцефалопатией, почечной недостаточностью. Это было седьмого числа, а девятого он умер, не приходя в сознание.

В качестве причины смерти записаны «полиорганная недостаточность и энтероколит». Теперь весь упор делают на этот энтероколит, а про сепсис умалчивают. В энтероколит мы не верим. Что же хирурги, когда разрезали, не увидели его? Про отсутствие иммунитета – тоже неправда. Вовин организм боролся десять суток, с первых часов он просил помощи. Где вы были, доктора? Ещё и ещё раз убеждаюсь: бесплатные пациенты невыгодны, никому не нужны. Особенно такое отношение процветает в хирургии.

Хоронили мы нашего спящего королевича. Были все в шоке, в оцепенении, в трансе. Не знали, что ему на прощанье говорить. Увидев его мёртвым, я только повторяла: «Рано тебе на тот свет, внучек, сюда стоит очередь из немощных стариков, а врачи растолкали их и вне очереди бросили тебя, молодого, в сырую, холодную могилу».

Немного придя в себя, отец Вовы написал заявление в прокуратуру, а позднее мы обратились в Следственный комитет. Проверку проводили восемь месяцев, итог – отказ в возбуждении уголовного дела. Врачи тянут время, не дают запрошенных документов или предоставляют неточные копии. Потом нам отказали в судмедэкспертизе. Мы ведь всех тонкостей юридических не знаем, а нанимать адвоката нет средств. Только и слышим: «Ничего не докажете, с врачами тяжело бороться». Да кто с ними борется? Они что захотели, то и ответили, а все проглатывают заведомую ложь.

Но ведь известно, что поступил Вова в стационар не смертельно больным. Все тяжёлые осложнения (перитонит, сепсис и прочие) начались после операции. И все эти осложнения никогда не возникают при добросовестном отношении к лечению!

Молодого, цветущего жизнелюбивого парня не стало на свете. Ему при жизни не нужны были дорогие кроссовки, одежда, техника. Он любил природу, музыку, всегда говорил мне: «Бабушка! Я буду великим музыкантом. Обо мне узнает весь мир!» Ничего мир не успел о нём узнать, а мы, его родные, узнали только нестерпимую душевную боль и огромное горе.

У меня нет вопросов к докторам, честно исполняющим свой долг. А вот тех врачей, у кого нет совести, душевного тепла, сопереживания, я спрошу: как вы уходите после смены домой, оставляя в палате пациента с безумными болями? Как дальше живёте после смерти больного, спокойно ли? Ведь вы наверняка знаете свои огрехи, понимаете, что натворили, какую душевную боль причинили родственникам.

Лечение Вовы в терапии и операция стоили в общей сложности 20–30 тысяч, а по госрасценкам и того меньше. Вот за эту сумму врачи лишили парня жизни. Когда преступник ради таких денег убивает человека, да ещё с особой жестокостью, ему дают срок от 10 лет до пожизненного заключения. А в нашем случае двум врачам вынесли выговор, заведующему на вид поставили. Разве это не кощунство по отношению к покойному и к нам, родственникам?

Вовин отец столько пролил слёз, никогда в жизни он так не плакал. А ведь он мужчина, что ж говорить о нас, женщинах. Не смогли мы защитить нашего мальчика. Мы-то живём по старинке, по человеческим правилам, потому никак не можем вписаться в систему взяток и «благодарностей», построенную нынешними медиками. А расплатился за это своей молодой жизнью наш Вова, вчерашний защитник Отечества.