Скажу честно, я совершенно не верю в заговоры мирового правительства, массовое чипирование, нашествие рептилоидов… Хотя самих рептилий очень уважаю. Не верю и в отмену пандемии из-за СВО, поэтому в очередной раз привилась от коронавируса.

Первый этап ревакцинации дался мне тяжело: ночью разболелись суставы, заломило кости, поднялась температура, ухудшилось настроение, резко потянуло к холодильнику. Но я, постанывая, стоически справлялась со всеми трудностями.

И вот в два часа ночи, в самый пик нездоровья, муж Вова вернулся домой из командировки. Он ездил в питомник хищных птиц и прихватил мне оттуда на выкармливание трёх совят – птенцов серой неясыти. Эти птенцы, когда достигают примерно месячного возраста, – сплошная милота. Кургузые, большеголовые, они слеплены из серого, всклоченного, но мягчайшего пуха. Большие тёмно-карие, почти чёрные глаза подёрнуты синеватой дымкой, как будто только-только после плача. Из-за красной «оторочки» век и неуклюжей походки совята создают впечатление вечно не выспавшихся офисных работников.

Вдобавок к умильной внешности, это очень приятные в общении птицы, они благосклонно относятся к человеку, к поглаживанию грудки, чесанию щетинок, растущих около клюва. Даже разрешают трогать свои лохматые лапы, оснащённые довольно серьёзными когтями.

Однако в тот вечер Вова привёз не только симпатичных птенцов, но и сообщение о гибели моей любимой совы Покера. Вова рассказал, что прибирался у него в вольере и выпустил полетать в лесу. Эта абсолютно ручная птица всегда возвращалась в вольер, где для неё обычно припасена пара вкуснейших крысок. Но в тот день на пути моей птички встретилась другая, более грозная, – самка ястреба-тетеревятника, которая молниеносно, из засады, поймала сову. Вова успел отогнать ястреба, но повреждения оказались фатальными.

Момент для рассказа о смерти Покера был выбран этим хитрецом самый подходящий, потому что выводок чудесных совят занял все мои мысли. К тому же в глубине организма засел, хоть и ослабленный, но коронавирус, и на слёзы, причитания и горькие воспоминания сил не осталось совершенно. А совят нужно кормить. Обязательно качественным мясом, причём непременно с костями и шерстью – для правильного пищеварения. Да ещё и щедро сдобренным сверху витаминами.

В два часа ночи найти мышей или крыс для голодных птенцов непросто. Тут-то и пригодилась моя поствакцинная сосредоточенность на холодильнике: в залежах пельменей и замороженного сельдерея я таки отыскала необходимый корм. Ещё для птиц требовалось обустроить в нашей квартире уютное гнездо, просторное, но не слишком холодное. Подстилка в нём должна быть мягкой, чтобы не повредить нежные лапы птенцов, но при этом легко очищаться при загрязнении.

В итоге совы живут в деревянном коробе на кухне возле батареи и прекрасно себя чувствуют. Я же приглядываю себе самую смышлёную из них для будущих демонстрационных полётов.

На второй этап вакцинации я пошла уже гораздо спокойнее, да и самочувствие после этой прививки было лучше, чем в первый раз. Но, вернувшись, я с недоверием поглядывала на мужа, опасаясь неприятных новостей. К счастью, других известий о гибели моих питомцев не поступило.

Часто птицы попадают к нам совершенно неожиданными путями. Однажды сосед по даче принёс сокола пустельгу, которого выловил сачком из канализационного слива. Видимо, птица пыталась охотиться на живущих неподалёку мышей, но плохо рассчитала расстояние и угодила прямиком в канализацию. Вид она имела очень жалкий и пахла в соответствии с обстоятельствами.

Отмывали мы её очень долго. Сначала детским гелем для душа – пустельга возмущалась, но не отмывалась. Потом взрослыми шампунями, после чего перешли на средства для мытья посуды. Запах не исчезал. Очнулись мы, только когда стали всерьёз обсуждать возможность окунуть её в отбеливатель, чтобы наверняка очистить перо и отбить запах.

Но проблема была серьёзнее грязных перьев. Птица оказалась больна трихомонозом, вследствие чего ослабла и не могла охотиться самостоятельно, поэтому и попала сначала в канализацию, а потом к человеку. К счастью, трихомоноз лечится антибиотиками, которые мы стали добавлять ей в корм. Пустельге не очень нравился такой обед, потому что мясо слегка горчило, но она героически его ела, с упрёком посматривая в нашу сторону.
А запах пропал сам через месяц. Зато кличка прилепилась к пустельге мгновенно: мы назвали её Канальей. Имя оказалось пророческим. Птица и я с ней за компанию постоянно попадали в ситуации, так или иначе связанные с темой канализации.

На тренировочных полётах в поле, когда я пыталась учить сокола летать надо мной кругами, на нас вдруг налетела стая дроздов-рябинников, которые искренне ненавидят и боятся всех небольших соколов и ястребов, поскольку в природе являются для них объектом охоты. Но ситуация меняется, когда у дроздов приходит время выведения птенцов, – тогда они сообща дают отпор хищнику. На гнезде птицы всегда очень грозные.

Дрозды решили, что мы с Канальей представляем для их птенцов серьёзную опасность, и кинулись отгонять хищников. Пытаясь выщипать у пустельги перья, они с криком преследовали её до ближайшего леса, где та смогла наконец спрятаться. На меня они времени потратили меньше. Просто включили другой механизм защиты от нежелательных гостей и обгадили с ног до головы.

Удивляясь, как в таких маленьких птичек вмещается столько помёта, я села в машину и, мечтая о душе, поехала искать Каналью.

На следующий день мы с Вовой собрались сходить в гости к друзьям. По этому случаю я долго, минут пятнадцать, собиралась, завивала кудри, подводила глаза, гладила платье. Но сначала нужно доехать до вольеров и покормить сов. Потом можно и отдохнуть, общаясь только с людьми, исключительно на светские темы, без всяких там птиц, рептилий, рыб и арахнидов. Каналью я прихватила с собой за компанию – вдруг всё-таки соскучусь в гостях по птицам.

Вова передал мне пустельгу на перчатку, чтобы она не сидела в машине и не испачкала пол, а сам отправился размораживать корм для сов. Далеко отойти он не успел и смог насладится зрелищем, когда свирепые дрозды снова сбросили на нас свои боеприпасы. Платье, куртка, перчатки, пустельга – всё нуждалось в срочной стирке. А коврик в машине – да, остался чистым.

– Главное, чтобы было кому убирать, – философски отреагировал Вова, – а уж нагадить кому найдётся.

Вины своей в произошедшем он категорически не признал. Приободрил и повёз домой. Причёска и настроение были безнадёжно испорчены. Дома ждал ежедневный рутинный уход за животными. Эх, не удалось мне поучаствовать в светской беседе…

Почувствовав вдруг после душа небывалый прилив сил и вдохновения, я отмыла пустельгу, собралась с мыслями и вычистила вдобавок весь террариум моей игуаны. Сменила ей воду в мини-бассейне, отмыла стёкла, осмелилась даже забраться на самый верх нашего шкафообразного террариума и мыльной водой убрала оттуда пыль, грязь, мучных червей, недоеденный гостями бутерброд и остатки проса от живущей над террариумом коноплянки. Отошла на шаг назад, чтобы полюбоваться проделанной работой. И была у меня пара минут, чтобы по достоинству оценить свой труд и испытать законную гордость.

После чего моя обожаемая игуана по кличке Рыжик лениво соскользнула с ветки, глубоко вздохнула и навалила огромную кучу прямо посередине террариума. «Убирай, хозяйка, снова», – хохотнул у меня в голове чей-то ехидный голосок. Игуана же зря времени не теряла и в куче своей хорошенько вымазалась, заявив таким образом о необходимости внеочередного банного дня.

– Заводить надо пауков, много пауков, – выговаривала я Рыжику, поливая его из душа. – Они же нереально классные: один контейнер на всю жизнь, заглядываешь в него раз в неделю, увлажняешь, кидаешь жирного сверчка, особо прожорливым – двух сверчков, и всё! Они растут, радуют тебя своими линьками, норами и нежной паутиной. Дроздам, опять же, безразличны. А по вечерам они выползают на стенки своих контейнеров, и ты ощущаешь себя немного ведьмой, а не уборщицей!

Рыжик распластался в ванной и наслаждался тёплой струёй воды. Модель поведения усвоена, завтра будет то же самое…