СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Николай Цискаридзе: Я – вечерний ребёнок
Николай Цискаридзе: Я – вечерний ребёнок
03.10.2022 17:00
ЦискаридзеНиколай Цискаридзе – признанный гений балета. Не просто Артист с большой буквы, а воплощение музыкальности и выразительности, техники и пластичности, харизмы и красоты. Кажется, на сцене ему подвластно всё. В своём плотном графике Николай Максимович нашёл время для интервью нашему изданию. И для этого есть повод – народный артист России выпускает свою автобиографию. Книга Н.М. Цискаридзе «Мой театр» появится в книжных магазинах в День учителя – 5 октября. Премьер Большого театра, талантливый педагог, ректор Академии русского балета имени А.Я. Вагановой представляет читателям свою личную историю, связанную с историей всей страны и золотым веком мирового балета.

– Николай Максимович, что вас подтолкнуло к созданию автобиографической книги?
– Я всегда был противником написания собственных мемуаров. Хотя очень люблю читать чужие воспоминания, никогда не думал записать свои. И если бы не карантин, этого бы не случилось. Меня уговорила мой педагог по истории балета в хореографическом училище Ирина Дешкова, и я согласился по нескольким причинам. Первая: Ирина Павловна знает меня с пятнадцати лет. Мы всю жизнь общались, дружили, и она много видела меня на сцене. Она прекрасно знает всё, о чём я рассказываю, и глубоко понимает специфику балетной жизни. Вторая причина – многие люди просили меня заняться мемуарами, но я отказывался, поскольку не хватало времени. И третий момент: я вдруг столкнулся с тем, что некоторые люди из моего окружения стали издавать собственные воспоминания и недостоверно описывать события, в которых я непосредственно участвовал. Есть африканская пословица, которая мне очень нравится: если львы не расскажут, как всё было, то потом расскажут охотники. Я против того, чтобы охотники рассказывали свою версию. (Смеётся.) Вот почему всё и произошло.

Когда мы редактировали текст, я говорил Ирине Павловне: «Давайте это уберём и это тоже уберём». Старался сконцентрироваться на хорошем. Все знают, что театр – увеличительное зеркало, но позитивного в нашем деле всё равно больше. Честно скажу: я пытался поменьше рассказывать о плохом. Жизнь артиста многообразна, и мне выпала честь работать со многими выдающимися людьми, не только с педагогами, но и с теми, кого зритель не знает, – пианисты-концертмейстеры, гримёры, массажисты и так далее. Это потрясающие личности. Коллектив Большого театра, в который я влился, уникален прежде всего тем, что в нём служат профессионалы экстра-класса. И я о каждом стараюсь рассказать.

– Какой период охватывает издание?
– Сначала выйдет первая часть книги, она посвящена событиям, случившимся до моей серьёзной травмы, до моего тридцатилетия. Получилось много, более пятисот страниц. Мы решили выпустить первую часть, а потом следующую.



– Будет две книги? Или три?
– (Смеётся.) Пока не знаю. Наверное, три. Третья – это уже Санкт-Петербург, период ректорства в Академии. В любом случае пока всё остальное находится в работе.

– Николай Максимович, вы очень ярко описываете в первой части своё появление на свет: «Я – вечерний ребёнок, в роддоме оказался самым последним младенцем в тот день. Весом в два килограмма с небольшим. Все говорили, что мама родит тройню, такой живот огромный у неё был, а получилось, что гора родила мышь. Когда ей меня показали, она в ужас пришла: «Боже, что это?» По её выражению, «ноги были, одни только ноги». И ещё мама сказала – в тот вечер в Тбилиси пошёл снег». А какой осталась в вашей памяти мама Ламара Николаевна?
– Мама обладала большим чувством юмора, это её главная отличительная черта. Наверное, потому я ищу это качество в каждом человеке. Если мой собеседник не умеет смеяться, в первую очередь над собой – а у мамы было великолепное чувство самоиронии, – то мне трудно с ним общаться. А с мамой мы друг дружку постоянно «подкалывали», у нас дома всегда было очень весело, даже в самые тяжёлые и безысходные ситуации 1990-х годов. Когда рухнул Советский Союз, когда вся жизнь рухнула – наверное, мы бы не выжили, если бы не умели смеяться.

– Вас также воспитывала няня. Что дала вам она?
– Няня Фаина Антоновна была фантастической хозяйкой. Иногда задумываюсь, что во времена моего детства отсутствовали посудомоечные и стиральные машины, прочие бытовые приспособления, и задаюсь вопросом: как она всё успевала? Бельё гладила исключительно утюгом на углях. У нас был электрический, но для белья она использовала только тот, старинный. Великолепно вязала, шила и вышивала. И готовила так, что никто вкуснее неё не умел картошку жарить. Я очень любил всё, что она пекла, особенно булочки из песочного теста с разными начинками: орехами, абрикосами… Когда няня всё успевала? И ведь старалась ещё мне что-нибудь почитать – видимо, ей самой было интересно. (Улыбается.) Я не представляю, как можно всё это уложить в сутки.

– Вы родились в верующей семье. Помните, как вас крестили?
– Да, мама и няня были очень верующими людьми. Они соблюдали всё, что требуется, но, слава богу, меня не заставляли. У нас не было принудительной религиозности. Я привык к тому, что утром встаёшь – и читаешь молитву. На ночь, перед сном, – тоже. Конечно, читала няня, а я повторял. Она не заставляла, просто я так привык. Меня крестили очень маленьким, но, к удивлению мамы, я однажды описал своё крещение, хотя оно проходило в таком возрасте, когда ребёнок ничего не запоминает. Мама изумилась, ведь я описал даже то, как люди были одеты.

– Сколько вам было лет?
– Меньше годика. Но я всех подробно описал. Это удивительно: я помню даже картину, как меня вынули из купели. Крестили в церкви Святой Варвары в Тбилиси, это один из старейших православных храмов города.

Конечно, с возрастом у меня появились любимые церкви. Мы всегда посещали один из самых древних и главных храмов Тбилиси – Сиони, названный в честь Сионской горы и освящённый в честь Успения Пресвятой Богородицы. Стоит на берегу Куры в историческом центре города. Постройка датирована VI веком нашей эры. А потом, когда я стал постарше и жил в Москве у храма Святителя Николая в Хамовниках, то посещал его. Примечательно, что он действует с XVII века и никогда не закрывался. В Петербурге я живу возле храма Николы Морского, который тоже посещаю. А ещё моя любимая церковь – Пророка Божия Илии в Обыденском переулке в Москве, рядом с храмом Христа Спасителя. Он всегда был открыт, сколько себя помню.



И ещё очень горжусь тем, что, возглавив Академию, завершил дело, начатое ректором Леонидом Николаевичем Надировым, – восстановление домового храма Святой Живоначальной Троицы. Когда я пришёл, не было позолоты в части Царских врат на иконостасе, не было аналоев, киотов. Всё это мы сделали в 2017 году, в том числе дополнили интерьер всем необходимым. В храме много старинных икон XVIII–XIX веков, поэтому для сохранности решено поместить их под стекло. Сейчас в небольшом притворе стоит звонница с семью колоколами. Появление колоколов было мечтой настоятеля храма отца Андрея. Теперь звон раздаётся на каждом богослужении, и в роли звонарей выступают воспитанники Академии. Я постарался всё сделать для полного восстановления нашего домового храма.

– Взяли ли вы на вооружение какие-нибудь приёмы из методики Марины Семёновой и Галины Улановой, с которыми работали в Большом театре?
– Конечно, но Галина Сергеевна работала со мной исключительно над ролями. А приёмы Семёновой, которые она демонстрировала на уроках (ведь это главный педагог в России после Вагановой), – конечно, взял на вооружение. Прочитаю вам отрывок из книги для наглядности. Он о том, как я начал заниматься в классе Марины Тимофеевны. «…Когда дело дошло до адажио, я решил удивить Семёнову, стал высоко поднимать ноги. В какой-то момент она не выдержала: «А ну-ка, девки, поднимите ноги, а то видите, что происходит – уже мужики держат ноги выше, чем вы!» Потом, посмотрев хитро на меня, ласково сказала: «Ну, давайте, удивим его! Шестнадцать гранд-батманов «крестом»!» Когда на восьмом батмане назад я уже еле бросал ногу, она радостно захихикала: «Ну что, не поднимается, да? Ха-ха-ха! А чего ты не задираешь ноги-то?»

Марина Семёнова – главная и любимая ученица Вагановой. После завершения балетной карьеры Марина Тимофеевна много лет работала педагогом в Большом театре, преподавала в ГИТИСе. Вырастила целую плеяду педагогов, которую стали называть «семёновский полк». Все балетные педагоги Советского Союза фактически прошли через её руки. Для меня в профессии нет большего авторитета, нежели она. Даже в завещании Вагановой под номером один стоит Марина Семёнова. И когда со мной кто-нибудь спорит о правильности исполнения, я всё отвергаю, потому что своими глазами видел эталон! К тому же я никогда не работал во втором составе. Я всегда работал в первом. (Имеется в виду сменный состав исполнителей спектакля. – Ред.) И сам всегда был первым, потому что иначе не мог.

– Что является самым трудным для вас в педагогической деятельности?
– Это очень скрупулёзная, однообразная, рутинная работа, а я такое не очень люблю. Пришлось бороться с собой.

– Можно ли сказать, что вы такой же строгий педагог, какими были ваши учителя?
– Я казался себе строгим, но однажды к нам в школу пришёл ученик Петра Антоновича Пестова, тоже один из выдающихся танцовщиков, Владимир Малахов. Он сказал, что я очень добрый, не такой строгий, каким был Пестов.

– У вас уникальные данные – красота и харизма, музыкальность и техничность, трудолюбие и интеллигентность. Это сделало вас ярчайшей звездой мирового балета. Кажется, вам всё даётся легко. Но наверняка это совсем не так, ведь за «работой актёра над собой» стоит титанический труд. Но случались ли такие партии, роли и элементы в танце, которые вы назвали бы трудными?
– Дело в том, что все эпитеты, которые вы перечислили, не являются моей заслугой. Это всё родители сделали. Моя ответственность состояла в том, чтобы работать, прикладывать колоссальные усилия, полностью реализовать свои способности. А дальше дело техники. Просто и мама, и мой педагог Пётр Антонович Пестов, и Марина Тимофеевна с Галиной Сергеевной очень удачно это подхватили. И ещё я знал, что не стоит заниматься не своим делом. Лично я никогда не брался не за «свои» роли. И очень хорошо знаю лимит своих возможностей. Отдаю себе отчёт в том, куда не нужно двигаться, потому что это против моей природы. Мне и так отведено немало. И вот этим «немало» я всегда пользовался, не заходя за чужие границы. Наверное, это самое главное – оценивать себя трезво.

– У вас большая домашняя библиотека. Почему стали её собирать?
– Ой, книг у меня немало, и библиотека очень разная. Много места занимает балетная и театроведческая литература. Много прекрасно изданных альбомов изобразительного искусства. Когда появился интернет, стал реже пополнять полки художественной литературой, поскольку теперь читаю в электронном виде. Мне нужна лишь информация, и меня совершенно не раздражает отсутствие запаха бумаги. Значительная часть книг в моей библиотеки привезена ещё из Тбилиси.

– Любимая книга?
– Трудно сказать. Пожалуй, «Евгений Онегин» Пушкина и «Театр» Моэма.

– В нынешнем году вы стали вести программу «Сегодня вечером», до этого возглавляли жюри «Танцев со звёздами», вели просветительскую передачу о музыкальном театре на «Культуре». Что нового вы открываете для себя благодаря этой деятельности?
– Ничего не открываю специально. Просто делаю свою работу квалифицированно и грамотно, не пытаясь строить из себя больше, чем я есть. Это хорошая возможность выйти на время из балетного мира. Для меня телевидение – глоток свежего воздуха, новые люди, интересное общение. Если всё время варишься в собственном соку, начинаешь просто «преть», а я так не люблю.

– А есть ли любимые телепередачи?
– Я телевизор не смотрю уже лет двадцать. У меня нет времени. Я в нём работаю, это разные вещи.

– По вашему признанию, есть много ролей, которые вы не сыграли.
– Очень много. Как сказал Георгий Вицин, «каждый артист – это кладбище неисполненных ролей». Но теперь думать об этом уже поздно.

– Если вернуться к балету, ваша любимая партия?
– Принц Дезире, «Спящая красавица».

– Иногда вы появляетесь на сцене Михайловского театра в забавной роли вдовы Симоны, и билеты на спектакль с вашим участием не достать. Будет ли продолжение таких неожиданных поворотов в вашей танцевальной карьере? Собираетесь удивлять поклонников?
– Я вообще не думаю о поклонниках, я делаю это исключительно для себя. Никогда никого не пытался удивить. Мне нравилось – я делал. Когда понял, что заканчиваются силы, – перестал. Участие в этом спектакле для меня сегодня – своего рода экскурсия в прошлую жизнь.

– Если бы появилась возможность снять как режиссёр собственное игровое кино, о чём бы оно было?
– Наверное, о нравственности. Сейчас такой период, когда надо объяснять людям, что такое «честь имею». Многие давно позабыли. Порой звучат высокопарные фразы о патриотизме, но их произносят люди, которые подчас не знают, что это такое.

Цискаридзе– Самое счастливое время для вас?
– Отпуск. Когда можно ничего не делать.

– Вы – разносторонняя личность, с которой часами можно беседовать не только о балете, но и о музыке, литературе, искусстве. Как ректор, что бы вы хотели передать юным созданиям, грезящим о славе?
– Занимайтесь честно своим делом.

– Как вы морально перенесли коронавирусную пандемию?
– Для меня это был продуктивный период, когда не требовалось ходить на работу. Получал удовольствие от чтения книг, просмотра видео, погружения в интернет. Успел заняться важными делами, на которые раньше не хватало времени. Вот, например, подготовил свои мемуары «Мой театр»…

– Придерживаетесь ли вы диеты? Ваше любимое блюдо?
– Жареная картошка. Диеты, конечно, придерживаюсь. После сорока приходится себя сдерживать.

– Ваше пожелание читателям.
– Самое главное, чтобы читателям было интересно. Если при чтении книги «Мой театр» им будет интересно, значит, наш труд с Ириной Павловной не прошёл даром. Очень на это надеюсь!

Расспрашивала
Дарья СОКОЛОВА
Фото из личного архива

Опубликовано в №38, октябрь 2022 года