В своё время я с интересом прочитал в газете рассказ Наталии Старых об армейской службе её сына Степана. Чем-то он меня зацепил, не отпускал. Подумалось: прошло всего-то меньше трёх десятков лет, по меркам истории – ничто, а какие изменения произошли в стране, обществе, армии. Вспомнил, как отслужил мой старший сын.

После девятого класса он не захотел дальше учиться. Шли девяностые годы. Вместе с другом сын соорудил киоск и вообразил себя акулёнком зарождавшегося капитализма. Мои доводы, что он выбрал бесперспективный жизненный путь, легко разбивались сравнением его месячного дохода и моего оклада госслужащего в аппарате правительства республики. Тем не менее как-то между делом сын умудрился всё-таки получить аттестат о среднем образовании, окончив вечернюю школу.

Жизнь рушила все стереотипы. Мы с женой совсем не так представляли будущее сына и всё ещё питали надежду, что юноша станет достойным членом общества, постарается добиться признания окружающих. Даже не перевалив сорокалетний рубеж, мы с ней стали дедушкой и бабушкой. Мама нашей внучки оказалась на пять лет старше своего избранника, но это нас уже не смущало, не пугали и финансовые издержки, неизбежные в таких случаях.

Однако тут новоиспечённому папаше пришло время отдавать не только супружеский долг, но и воинский.

Медкомиссия признала сына годным к службе без ограничений. В военкомате определили, что ему можно доверить охрану государственной границы. Наша сваха попыталась было завести разговор о том, чтобы я задействовал свои связи и отсрочил службу, а ещё лучше – вообще «отмазал». Но я пресёк все её поползновения: отсрочка полагается лишь студентам вузов, каковым сын не является.

Однако воспользоваться своим служебным положением всё же пришлось. Сын попросил:
– Отец, помоги сменить команду. Хочу попасть в десантные войска.

Просьба меня не удивила. Ему было пять лет, когда по возвращении из стажировки в учебной дивизии ВДВ я надел на его голову голубой берет. Поскольку мы жили напротив стадиона нефтяного института, оба сына под моим руководством пролили немало пота на его дорожках. Ныли, хныкали, но выполняли то, что я от них требовал. Даже посещая туалет, должны были при входе подтянуться один раз, при выходе – два. И лишь в армии сын оценил, как прав был отец, гоняя его с братом по спортплощадке.

Я обратился к коллеге, курировавшему силовые структуры. Он попытался меня отговорить:
– Зачем тебе это надо? Сидел бы сын на погранзаставе на российско-финской границе или шмонал туристов на КПП. Сам ведь прекрасно знаешь, десантники – как затычки для любой дырки, никакая заварушка не обходится без них.

Вскоре сын в компании ещё примерно восьмидесяти парней из Башкортостана отправился в Псков. Прослужив год, он стал одним из лучших гранатомётчиков полка, о чём мне доложил командир его роты, когда я навестил гвардейскую дивизию.

Удручало одно. Сам я служил ещё в советской Литве, в военном городке посёлка Рукла. И поневоле сравнивал условия, которые в девяностых годах были созданы для воинов-десантников. Ухоженный городок гайжюнайского гарнизона был так не похож на псковские казармы, где даже туалеты представляли собой отверстия в бетонном полу и не имели перегородок.

Уводя сына в увольнительную, я поинтересовался, не переоденется ли он в парадную форму. В ответ сын отвёл меня в каптёрку, где сиротливо висело лишь три заношенных комплекта обмундирования. Это на всех.

Но меня ожидали ещё более удивительные открытия. Когда заселялись в гостиницу, девушка при регистрации поинтересовалась, будем ли мы брать за отдельную плату утюг.

– А зачем? Мы джинсы не гладим, – попытался я пошутить.
– Берите-берите. Солдатику понадобится, уж поверьте моему опыту.

Утюг пригодился. В солдатском белье обнаружились клопы, и только после глажки его можно было спокойно надеть.

Уезжая, я ещё раз встретился с ротным командиром. Он развеял мои сомнения насчёт гранатомётных подвигов сына. Я ведь понимал, что даже одна пуля, выпущенная из ствола, стоит денег. А тут за неполный год мой оболтус больше двадцати раз стрелял из РПГ-7. Но офицер убедил, что стрельбы действительно проводятся. Значит, десантников всё-таки старались учить, несмотря ни на что.

Об этом эпизоде я вспомнил уже летом 1995-го, после демобилизации сына. Он рассказывал, как у железнодорожного вокзала Грозного рядом с ними воевали мотострелки. На вопрос сына, почему пехотинец лежит, даже не поднимая головы, тот ответил, что до этого стрелять довелось лишь раз, перед принятием присяги.

За полгода ожесточённых боев рота сына потеряла четырёх бойцов. Как тут не вспомнить об огромных потерях среди их ровесников из Майкопской мотострелковой бригады.

Телевизионщики знают, как сильно зависит результат каждодневной работы от распределения камер. Событий много, а уж если в них участвуют большие начальники – попробуй не отрази их деятельность в горячих новостях.

В один из осенних дней, когда общественно-политическая жизнь в очередной раз забурлила, в мой кабинет – я тогда уже работал на телевидении – ворвался редактор отдела новостей.

– Шеф, одну камеру нужно срочно отправить в районный военкомат. Предстоит вручение наград: медаль «За отвагу» нашла своего героя, фронтовика Великой Отечественной. А ещё пришла первая в республике награда участнику чеченской кампании.

Безусловно, тут же была дана команда перераспределить камеры.

Ни один руководитель телекомпании не в состоянии просматривать все подготовленные к выпуску программы. Но я по мере возможности старался хотя бы с новостными выпусками ознакомиться до эфира. Я многое повидал, удивить меня трудно, но, когда увидел на мониторе собственного сына, на лацкан пиджака которого военный комиссар прикалывает медаль Суворова, буквально онемел.

Вечером состоялся разговор.

– Ты что стоял как истукан, трудно было сказать «Служу России!»? – упрекнул я.
– Да откуда я знал? Каждый день меня награждают, что ли, – огрызнулся сын.
– А чего рожа была такая кислая?
– И вовсе не кислая. Просто комбат тогда, в Гудермесе, говорил, что представление написали на орден Мужества.

Сказал он это без всякой обиды, просто констатируя факт.

Я часто бываю у его памятника с вырезанной на мраморе эмблемой ВДВ. И вспоминаю, что в своё время, можно сказать, собственноручно посодействовал тому, что сын в неполные двадцать лет хлебнул полную чашу ужасов войны. Сложилась бы его судьба иначе? Ответа не нахожу. Но по-другому не поступил бы и сегодня. Не понаслышке знаю, что означает девиз «Никто, кроме нас!».

Любая война когда-нибудь заканчивается миром. Но не сама по себе. Всё зависит от парней, которые становятся в ряды сил добра. Ведь не всегда зло можно победить одной лишь мудростью.