– Виктория, что же случилось?
– В мае мне сделали третью по счёту операцию на ключице, с которой мучаюсь уже три года. Видимо, давно конструкция рушилась. Я ведь пять лет ездила в Донецк, сама таскала чемоданы с благотворительной помощью детям. Ещё, бывало, на полигоне стреляла из оружия, а плечо принимало отдачу от выстрела. Но я не волновалась – поболит немного и проходит. Так со временем и образовались проблемы, что-то там разорвалось. Мне попадались хорошие врачи, никого не хочу обидеть, но они долго не могли определить, что со мной происходит. Почему не помогла одна операция, потом другая? И вот мне вставили какой-то болт, всё закрепили как следует, а сухожилие позаимствовали из ноги. Как сказал мне врач, «всё везде рухнет, но моя конструкция останется». (Смеётся.) Однако намучилась я за эти три года!.. И то, что зарабатывала многочисленными гастролями, потратила на лечение. А ещё – такая жара стояла в конце лета! Я уезжала на дачу, но это не спасало: мне нельзя было купаться, нельзя загорать. Издевательство какое-то. (Смеётся.)

– В подобные моменты возникает сожаление, что выбрала такую профессию? Бесконечные перелёты, чемоданы, часовые спектакли, где вдобавок приходится танцевать и нести большие физические нагрузки…
– Знаешь, никогда не сожалела. Ну, с какой ещё профессией я бы объездила всю Россию несколько раз? Это же очень интересно! Да, бывает, смертельно устаёшь, думаешь – доползти бы домой. Но проходит время, и ты уже скучаешь по сцене, людям, новым городам и встречам. Я люблю театр и актёрскую профессию. Это уже как наркотик. К сожалению, мало съёмок в последнее время, от многого приходится отказываться, поскольку предлагают иногда совсем неинтересные роли. Я такая актриса – хватает на жизнь, и хорошо, а сниматься в какой-нибудь ерунде только ради денег – это не моё.



– Вика, не обидно, что в первую очередь тебя знают как Зимину из «Глухаря»?
– Наоборот, я горжусь этой ролью! Даже если в моей жизни больше не будет интересной киноработы, я всё равно останусь Зиминой. Это ведь восемь лет моей жизни. Работая в сериалах, я, что называется, света белого не видела. Особенно в «Пятницком», когда буквально жила на съёмках. Приятно, что люди помнят меня в этой роли. Бывает, подходят молодые люди и говорят: «Мы выросли на вашем сериале». Может, «Глухарь» уже не такой модный, но я до сих пор получаю письма от людей, которые признаются, что благодаря этому сериалу пошли работать в МВД.

– Ты состоишь в труппе театра «Шалом». Скажи, как относишься к новым переворотам в нашем театральном мире – например, объединению коллективов, которые иногда так не похожи друг на друга?
– Моя мама – режиссёр ещё той, старой, театральной школы. Однажды она сказала: «Боже, в одной только Москве столько государственных театров, и ведь все кормятся из бюджета!» А вот во Франции, например, всего пять драматических театров получают государственную дотацию, остальные театры – исключительно частные. (Французское правительство финансирует лишь коллективы, являющиеся частью истории и важные для национальной культуры: «Комеди Франсез», «Одеон» и некоторые другие. – Ред.) Может, и у нас так сделать? Открывай свой театр и делай что хочешь, ставь новомодные постановки, да хоть голыми танцуйте. Но не за счёт государства. Ещё, думаю, искусство должно держаться вне политики, в театре люди должны отдыхать, смеяться или плакать, если произведение проникает им в душу. А если говорить о слияниях, которые сейчас происходят… Мне сложно это оценить. Вероятно, каждый случай нужно рассматривать индивидуально. Некоторые театры объединять противопоказано, настолько они разные. Нужно делать всё разумно и грамотно, взвесить за и против, не решать в одну минуту. Думаю, для артистов, которые привыкли работать в родном коллективе, подобные события равнозначны жизненному краху.

– Слышал, что в последнее время ты увлеклась живописью.
– Это громко сказано. У нас с сыном Данилой и его девушкой Катей образовалось нечто вроде семейного подряда – мы рисуем на одежде, изготавливаем вещи на заказ. В перспективе собираемся открыть дизайнерский магазин. Ещё я вяжу шарфы и действительно пишу картины… Понимаешь, я же как электровеник – сидеть без дела не могу. И когда в работе возникает пауза, например во время болезни, обязательно придумываю себе дело. Мне важно что-нибудь создавать.



– Знаю, как важен для тебя сын, тем более что ты его воспитывала без мужа. Хочу спросить: он с тобой советовался по поводу выбора девушки?
– Да всё как-то плавно произошло. Поначалу Катя просто приходила в гости, потом стали жить вместе. Я ничего не запрещала, и мне кажется, они нашли друг друга. Живём дружно. Они мне помогали после операций, когда вся левая сторона была перебинтована. А я же левша, правой рукой кусок колбасы себе отрезать не могла. Вот дети меня и кормили. Иногда даже не воспринимаю себя мамой, я для них будто подружка. У нас большая квартира, поэтому не надоедаем друг другу, встречаемся на кухне, общаемся, обсуждаем семейные дела. А потом – каждый в свою норку. И никаких скандалов.

– Подобная модель семьи для тебя благоприобретённая, или такие же традиции существовали в семье твоих родителей?
– Я не помню, чтобы у нас с мамой и папой случались скандалы. Жили спокойно. Однако моя мама всё-таки была более строгим родителем, нежели я со своим ребёнком. Она заставляла учить уроки, запрещала гулять по вечерам… Хотя, наверное, это нормально, ведь разрешать ребёнку абсолютно всё – неверная методика воспитания.

– Кстати, сейчас много дискуссий на тему детей и интернета. Как ты думаешь, нужно ли их в этом ограничивать?
– Можно, конечно, запрещать, но ведь они вырастут, и что тогда? Увидят всё это, прочитают, и глаза на лоб полезут? Безусловно, во всём следует придерживаться меры. Моему сыну сейчас двадцать четыре года. Когда он рос, я не запрещала ему пользоваться интернетом. Впрочем, тогда не было такой «жести», как сейчас. Я никогда не следила за Данилой и полностью ему доверяла. Не знаю, как бы поступила сейчас. Думаю, надо ребёнку объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, а он сам сделает выводы.

– Вика, а почему живое общение в наше время стало таким редким?
– Наверное, из-за нехватки времени. Жизнь стала сложной, динамичной. Раньше люди трудились от звонка до звонка, а теперь – сколько наработаешь, столько и заработаешь. Порой и расслабиться трудно. Например, раньше после спектакля мы, бывало, устраивали посиделки, накрывали стол, общались, смеялись. Теперь же – отыграли, и все куда-то бегут. У некоторых ночные съёмки, кто-то опаздывает на поезд или самолёт… Люди даже созваниваются редко, ведь многие теперь за рулём и постоянно спешат. Запишут голосовое сообщение: у меня всё нормально, вот и весь разговор.

– Когда ты поступила в театральный институт, а затем начала играть на сцене и сниматься – насколько профессия поменяла твой характер?
– Главное – научиться выживать. В юности я была более доверчивой, но потом пришлось через многое пройти, и я стала осторожной. Помню, как, окончив институт, пришла показываться в один московский театр. После просмотра меня пригласил к себе в кабинет художественный руководитель, хорошо известный артист. Похвалил меня: хорошая актриса, вы нам подходите. Я обрадовалась. А потом услышала продолжение: «…Если вы окажетесь умной, сделаете всё правильно и будете послушной». И смотрит на меня жадными глазами. Я сначала не поняла, а потом вдруг до меня дошло, что он предлагает. Вскочила, крикнула что-то обидное и убежала. Вдогонку он орал: я добьюсь, чтобы тебя никуда не приняли! Было так обидно и страшно. У меня есть такая черта характера: я – очень терпеливая. Чтобы меня довести до конфликта, нужно весьма постараться. И тогда молчать не стану. Но умение постоять за себя пришло ко мне уже после роли Зиминой. Особенно в свете последних событий, когда некоторые журналисты и коллеги нападали на меня за благотворительные поездки в Донбасс, за концерты для наших солдат в Сирии, за выступления на Кавказе. Такие гадости порой напишут! Однако всё это приучает к хладнокровию, умению не замечать плохое.

– Есть и такое понятие, как актёрская зависть.
– Ой, это сплошь и рядом. И со стороны женщин, и со стороны мужчин. Например, злятся на тебя, если роль удалась, или просто за то, что у тебя много работы и ты востребована. Ты это чувствуешь и по интонации, и по подколам. Письма писали, якобы от зрителей, где содержались и угрозы, и высказывания недовольства мною как актрисой. Вообще, сейчас общество несколько деградировало. Например, человек ушёл из жизни, а о нём всё ещё пишут гадости и оскорбления. Зачем? А сколько психов звонит! Приходится часто менять номер телефона. Однажды мне позвонил очередной неадекватный и сообщил, что заложил в нашем театре «Шалом» бомбу. А я тогда находилась на съёмках. Сообщила в театр, туда приехали специалисты с собаками. Всё оцепили. Надо мной потом наши артисты подшучивали: «Вика, спасибо тебе большое за отмену спектакля!» Потом меня вызывали в ФСБ, чтобы опознала голос. Нашли этого человека или нет, не знаю. Я не могу отвечать за психически больных людей. Надо как-то с юмором на всё это смотреть, а если близко к сердцу принимать пошлости и гадости, самому можно сойти с ума.

– А общение с поклонниками-мужчинами? Наверняка многие просят о встрече. Возможно, поступают и предложения выйти замуж?
– Ну, на меня так не бросаются. (Смеётся.) Помню, был один, ходил на каждый мой спектакль, потом поджидал у служебного выхода. Я его боялась и избегала… Знаешь, я всё-таки чаще сталкиваюсь с уважительным отношением. Зрители подходят, благодарят, дарят цветы. Среди них много людей в погонах, так что всё выглядит достойно. На свидания не зовут, если ты на это намекаешь. Понимают, что откажусь. А может, боятся – всё-таки моя героиня Зимина выглядит в сериале такой неприступной, в чём-то жёсткой. Когда люди со мной знакомятся, они поначалу ведут себя сдержанно, даже неуверенно, а потом понимают, что я такой же человек. Ведь я открытая, могу пошутить над собой, да и вообще, хожу без погон – мало похожа на Зимину. А закрутить роман с поклонником моего творчества… Не знаю. Сейчас я думаю, что не готова к этому, но ведь сердцу не прикажешь. В жизни всякое может произойти. Но разными рисованными сердечками или стихами меня точно не возьмёшь.



– А чем?
– Поступками. Можно круглосуточно говорить красивые слова, а на деле оказаться пустышкой. Я люблю романтические поступки и решительность. Но чаще это исходит от друзей. Например, однажды на день рождения мне подарили поездку на Мадагаскар, и мы с сыном полетели. Так что – если бы мужчина отправил меня отдыхать в интересное место… и желательно одну, чтобы хорошо отдохнула… (Смеётся.) Тогда я бы это оценила!

– Какова сегодня твоя мечта?
– Мечтаю о хорошем кино. Я бы с удовольствием снялась в военном фильме. С детства очень люблю стрелять. Ну, конечно, не по людям, а по банкам. Мне кажется, если бы не стала актрисой, из меня получился бы хороший снайпер. Когда работала над ролью Зиминой, часто тренировалась в тире, и мне это нравилось.

– Ты упомянула свои поездки в горячие точки. Какая из них была самой страшной?
– Везде страшно по-своему. Помню, как разбился самолёт, который направлялся в Сирию. Тогда вместе с военными музыкантами погибла доктор Елизавета Глинка, помнишь? Я тоже должна была с ними лететь, но не успела на борт. Случилась трагедия. И вот после этого меня снова зовут в Сирию. Долго я думала, в результате согласилась. В аэропорту узнала, что все артисты, которые должны были лететь, в последний момент отказались, и только мы с актёром Лёшей Огурцовым оказались отважными. Когда подлетали к аэродрому в Сирии, рядом с земли взлетела ракета. Мы долго кружили, не могли сесть. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно! Вспомнила все молитвы, которые знала. Всё обошлось, приземлились, выступили. Но эту поездку я запомнила на всю жизнь.