Уж не знаю, как сейчас, но в стародавние времена у студентов была добрая традиция праздновать «Экватор». Полпути обучения пройдено, осталось чуток. А для студентов-медиков – это только начало вхождения в профессию. Ведь им предстоит пройти 6 лет базового курса, потом интернатуру, ординатуру, узкую специализацию… Да практически всю жизнь учиться придётся!

Но мы всё же отметили «Экватор», а потом ушли на практику. После третьего курса она была «сестринская» – это когда студенты носятся по отделениям с клизмами и шприцами. Но теперь следовало покорить следующую ступень мастерства – врач приёмного покоя.

В общем, дело не хитрое. Если дневная смена, то надо встретить плановых больных с направлениями, заполнить карту, померить давление, отправить в отделение. Если ночь – самое главное не уснуть и вовремя открыть дверь, когда приедет скорая, иначе злобные фельдшеры вынесут её пинками.

Мне и тут «повезло». Вместо приёмного отделения хирургии направили в родильное, и я, чертыхаясь, отправилась в мир репродукции будущего.

Уже через месяц все люди на улице казались мне беременными, причём не только женщины. У самой себя я также диагностировала ранний токсикоз, строение таза по андроидному типу, возможную гемолитическую болезнь плода. Хотя ничего подобного и в помине не было.

А как-то раз приснился кошмарный сон: гигантская матка, а в ней копошится человечество. Все визжат, толкаются и стремятся первыми вырваться на белый свет. И всё это доконало бы меня окончательно, если бы не одно но.

Я не праздновала с однокурсниками «Экватор», поскольку в полной секретности готовила другую операцию под кодовым названием «Рубикон». Тысячелетия назад полководец Юлий Цезарь со своими легионами перешёл эту пограничную реку. Будущий император не был уверен в успехе, его одолевали сомнения, но он принял рискованное решение и победил.

Вот и я собралась перейти свой Рубикон. Уже подготовила программу для поступления в театральный институт: басня, стихи, проза. Билет до Москвы куплен. Правда, прослушивание уже заканчивается, но ничего, успею. С этими мыслями я подошла к воротам медсанчасти, где меня ожидала последняя ночная смена.

– Оль, привет!

Меня догнал старшекурсник Виталик. Впрочем, он был уже не студент, а дипломированный специалист, хирург в отделении травматологии.

– Слушай, ты почему не у нас, а в родаке? – весело улыбался Виталька. – Я думал – вот бы тебе побывать на моём месте… Помнишь, как ты мне в приёмное за одну ночь три аппендицита привезла? Ну, когда на скорой работала…

С Виталиком мы дружили и вместе играли в студенческом театре. Ещё он пытался за мной ухаживать, провожал домой после репетиций. Мой тогдашний муж ревновал жутко и как-то раз даже поколотил ухажёра. В общем, нам с Виталиком было что вспомнить.

– А что странного? Мне тоже рожать придётся, решила заранее подготовиться, – ускользнула я от прямого ответа.
– Да? – озадачился Виталик. – А этот твой… Он где?

Всё-таки спросил, с досадой подумала я. С супругом мы окончательно разругались и разошлись, правда, пока не развелись. Где он и чем занимается, я не знала и знать не желала. Но от брата Димы слышала, что вроде бы завёл себе бизнес. Дима тоже доктор, и к нему постоянно обращались с порезами и побоями – мой бывший тоже регулярно обращался. В девяностых это были обычные издержки профессии бизнесмена.

– Ну, так где он? – вопрошал Виталик.

Я ответила в рифму и в полном соответствии со сферой своих гинекологических компетенций.

Дежурство проходило в плановом порядке. Давно заметила, что у природы существует определённый график, по которому рожают женщины. Первая волна начинается после полуночи. Как только город уснул, скорые, мигая синими огнями, одна за другой несутся в родильные отделения, роженицы и родственники вопят, медперсонал сбивается с ног. И так до двух часов ночи. Потом до шести утра тишина, а там по новому кругу.

Около трёх ночи, сделав все дела, улеглась на кушетку, прикрылась тоненьким одеяльцем, закрыла глаза и принялась мечтать… Завтра сяду на поезд, и в Москву, в Москву… Я обязательно поступлю, и начнётся новая яркая и интересная жизнь. Под эти сладкие мысли и задремала.

Проснулась от странного звука – как будто кто-то скребёт дверь. Вскочила как ошпаренная! Скорую проспала, сейчас мне голову оторвут! Хотя странно, скребут очень тихо, а ведь обычно орут и поминают всех матерей мира. Щёлкнула ключом, распахнула дверь – на пороге материализовался супружник. Вот уж воистину – не поминай чёрта к ночи.

Муженёк имел бледный вид, лицо серое, взгляд стеклянный – такой бывает у покойников.

– Помоги, – прохрипел он. – Под раздачу на тёрках попали. Димке позвонил, но он на баскетбольные соревнования умотал. Сказал, ты сейчас работаешь. Одного человека срочно посмотреть надо.

Я даже не успела испугаться и разозлиться, как в дверях нарисовалось два молодца, одинаковых с лица – с бульдожьими мордами. Один из них держал в руках нечто, плотно завёрнутое в стёганое одеяло. Спросил басом:
– Куда его, доктор?

Молча махнула рукой в сторону полутёмного коридора.

Официально обращаться в больницу братве было не с руки: медики обязаны передавать информацию в органы правопорядка. А доктор за тайные манипуляции мог получить массу неприятностей, вплоть до уголовной ответственности.

– У тебя с головой нормально? Ты понимаешь, чем это грозит? – по-змеиному шипела я на мужа.
– Если с ним что случится, нам всем хана, – в свою очередь зашипел супруг. – И даже не спрашивай, кто он.

Молодцы стояли на пороге приёмного покоя, переминались с ноги на ногу и пялились на гинекологическое кресло, которое нескромно выглядывало из-за беленькой ширмочки.

– Это ж для баб, – буркнул один.

На моё счастье, в приёмном покое имелось дополнительное стерильное помещение для экстренных родов.

– Туда! На стол! – мотнула я головой в сторону операционной.

Первоначальный страх трансформировался в ужас. Но как раз в таком состоянии меня с раннего детства охватывало необъяснимое спокойствие. Движения становятся медленными, как в рапиде, а мысли в голове скачут быстро. Пока обряжалась в маску и перчатки, парни бережно распаковывали своё сокровище. Даже представлять не хотелось, какой результат бизнес-переговоров я сейчас увижу: колото-резаное, взрывное, пулевое…

На столе лежал старик без сознания. Лысая голова, тонкая пергаментная кожа, на впалой груди посеревшие от времени татуировки – кресты и купола церквей. Пульс слабый, но дыхание есть, сердцебиение хорошо прослушивается. И всё-таки пулевое! Слава богу, не в живот и не в грудную клетку, задело лишь правое предплечье, но ран оказалось три.

– Поверните на бок, нужно осмотреть.

Весь последний год я исправно посещала кружок военно-полевой хирургии и кое-что в этом уже понимала. Одна пуля прошла по касательной, вторая, судя по выходному отверстию раневого канала, – как говорится, сквозная навылет. Третья застряла в мягких тканях, но удачно, даже кость не задела. Дед в рубашке родился, а возможно, даже в нескольких. Ведь дожил до преклонных лет, да ещё с такой биографией! И сегодня ему опять повезло!

Благоверный куда-то исчез, но бульдоги дышали мне в затылок и настойчиво требовали ответа: «Чё? Как? Папа жить будет?» Вкратце выдала им клиническую диагностику. Парни оказались опытными бойцами и всё поняли с первого раза.

– Так ты это, доктор, заштопай папу нормально, – потребовал первый. – У меня такое тоже было, надо конкретно пульку достать.

– За нами не заржавеет, бабла дадим. Только гляди, он нам живой нужен, – добавил второй.

Спустя несколько лет на экраны вышел фильм «Жмурки» – комедия, где бандиты девяностых весело «мочили» друг друга. И вот когда одного из них подстрелили, приятель вызвал проверенного «лепилу», студента-медика. Будущий эскулап явился на «хазу» с учебником по хирургии под мышкой, полистал страницы и приступил к работе. Дал пострадавшему наркоз – стакан водки, поковырялся пинцетом в ране, зацепил и вытащил пулю, а саму рану в целях надёжной асептики прижёг сигаретой. Вот такая хирургия переходного периода.

Мне совсем не хотелось ввязываться в подобную авантюру. Саму манипуляцию я знала в теории, но практически никогда не делала. А если папа на столе коня двинет? Ведь меня тут же рядом положат. Так что надо тянуть время…

– Нет, так дело не пойдёт, – затрясла я головой. – Сначала надо обезболить, обработать раны. Кровопотеря была массивная? Значит, придётся прокапать для профилактики остановки сердца. Папа вам живой нужен?

И тут дед как раз пришёл в сознание. Улыбнулся, или скорее оскалился, и проскрипел:
– Что, краля, поживу ещё? – и опять отключился.

Я тщательно обработала перекисью раневую поверхность, обколола анальгином, наладила капельницу с физраствором. Одного парня заставила контролировать пульс, второго использовала как подставку под систему – он держал над головой флакон с раствором. Стойка у нас, конечно, имелась, стояла за дверями, но мне надо было как-то отвлечь и нейтрализовать бульдогов.

Я стремглав бросилась в приёмную к телефону.

– Первая травма слушает, – послышался в трубке сонный голос.
– Виталик, дорогой, родной, любимый, выручай! – горячо шептала я. – У тебя в отделении тихо? Прийти ко мне сможешь? У меня тут такое! Пулевое! Саму того и гляди пристрелят!

Виталька проснулся моментально и гневно вскрикнул:
– Откуда в родильном пулевое? Сбрендила! Или в КВН поиграть решила?

Сбиваясь и путаясь в словах, с трудом обрисовала ситуацию. Виталик слушал внимательно, стал серьёзным и собранным.

– Так, спокойно. У нас сейчас экстренных нет, плановые утром. Приду. Что у тебя есть из инструментов и медикаментов?
– Йод, зелёнка, перекись, анальгин, окситоцин, викасол. Влагалищные зеркала и расширители, – сдавленно всхлипнула я.
– Ну, кетгут точно должен быть. Начинай, я быстро.

Рану на плече, где пуля прошла по касательной, я шила так медленно, что амбалы занервничали. Один из них злобно зарычал:
– Рука не рожа, тут особая красота не нужна, главное – пулю достать!

Пришлось открыть стерильный автоклав. Среди инструментария для родовспоможения обнаружился корнцанг – универсальный зажим Гросс-Майера, которым в хирургии можно сделать практически всё. В общем, мне конец! Виталик, видимо, уже не придёт, и мне самой придётся ввести корнцанг глубоко в рану, долго копаться в соединительных тканях, которые будут хлюпать и чавкать, как живые. Пулю, скорее всего, найду, но смогу ли её зафиксировать и вытащить – вот в чём вопрос. Скользкий от крови металлический шарик легко может сорваться, улететь куда-нибудь вглубь организма и натворить страшных делов…

– Доктор, у вас сложный случай? – послышался у меня за спиной громкий голос Виталика.
– Да, профессор! Мы теряем пациента! – почти закричала я.

Не зря мы с Виталькой четыре года играли в студенческом театре. Наша интермедия оказалась более чем убедительна. Парни дружно вздрогнули, схватились за карманы на груди, и одному богу известно, что они там держали. Но когда профессор Виталик грозно рявкнул «Посторонние, вон из операционной!» – оба выскочили за дверь. Виталька сунул мне свёрток.

– Инструмент стерильный разложи. У меня в кармане халата ампулы. Возьми, прогони по вене. Всё, работаем!

Молодцы бережно запеленали своего папу в одеяло и понесли в машину. Перед этим не забыли отблагодарить – положили на стол пачку 25-рублёвых купюр. Профессору Виталику подобострастно жали руку и предложили долговременное сотрудничество на коммерческой основе.

– Я согласился, – скорбно признался Виталик. – А что делать? У меня оклад ординатора девяносто рэ… Светка беременная, жениться и свадьбу играть надо.

В авральном порядке я отмывала операционную, уничтожая малейшие следы медицинского преступления. За спиной кто-то сдержанно покашлял, и я обернулась. Вот он, мой красавец, дорогой муженёк! Стоит в проёме и лыбится, как будто ничего не случилось. Был бы у меня пистолет – сама бы ему в голову выстрелила.

– Жив ваш папа, только что увезли. Возьми мешок, собери кровавые бинты и прочее. Вывези за территорию медсанчасти, здесь в мусорку не выбрасывай. Найдут – будут задавать вопросы.

Супружник закивал и любезно поинтересовался, не требуется ли оплатить мои услуги. Я вежливо ответила:
– Сдохни, тварь!

…Дневная смена. Моя напарница, акушерка Люся, пришла на полтора часа раньше, как я её вчера и просила. Придумала уважительную причину – надо срочно ехать в деревню, помогать бабушке копать грядки – и прибавила к этому шоколадку «Алёнка».

– Ой, какая молодец, как здорово прибралась, всё аж блестит! Все бы так дежурство сдавали, – оглядывалась Люся по сторонам.
– Люсь, у меня ещё две смены осталось, но ты в отделении скажи, что я не выйду. Пусть замену ищут.
– Тебе же практику не засчитают, – ужаснулась Люся. – В институте проблемы начнутся… Эх, я бы на твоём месте…

Что бы она сделала на моём месте, я не успела узнать, поскольку за окном завыла скорая. Шесть утра, и в мире наступило время рожать. Но мне плевать на практику, я перехожу Рубикон! Не будет больше в моей жизни человеческой боли, отчаянья, страданий и собственного предательского страха, что не справлюсь, не сумею помочь.

На крючок в шкафу повесила белый халат, местами запачканный кровью папы, подхватила припрятанный там же чемоданчик и побежала на вокзал. До отправления поезда Пермь – Москва оставалось 40 минут.

У фразы «перейти Рубикон» есть синонимичный фразеологизм – «сжечь за собою мосты». Пока писала, задумалась: а ведь я за свою более чем полувековую жизнь много раз бегала по горевшим мостам, да и вброд реки переходила. И никогда не останавливалась, если требовалось принять решение, совершить поступок и изменить жизнь. А может, мне снова перейти Рубикон?

Правда, силушки уже не те, то лапы ломит, то хвост отваливается… Но главное – сила духа! Позвонила брату Диме:
– Привет, доцент! Ты ведь теперь на кафедре преподаёшь? Можно мне в институте справочку получить, что я четыре курса отучилась и прошла врачебную практику… почти… Поможешь?
– Зачем тебе? – удивился братец.
– Ну, подумала: может, поехать куда-нибудь волонтёром… Помогать, спасать…
– Куда собралась? Сиди дома, пенсия! – рассмеялся безжалостный доцент Димон, но потом вздохнул и добавил уже не так весело: – Вот если партия прикажет, тогда все поедем…