Моя бывшая соседка тётя Валя всякий раз, ложась в больницу, звала меня, чтобы я её причастил. В храм она не ходила, не могла выстоять службу. Однажды простояла всю литургию не сходя с места и рассказывала: ступни потом так горели, что после этого случая она не могла себя заставить хотя бы раз прийти на службу. «Разве можно объять необъятное? – спрашивал я её. – В церковь нельзя ходить как на стометровку, ведь здесь «забег» длиною в жизнь. Нельзя наскоком постичь Бога нашим повреждённым сердцем и судить о Церкви умом, поражённым страстями».

Но тётя Валя полагала иначе. В частности, считала, что батюшка обязан приходить к ней в больницу.

Каждый год тяжелейший бронхит укладывал тётю Валю на больничную койку, и всякий раз, лишь причащаясь Святых Христовых Таин, она возвращалась к жизни. Так происходило несколько лет подряд, а в итоге тётю Валю подвело сердечко. Это случилось на Благовещение.

В одно из таких посещений захватил с собой лишнюю частичку запасных Даров. Спрашиваю медсестру:
– Нет ли у вас безнадёжного больного, но чтобы он находился в разуме?

Думаю: всё равно мне же его и отпевать, может, и подготовить к смерти получится? С этим делом в нашей больнице плохо: не хотят люди уходить по-христиански. Откладывают исповедь и причастие на такое «потом», что мне остаётся только руками разводить. Боятся пригласить батюшку: примета, мол, плохая. Если пригласишь – помрёшь. Без священника, может, и выкарабкаешься, а вот с попом – точно не жилец.

Но в этот раз медсестра провела меня в отдельную палату. Там, видимо, чтобы не смущать других больных, тихо умирал человек. Эту женщину звали Нина. Взгляд безучастный, голос еле слышен.

– Пролежни уже до костей, – шепнула медсестра.

Нина потом сама мне их показывала: от копчика до поясницы и на пятках – словно полосы из широкого офицерского ремня.

Поскольку человек стремительно угасал, ничего развлекательного рядом не было – ни газет, ни книжек, ни телевизора. Впрочем, не заметил я и обычных в таких местах маленьких иконок на тумбочке.

Попросил разрешения присесть рядом и, получив утвердительный ответ, спросил Нину:
– Вы верите в Христа?
– Я много слышала о Нём, но… Не знаю.

Стал рассказывать Нине о Господе, о Его любви к человеку, о Церкви, которую Он основал и за которую умер. Женщина внимательно слушала, и я спросил, не хочет ли она принять святое причастие. Тянуть с предложением было нельзя, никто не знал, доживёт ли больная до завтрашнего дня. Нина согласилась.

Она действительно принесла покаяние, как смогла, и причастилась. Перед причастием я предупредил Нину, что Бог волен оставить её на земле, но она должна обещать Ему, что в этом случае начнёт ходить в храм. Нина пообещала: если выживет, станет жить совсем другой жизнью, и заплакала.

Когда я вошёл в её палату в следующий раз и принёс Евангелие, то увидел, что Нина стоит у окна. Удивительно, но после причастия больная внезапно пошла на поправку, осталось только вылечить пролежни. Медики не могли объяснить причину выздоровления уже обречённого человека. На их глазах происходило настоящее чудо.

С тех пор я несколько раз встречал Нину в посёлке, но никогда не видел в храме. Я напоминал об обещании перед причастием, но она всякий раз находила причину, почему до сих пор не собралась хотя бы зайти в церковь. Почти год, встречаясь со мной, докладывала об успехах на даче:
– У меня трое мужиков, батюшка, – охала Нина. – Мне их кормить нужно, вот и тружусь не покладая рук.

Где бы ни происходили наши встречи, Нина всегда бурно приветствовала меня, обнимала и целовала у всех на виду. Мне это, понятное дело, не совсем приятно, но я сдерживался, чтобы напомнить женщине о словах, данных Богу на смертном одре.
– Неужели ты не понимаешь, что, если не исполнишь обещание, болезнь может вернуться и ты умрёшь?

Но Нина всегда легко отшучивалась, пока однажды поздней осенью, после окончания всех сельхозработ не заявила жёстко и предельно откровенно:
– Я никогда не приду в храм. Неужели ты этого до сих пор не понял? Я не верю ни тебе, ни в твоего Христа!

Не знаю, как сейчас живёт Нина и живёт ли вообще. Но я больше не встречал её в посёлке.

Однажды друзья привезли в храм мою старую знакомую, Надежду. Надежда была очень несчастна. Болезнь истончила её кости, и каждое падение приводило к беде. В довершение всех бед добавился онкологический диагноз. Её муж к тому времени уже умер, детей пара не нажила, да и родственников не осталось. Надежда была обречена на одинокое мучительное угасание, если бы на её пути не появился гастарбайтер из Узбекистана по имени Камил.

Не понимаю, что могло привлечь Камила в Надежде, но сам он, будучи человеком немолодым и тоже одиноким, взял на себя заботу о женщине. Камила я знал хорошо, он целый сезон отработал у нас на ремонте колокольни. И не видел я в нём тогда тех качеств, о которых узнал потом. Именно Камил заявил Надежде о необходимости пригласить «отца». Так меня называли наши строители-узбеки.

– Отец помолится, и тебе станет легче, – убеждал он Надежду. – Нужно молиться, Надя. Я буду молить Аллаха, а ты молись Христу, и Он обязательно поможет.

Надежда рассказывала, как Камил убеждал её начать молиться и как ей было трудно преодолеть неверие и решиться на разговор со священником. Прежде она никому и ни во что не верила, зализывала в одиночестве раны и готовилась к смерти. Всё в её жизни было тяжело и определённо, а тут какая-то ирреальность.

Друзья привезли меня к дому Надежды. Она знала, что я предложу причаститься, а для этого необходимо не курить хотя бы утром, но, конечно же, выкурила пару сигарет. Помню, как суетился Камил, как радовался, принимая «отца» в качестве гостя в своём доме.

Надежда лежала с поломанной ногой. На удивление, мы легко нашли общий язык. Всю жизнь она работала маляром на стройках, а я десять лет трудился рабочим на железной дороге. Это обстоятельство нас, наверное, и сблизило. Она думала, что увидит кого-то из другого мира, а пришёл такой же работяга.

Нам было о чём поговорить. Я рассказывал Надежде о Христе и Его страданиях, а она мне – о своих болячках. В конце концов я услышал то, чего ждал. Она сказала, что хотела бы верить Христу и, наверное, даже стала бы христианкой, но не судьба.
– Надежда, если ты действительно Ему поверишь, Он может сохранить тебе жизнь и даже поставить на ноги, – утешал я больную. – Но потом из храма ты уже не выйдешь. Уверен, если ты твёрдо решишься, всё так и произойдёт.

Она пообещала.

Удивительное дело, но я склоняюсь к мысли, что именно по вере мусульманина Камила Надежда исцелилась. Окружающие поражались происходившим изменениям: кости женщины вновь стали крепкими, словно кто-то сцепил их цементным раствором. Нога быстро срослась, и женщина впервые за несколько лет вышла из дома без костылей. Вскоре Надежду сняли с учёта и как онкобольную.

Она ходила по городу, навещала друзей, но так и не нашла времени приехать в наш храм. Минул год, а она даже ни разу не заглянула в церковь, что стоит рядом с её домом.

Чем можно объяснить такую неблагодарность Тому, Кто только что так волшебно предоставил человеку ещё один шанс? Вернул к жизни, разумеется, не для просмотра бесконечных сериалов и прочей ерунды, а на покаяние. Я знал, что болезнь Надежды вернётся. Так и вышло: знакомая вновь оказалась на больничной койке. Опять процедуры, кучи лекарств. Спасибо Камилу – он её не оставил.

На первой неделе Великого поста те же друзья привезли Надежду на службу. Снова мы разговаривали о грехе, снова я готовил её к причастию. Она знала, что будет причащаться и что нужно хотя бы утром воздержаться от курения. Но, конечно же, накурилась, в чём я не сомневался. Тем не менее я допустил Надежду к Чаше, понимая, что иной возможности побывать в храме ей может и не представиться. Причащал и думал: а вдруг Господь даст ей ещё шанс? Хотя именно в этом я сомневался больше всего.

Тогда я не предполагал, что Надежда проживёт ещё семь лет. А когда спустя все эти годы я снова приеду к ней домой и стану готовить старую знакомую к уходу, со мной будет разговаривать не прежняя Надежда с неизменной папироской в зубах, а по-настоящему верующий человек с таким замечательным христианским именем.