Недавно по работе зашла перед обедом в наш детский сад – впечатления неизгладимые. Поясню: мы живём в отдалённом посёлке, где расположены единственные сад и школа. На оба заведения – одна медсестра.

Во-первых, уже на входе в группу услышала «разноголосый лай» кашляющих ребятишек – явно надрывалось сразу человек пять. Мне даже страшно стало. Во-вторых, воспитательницу застала за «лечением»: одному давала лекарство, тут же закапывала в нос другому, и так по кругу.

Спросила, где медсестра и почему больные дети в группе, а не дома. Получила ответ:
– Ну а чё такого-то? Это же ясли, адаптация, они все так болеют. Медсестра приходит только после обеда, она попросила меня раздать таблетки и в нос закапать.
– А не боитесь, например, аллергии? Вы ведь не знаете, на что ребёнок может отреагировать.
– Так не впервой, у нас и аптечка уже образовалась, по необходимости даже ингаляции малышам делаем.

Выходит, практически на постоянной основе мамы тащат в сад абсолютно больных детей, и в саду их «лечат»! Заведующая, между прочим, в курсе.

Заметьте, это происходит не в городе, а в маленьком посёлке, где и в фельдшерско-акушерском пункте, и в аптеке никогда не бывает очередей. У любого нашего работодателя можно отпроситься даже на три-четыре дня, да и больничные я всегда даю на любой срок, чтобы ребятишки полноценно выздоравливали.

На скорой у нас тоже весело. Вот из последнего. Привезла я в больницу молодого (чуть старше сорока) мужчину с неявными признаками инсульта. Дежурный врач попросила подождать результатов МРТ и осмотра невролога, чтобы определить дальнейшую тактику. Ждём.

Вскоре влетает взъерошенная тётка в белом халате. По разговору с сотрудниками приёмного отделения понимаю, что речь о «моём» пациенте. Думая, что передо мной врач, спрашиваю, подтвердился ли инсульт и можно ли нам уезжать. Тётка посмотрела на меня свысока и буквально выплюнула:
– Могли вообще не приезжать. Надо же, в такую даль тащились, дядьку просто так покатали. Какого чёрта вообще припёрлись…

И далее – нецензурщина.

Я, конечно, обалдела, но промолчала. Потом, когда дама удалилась, спросила, кто это. Оказалось, медсестра из отделения интенсивной терапии. От души посочувствовала её пациентам.

Тут и невролог подошла, всё рассказала и объяснила. Оказывается, очень вовремя мы пациента привезли. У мужчины оторвался тромб, пока делали МРТ. Его сразу в реанимацию отправили.

Увы, таких горе-медиков, как эта медсестра, немало в наших клиниках. Родственники больных их наслушаются, а потом истерики устраивают или строчат жалобы на нормальных врачей.

Мне нравится моя профессия, хотя трудно мириться с безобразием, которое сейчас творится в медицине. Я семь лет боролась с системой и нашим главврачом, пыталась добиться справедливости и организовать поставки элементарных лекарств и оборудования. За эти долгие годы пришли, а потом друг за другом сбежали десять высококвалифицированных специалистов, которым тоже было не всё равно.

К сожалению, я проиграла эту битву – уволилась и переехала. Самое обидное, через три месяца главврача всё-таки убрали – видимо, не прошли даром и мои старания.

Конечно, я сама не идеальна, на вызовах иногда могу нагрубить – не со зла, просто от усталости. Но если вижу, что обидела, тут же извиняюсь.

Есть у меня коронная фраза: «С какой целью вызвали скорую помощь?» Обычно задаю этот вопрос на вызовах типа «Ой, плохо мне, неделю пил» или «Температура высокая, уже пять дней болею, к врачу не обращался». Получив ответ, сразу же понимаю, чего именно пациент от нас хочет.

Один давний случай из моей практики послужил серьёзным уроком. Теперь никогда, ни при каких обстоятельствах не скажу: «Я не врач, откуда могу знать, что с вами».

А дело было так: приехала на вызов к пожилому мужчине с диабетом. В карте так и написано: «Низкий сахар, теряет сознание». К моему визиту пациент уже чувствовал себя вполне сносно. Осмотрев его, ничего критичного не обнаружила, а на вопрос его мамы «Что же случилось, почему он в обморок-то падал?» ответила приведённой выше фразой. Посоветовала ждать участкового терапевта, тут же сама вызвала его и со спокойной душой ушла. Уже в машине вспомнила – не сняла ЭКГ, но решила, что это сделает терапевт.

Всё произошло 25 декабря, а 1 января я зашла в кабинет заведующего и узнала, что через два дня этот мужчина умер прямо в поликлинике. Оказалось, в тот день терапевт не пришла, просто позвонила больному и назначила дату приёма по телефону. От прокурорской проверки меня спасло лишь то, что я прямо из квартиры вызвала врача.

Так что нам, медикам, как никому другому необходимо следить за своим языком и даже за интонацией – и ничего не откладывать на потом.

Вот ещё история о профессиональном чутье, о наших коллегах – диспетчерах скорой помощи. Именно с ними в первую очередь общается человек, набирающий заветный номер телефона. Практически все наши диспетчеры – фельдшеры по образованию, но по каким-либо причинам не могут работать на линии, ездить на вызовы. Все они – настоящие мастера своего дела! В любой ситуации могут правильно применить свои знания, быстро и спокойно реагируют в экстренных случаях. Такую выдержку, стрессоустойчивость и «чуйку» я видела ещё только у пожарных.

Однажды, в самом конце рабочих суток, поступил звонок от мужчины 34 лет с жалобами на сильную боль в горле, которая появилась ночью. Больше никаких симптомов – ни температуры, ни насморка с кашлем, ни слабости, ни одышки. И вдруг к нему направляют реанимационную бригаду! Врач-реаниматолог возмутился, но диспетчер в ответ спокойно заявила: она считает, что у пациента инфаркт, «пятой точкой чувствует».

Ворча, бригада уехала на вызов. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что диспетчер оказалась права. Действительно, острый инфаркт миокарда, атипичная форма с шоком. Послав к пациенту реанимационную бригаду, она спасла ему жизнь.

Вот каким образом женщина по нескольким фразам поняла, что именно произошло, если сам больной не смог внятно объяснить локализацию боли? Загадка. На все наши расспросы она только пожимала плечами и говорила: «Чуйка сработала».