Мы прожили с мужем 45 лет. Вместе – с 70-х годов, тогда ещё учились в институте. За это время многое случилось в нашей жизни, как и у всех, – ссоры, разлады. Но было и главное – любовь, уважение, понимание друг друга с полуслова.

Выросли дети, повзрослели внуки. Муж ушёл на пенсию в 60 лет, вернее, его «ушли». Долго переживал, места себе не находил и однажды решил съездить на свою малую родину – это деревня в другой области. Мы живём в городе, а там пустовал крепкий родительский дом.

Поехал. Прожил весну и лето, всем доволен – природа, тишина; потихоньку приходили в порядок нервы. И вдруг решает остаться там и на зиму. Прошла зима. Весной я поехала навестить его, потом ещё ездила летом.

И стала замечать какое-то смущение во взгляде, не свойственную ему суетливость. А тут и доброжелатели нашлись, просветили. Соседки рассказывали, что у мужа обнаружились старые друзья юности, тоже вернувшиеся в родные края. Из тех, кого жизнь сильно потрепала. А среди друзей и одноклассников есть и подруги. Особенно одна, очень настойчивая.

Всё знали соседки. Точно как в песне: «От людей на деревне не спрятаться. Нет секретов в деревне у нас».

Сначала не поверила, не хотела верить. Спросила. Он засмеялся:
– Да ты что, мать? Ты же у меня одна, сама знаешь.

Да, знала. За всю жизнь он ни разу не дал повода усомниться в его честности. А оказалось, врёт, как всё мужское племя.
Обшарила дом и нашла улики. В диванной подушке – ночная рубашка. Под диваном – женские тапочки. Всё во мне закипело, аж дыхание перехватило. И стало за него очень стыдно, когда представила происходившие здесь интимные сцены. Муж отрёкся от всех улик, дескать, не знаю, чьё и откуда.

Ну что. Продолжая себя накручивать, порезала на длинные ленты рубаху, в тапочки под стельки насовала канцелярских кнопок. Всё положила на место. Что я ещё могла?

Подошло время уезжать – пора на работу, в городе ждут дети, внуки и кот.

Пока жила в городе, сердце разрывалось от боли, унижения и бессилия. И так мне захотелось его уличить, поймать на месте преступления, что больше думать ни о чём не могла. Осенью опять поехала. Без предупреждения. Душа жаждала мести.

И вот этот час настал. Вхожу в дом, в деревне редко кто закрывает двери. А в доме картина первая, маслом: на диване в позе Данаи, правда в халате, возлежит тётка деревенского вида со следами бурного прошлого на лице и рыжей «химией» на голове.

Картина вторая: мой бледно-зелёный муж хватает ртом воздух, но сказать ничего, родимый, не может. А Даная его всё спрашивает:
– Кто это? Кто это?
– Не ждали? – говорю. – А это жена его в пальто.

Очень мне хотелось вцепиться в её рыжую башку, как Надюха в Раису Захаровну со словами: «Ах ты, сучка крашена!» Потому как сюжет очень похожий.

Но до драки, конечно, не дошло – Даная тут же сбежала.

На мужа было страшно смотреть. Я думала, его удар хватит. Он стоял на коленях, рыдал пьяными козлиными слезами, умолял простить и забыть.

Не простила и не забыла. Я по натуре женщина не злая, наоборот, – весёлая, с большим чувством юмора. Но честь и порядочность для меня на первом месте. Не могла я сама себе наступить на сердце.

С тех пор прошло пять лет. Муж так и остался в своей деревне. Домой вернуться не смог, остатки совести не позволили появиться перед детьми и внуками.

Но он сам выбрал свою судьбу. Старый седой дурак.