Помилуй скотов
24.01.2023 13:40
Берите монастырских кошек, они намоленные

Помилуй скотовОльге Петровне повезло с подопечными – в основном они смирные. Но ещё больше повезло с площадкой. Остаток старого пустыря, где убегают под землю две трубы теплотрассы, никем не обжит, и даже наступающие со всех сторон гаражи и заборы его пока не теснят. Да и земля возле труб в морозы хорошо прогрета, там лучше всего оставлять корм. В тёплый сезон подопечные глазеют из своего подвала на добрую соседку – один за другим сверкают в окошке миндалевидными «перископами». А зимой их долго искать не приходится: если поблизости нет собак, все греются на теплотрассе.

– Я их там и в тёплое время кормлю, – говорит Ольга Петровна. – Раньше оставляла корм в пластиковых корытцах у торца дома и у подвальных продухов, да соседи с первых этажей стали ругаться – развела, мол, под окнами помойку, крыс привлекаю. А какая помойка, какие крысы, если сама же потом всё и уберу? Вечером выхожу с новой порцией – всё чисто, вылизали до блеска. Вон, дрыхнут, довольные…

На трубах растеклось огромное шерстяное лоскутное одеяло – рыжее, полосатое, чёрное. Некоторые кошки спят, вжавшись телом в обмотку трубы, другие сидят в позе сфинкса, внимая «локаторами» разговорам двуногих.

– Так что нам здесь даже лучше, – поясняет Ольга Петровна. – Жильцы ворчат – это ещё полбеды. А раньше и кипятком могли плеснуть с этажа, чтобы коты под окнами не сидели. Хотя они у меня спокойные, пугливые, песен в марте не орут.
– Неужели кипятком?
– Бывают и такие.

Я сразу вспомнил ту историю, с которой, можно сказать, всё и началось.

Тогда тоже стояли двадцатиградусные морозы, а на улице какой-то бездомный котейка даже мяукать не мог – лишь тихонько стонал. Я услышал его писк чисто случайно, когда открывал форточку. Эх, если бы «кошачье место» в моей квартире тогда не было занято другим представителем усатых-полосатых! Однако нужно было срочно спасать кота.

Порезав найденные в холодильнике сосиски, я быстро погрел их, вывалил в газетный кулёк и выскочил на улицу. Из-за спешки сильно перегрел – из газеты валил густой пар. Впрочем, на сильном морозе через пять минут всё станет просто тёплым.
На улице сидел худой рыжий кот с белой подпалиной на боку. Выглядел стреляным воробьём – видимо, уже имел неприятный опыт столкновения с особями, имеющими человеческое обличье. Хотя умирал от холода и голода, сразу же отпрыгнул от меня на несколько метров и жалобно пискнул. Я позвал его привычным «кис-кис-кис», пододвинул дышащую жаром газетку, но котофей не двинулся с места, насторожённо следя за моими действиями. Пришлось отойти за дом и наблюдать за котиком из-за угла.

Удостоверившись, что я исчез из поля зрения, кот быстро приблизился к еде и принялся жадно поглощать угощение. Я тихонько выбрался из укрытия, обошёл мурзика по сильно вытянутой параболе, но тот был слишком увлечён едой. Наконец я осторожно приблизился. Кот поднял голову, и тогда я заметил, что из его глаз капают самые настоящие слёзы.

Утром я снова вышел с кормом для рыжего кота, звал его, обошёл дом по периметру, но бродяга словно сквозь землю провалился. Убежал?

– В подвале отсиживается, – улыбнулась огромная дворничиха тётя Марина из соседнего двора, когда я спросил, не видала ли она рыжего кота с белой подпалиной. – Да ты не беспокойся, не он первый, не он последний. К вечеру вылезет как пить дать. А лучше к теплотрассе сходи – может, уже на трубе кости греет. Там Ольга из крайнего подъезда их частенько подкармливает.

Так началось моё знакомство с Ольгой Петровной.

Вообще-то они обе забавные – дворничиха и тётя Оля. Когда встречаются, чем-то напоминают Тиля Уленшпигеля и Ламме Гудзака – одна высокая, дородная, другая – маленькая, кругленькая, нос картошкой. Ольге Петровне на вид не дашь и семидесяти, но, как и для многих женщин этого поколения, поликлиника уже стала для неё домом родным. И всё же она находит время и силы содержать армию хвостатых беспризорников.

В тёте Марине Ольга Петровна сразу нашла родственную душу – каждая пригревает котиков на своём участке. И даже пытаются пристраивать в добрые руки.

– Лучше всего берут светло-серых и дымчатых, – рассказывает Ольга Петровна. – За ними идут рыжие. Сереньких полосатиков уже принимают не так охотно. Если чёрных кто-нибудь приютит – это вообще праздник, не помню, когда такое было в последний раз. Ну а самые нелюбимые – чёрно-белые. Я их называю «коровками». Правда, и мейн-куны попадаются, и другие породистые. Их тоже со скрипом разбирают, порой даже хуже, чем «коровок».
– Неужели породистые никому не нужны? – удивился я.
– Ты бы на них посмотрел после того, как они полгода поживут в подвале, – вздохнула тётя Оля. – Шерсть свалялась, глаза больные, бешеные. В таком коте и породу-то не всегда угадаешь. Хорошо хоть Маринка помогает – вот у неё настоящий талант кошек пристраивать. Человек десять в двух подъездах «окошачила». И ведь находит нужные слова, я так не умею. Говорит всем, что лучше не приобретать породистых – их и так купят, – а взять бездомного котика, это всегда к счастью. Например, завести рыжего бродягу – к большой любви, чёрного – к прибытку. И так далее. И всё у неё так складно получается!

Марина, как я позже выяснил, когда-то работала массовиком-затейником, так что действительно, не пропал талант. Но и Ольга Петровна умеет удивлять.

– Лет десять назад знакомая матушка с монастырского подворья попросила: «Оль, не примешь десять кис? Хотя бы на время? Люди решили, что раз мы кормим бездомных, то и брошенных кошек сможем. Видно, кто-то пустил слух – и началось. Котов подкидывают постоянно, несут и несут! А нам их девать некуда, всех, кого могли, в кельи взяли, по прихожанам пристроили. Кошек столько у трапезной по утрам собирается – иной раз даже по тропинке и не пройти. Настоятельница ругается, говорит, монастырь превратился в кошкин дом». Что тут поделаешь? Конечно, я дала согласие. Где два кота кормятся, там ещё одному место всегда найдётся. Хорошо хоть Маринка помогла. Говорила всем: «Берите монастырских котиков – они намоленные!» Сейчас, слава богу, монахиням меньше стали подкидывать. А лет пять назад я чуть не плакала: как же прокормить такую ораву?

По моим подсчётам, на тёти-Олином довольствии сейчас числится штук двадцать хвостатых душ, а когда-то их было значительно больше. Еду котофеям покупает на свою скромную пенсию.

– Вам самой-то на жизнь хватает после этих «детей Поволжья»?
– По-всякому бывает, – улыбается Ольга Петровна. – Когда Алексей Иванович был жив, мы справлялись. А после смерти мужа стало трудновато. Но с другой стороны, много ли мне надо одной? И Маринка помогает, делится кормом, когда у меня заканчивается. Да и дети не забывают, подкидывают. Племянник даже шутит: «Тётя Оль, я вам майку закажу с библейской цитатой, из Притчей Соломона: «Блажен муж, иже скотов милует, сердце же нечестивых жестоко». А я смеюсь: ну какой же я «муж»? Племянник говорит, что самый настоящий. И сам смеётся: обещает в слове «скотов» первую букву пропустить.
– А давно вы кошек подкармливаете?
– Лет двадцать, наверное, – пожала плечами тётя Оля. – Может, чуть больше. Что удивительно: раньше была как-то равнодушна к кошкам. Нет, конечно, жалела их, даже порой делилась вкусненьким, но проходила мимо. А потом увидела, как их кормила старенькая бабушка. Помню, мы таких в шутку называли «плюшевым десантом» – из-за воротников дешёвых пальто. А потом сами стали похожими на них – не по одежде, а по образу жизни. Познакомились, разговорились. Оказалось, она из третьего дома, кормит кошек в нашем и соседнем дворе. «А больше некому», – виновато улыбнулась. Так стало мне стыдно! Вот мы и принялись на пару с Марьей Сергеевной поддерживать мурок. Потом Марья Сергеевна умерла, и я осталась одна. А вскоре Маринка пришла работать в нашу управляющую компанию. Иди-ка скорей сюда!

Ольга Петровна выудила из закромов большой цветастой сумки пакетик корма и вытряхнула содержимое на кусок картона очередному хвостатому едоку, припозднившемуся к общему обеду.

– Помню, тётя Маша рассказывала об одном дедушке, который тоже кошек подкармливал. Они в храме познакомились. «Знаешь, Оль, – откровенничала со мной, – вроде неказистый дедок, но однажды меня поразил. Сидели с ним как-то на лавочке после службы, балакали о прежних временах.

– Когда я был молодым, – вспоминал дедушка, – любил после занятий на рабфаке подкармливать голубей. Крошил им булку, да и семечки тогда у всех парней постоянно водились в кармане. И вот раз сижу на лавочке, прямо как сейчас мы с вами, крошу птицам хлеб. А голуби все разные – серые, чёрные, пегие. Одни большие, пронырливые, другие худые, поскромнее. Большая часть налетает толпой, расталкивая друг друга, норовят первыми урвать самые сытные крошки. Другие хитрят, теснятся чуть сзади, ждут своей очереди.

И вдруг я заметил тощего грязно-белёсого голубя, у которого все, даже самые последние пернатые доходяги склёвывали корм прямо из-под носа. Видимо, больной. Не сопротивлялся, только безропотно наблюдал, как вокруг него ликует пир жизни.
Мне стало его жалко. Разогнал группку сильных голубей, накрошил целую горку хлебушка специально для самого слабого. А он клюнет одну крошку и снова стоит, созерцает творящееся вокруг беззаконие… Нахалы прорвались к нему, мигом склевали всё до крошки. Я снова их шуганул, опять покрошил хлеб хилому голубку, но, похоже, он смирился со своей участью. Тогда я принялся гонять других голубей, пока этот не наестся, но, что бы я ни предпринимал, несчастную птицу всё равно оттирали от крошек более смелые соперники. А он только поворачивал голову, испуганно озирался.

И в тот момент своим атеистическим юношеским умом я неожиданно понял странную истину: вот он, Бог. Сейчас Он в этом голубе, Он между мной и бедной птицей, Он – повсюду. Он во мне, потому что я забываю о птицах, кто стопроцентно выживет, и печалюсь о том, у кого нет никаких шансов. Хотя это глупо, нелогично и нерационально. Вот же они перед тобой – победители жизни. Тебе лучше бы заботиться о них, ведь именно их потомство будет просить у тебя хлеб через пять, десять, двадцать лет… А я иду к тому, у кого нет сил, кто обречён, но чьи грязные пёрышки в моих глазах сейчас светлеют, словно в честь всех безнадёжных и невезучих. Значит, это и есть самый простой способ увидеть Бога – делать что-нибудь хорошее не ради здравого смысла, заслуг и даже не за спасибо, а потому что иначе ты не можешь поступить. И с той поры мне стало гораздо легче жить на белом свете…

Иногда я думаю, что торец нашего дома с соседним кусочком теплотрассы немного заколдованный. Не зря ведь его позабыли сильные мира сего, не огородили, оставили всё как есть. Может, поэтому клочок неба над ним и кажется ближе.

А ещё мне не хочется верить, что в прежние времена никто не подкармливал здесь пушистых бедняг. У Ольги Петровны и дворничихи Марины была Марья Сергеевна. А до тёти Маши, наверное, эту вахту держал ещё кто-нибудь, просто мы об этом ничего не знаем. Вот они поколениями и передают друг другу «кошачью» эстафету. И я уже догадываюсь, кому в конце концов Ольга Петровна передаст свою.

Дмитрий БОЛОТНИКОВ
Фото: PhotoXPress.ru

Опубликовано в №3, январь 2023 года