Это было трудное время. Стипендии хватало дней на пять. Чтобы выжить, Володя подрабатывал дворником, сторожем, но денег катастрофически не хватало, да и магазины опустели. Купить продукты было сложно. На месяц выдавали талоны – на крупу, макароны, масло, сахар, водку. Их ещё нужно было суметь отоварить. Повсюду стояли очереди. За водкой – просто гигантские, там вечно происходили свары и драки.

Я даже не пыталась туда ходить, мне и водка-то не нужна. Но тогда она служила валютой: водкой можно было расплатиться за любую услугу или обменять её на что-нибудь. К тому же мы собирались зимой поехать к маме в Тобольск, а что могли привезти бедные аспиранты, кроме сэкономленной водки? В винно-водочный магазин раз в месяц мужественно ходил Володя и приносил, прижав к груди, две бутылки.

Нередко мы питались только варёной перловкой – не было ни хлеба, ни чая.

На жизнь аспиранта сильнейший отпечаток накладывает необходимость защитить диссертацию. Я говорю не о современных деятелях, покупающих готовые тексты, не о мастерах компиляции, а о тех трудягах конца 80-х – начала 90-х, которых мне удалось застать. Представьте, что компьютера у вас нет, мобильного телефона тоже, как и выхода в интернет. Всю информацию вы получаете из книг, которые можно найти, например, в Публичной библиотеке имени М.Е. Салтыкова-Щедрина. И вы туда ходите, как на работу, каждый или почти каждый день. Роетесь в каталогах, то есть в ящичках с карточками из плотной бумаги, находите подходящую литературу, заказываете её в соответствующем читальном зале, ждёте, когда её доставят, садитесь за стол с настольной лампой и читаете, составляя в тетради конспект. Если книга почему-либо не подошла, начинаете процесс поиска сначала.

В нашем аспирантском общежитии на втором и третьем этажах существовали специальные помещения для занятий. Кажется, они назывались комнатами отдыха, потому что на втором этаже был телевизор, а на третьем устраивали танцы и даже сыграли две свадьбы. И в каждой из этих комнат время от времени случались посиделки по поводу успешной защиты очередного диссертанта.

Однако чаще всего там занимались. Комнаты не были оборудованы, но там стояли столы и стулья, горел свет, можно было принести пишущую машинку и хоть всю ночь стучать на ней или разложить свои записи и редактировать, писать, исправлять.

Почему ночью? Во-первых, потому что днём шли лекции, иногда – зачёты и экзамены, ассистентская и доцентская практика. А ночью тишина, можно собраться с мыслями, разлетевшимися за день, и попытаться что-нибудь изваять. Во-вторых, постоянное психологическое давление вызывало бессонницу, которую лучше заполнить чем-нибудь более полезным, чем просто мучиться, лёжа в кровати.

В то время мы, филологи, с некоторым презрением относились к тем, кто защищался по педагогике и истории педагогики. Ну разве это наука? Что там можно открыть? Сами-то мы, конечно, тоже ничего не открыли. Как смеялся мой дядя Коля, узнав, что я собираюсь поступать в аспирантуру и заниматься наукой, «что, новый падеж хочешь открыть?».

На первом этаже у нас жили мать со взрослой дочерью. Мать была великовозрастной аспиранткой с невероятно вульгарными манерами. И всё-таки однажды мы увидели плакатик с её фамилий в арке-туннеле, ведущей к административному зданию и памятнику Ушинскому, где постоянно появлялись объявления о предстоящей защите. Тема её диссертации примерно такая: «История пионерского движения в Пензенской губернии в 1920-е годы». Мы долго насмехались над темой, диссертанткой и педагогикой в целом.

Сейчас я не вижу ничего смешного в такой теме, но в начале 90-х наше филологическое высокомерие зашкаливало.

Чтобы высмеять подобные диссертации, я сочинила иронический текст, который написала фломастером на листке бумаги и прикрепила на доску объявлений на первом этаже, рядом со входом. Он там провисел пару часов, пока кто-то не выдержал и не сорвал. Вот примерно на что это было похоже.

Российский педагогический университет имени А.И. Герцена.
Макс Бальзаминович Чернушкин.
Тема диссертации: «Когнитивное исследование акустической составляющей в суггестивном воздействии вида Felis silvestris catus на вид Homo sapiens sapiens».
Диссертация на соискание учёной степени доктора кошачьих наук.
Научный консультант: д.к.н., профессор Барсик Ушастый.
Оппоненты: д.к.н., профессор Мурка Подзаборная; д.к.н., профессор Васька Бесхвостов; д.к.н., профессор Мурзик Крысолов.
Защита состоится 13 сентября 1992 г. в главном корпусе, ауд. 32.

А жизнь у нас была интересная: не только учёба, конспекты, пишущая машинка и стопки бумаги, но и молодость, приключения, белые ночи, прогулки по почти пустому предутреннему городу – завораживающе красивому и таинственному. Невский проспект почти всегда полон машин и прохожих, он суетен и многозвучен. А где-то около пяти утра мы видели совсем другой, пустой Невский, что поразило меня до глубины души. Мы стояли и смотрели в оба конца – ни одной машины. Вышли на середину проспекта и пошли, оглядываясь. Это было недалеко от Казанского собора. Слишком долго так идти не хватило наглости: вдруг да выскочит какое-нибудь авто?

Но случались и совсем не романтические истории. С большой территории университетского городка есть несколько выходов в город. Этим пользовались не только преподаватели и студенты, но и расплодившиеся тогда аферисты. Одна драма разыгралась на моих глазах.

Мы с Володей выгуливали нашего котёнка – того самого Максика, пропечатанного в «Моей Семье». Находились рядом с главным входом, где стоит памятник Ушинскому. Вдруг со стороны Мойки вбежали два парня и быстро скрылись в арке-проходе между зданиями разных факультетов. В одном из них занимались физики, в другом – философы. Мне такая скорость показалась несколько странной, но мало ли, почему люди быстро бегают? Однако оказалось, моя интуиция верно уловила душок криминала. Спустя секунд десять, запыхавшись, словно гнались по следу, появились две женщины средних лет. Увидев нас, внешне таких приличных и внушающих доверие, они остановились и спросили, не видели ли мы двух парней. Мы ответили утвердительно.

– Они нас обманули! Подсунули «куклу» вместо денег! – выкрикнули женщины и побежали в указанном нами направлении. Конечно, мошенников они не догнали.

Помню период, когда каждый день, проходя через ту арку, я видела толпу, слушавшую убогого пропойцу-карлика, который, не умея петь, кричал, перевирая слова популярной тогда песенки: «Ты морячка, я моряк, ты м…чка, я м…к!» Толпа одобрительно гоготала. Это было омерзительно. Хотя я ходила быстро, несколько секунд всё равно слышала эти вопли и гогот, и в сознании возникал вопрос: «Неужели люди такие свиньи?»

Но потом я переставала об этом думать, и диссертация вытесняла из моей головы всё постороннее.