Старика Ивана Кораблёва обидели соседи. Может, и не обидели совсем, просто посмеялись немного и забыли. А произошло всё из-за нелепого случая. На улице, где жил старик, тихой, застроенной деревянными домами, столкнулись два грузовика с таким грохотом и звоном, словно во всех окнах одновременно вылетели стёкла.

Раньше ничего подобного здесь не бывало. Кораблёв распахнул створки рамы и, привстав на цыпочки, далеко высунулся наружу, а в это время котёнок, игравший с помпончиками на его тапках, в запале игры пощекотал голые пятки хозяина. От неожиданности, смеясь и восклицая: «Ой, не могу, ой, держите меня», – он и выпал.

Ущерба себе Иван не причинил, но, помимо него, на уличный шум высунулись и соседи, некоторые даже вышли за ворота, приставив к глазам ладонь, и все стали свидетелями падения. Поразило их два обстоятельства: почему, падая, вместо крика и ругани, Кораблёв заливисто смеялся, и почему следом на подоконник запрыгнул котёнок, словно он-то хозяина и вытолкал.

Жили вокруг люди пожилые и степенные, сам себя Иван считал человеком тоже степенным. Но теперь решил, что отношение к нему изменилось – и этот необъяснимый смех, этот котёнок, не говоря уже о самом падении, сделали его в глазах соседей, скорее всего, человеком легкомысленным и даже дурковатым.

На улице, помимо домов, были ещё магазин и водозаборная колонка, у которой собирались жители. Уходя с вёдрами за водой, знали, что не вернутся, пока не обсудят детей и внуков, свои огороды, пенсии и цены на продукты. Уходили одни, появлялись другие, вступали в беседу, разговоры затягивались на целый день, менялись лишь персонажи.

Кораблёв тоже любил постоять у колонки, но теперь ему казалось, что при его появлении соседи подозрительно быстро исчезают, ссылаясь на дела. А уходя, наверно, вспоминают момент падения и опускают глаза, чтобы старик не заметил в них потаённого весёлого блеска. А если заговаривали: «Как дела, Иван, как самочувствие? – то таким тоном, словно хотели добавить: – Ждём, ждём, когда ты отмочишь очередную шутку».

Так ли оно было на самом деле, неизвестно. Но Кораблёв чувствовал себя, точно брошенный в воду камень, от которого торопливо разбегаются круги.

После этого он обиделся на соседей, обиделся кровно. И решил назло ни с кем не разговаривать, хранить молчание, чтобы окружающим стало стыдно.

На улице он стал появляться редко. Сходит быстро за водой или в магазин и возвращается. Если с ним здоровались, не откликался, словно проходил мимо пустого места. Потом открывал калитку и направлялся к дому. На калитке была установлена пружина, и, когда её открывали, она скрипела, а потом возмущённо хлопала, так что старый забор начинал по всей длине волнообразно раскачиваться.

– Всё купил, что заказывала? – спрашивала жена.

Иван молча ставил хозяйственную сумку на стул и отправлялся в спальню.

– Иди-иди, – сердилась супруга. – Обиделся он, идол, как дитя. Правду говорят – старый что малый.

Когда оставался один, в голову лезли новые обиды. Взять, к примеру, соседа Петра, занявшего у него тысячу рублей. Давно пора напомнить о долге, но как напомнить, если надо молчать? Или вот старшая сестрица. Чтобы купить себе квартиру в городе, продала без его ведома огромный родительский дом в родном селе. Там рядом широкая река, и Иван часто ездил на родину рыбачить. А теперь куда поедешь? Дочь с сыном, как уехали в Москву и завели семьи, так и не пишут, говорят, это пережиток прошлого, позвонят два-три раза в год – и всё. Обидно, конечно. И так получается, что все словно сговорились наносить ему разные обиды.

Кораблёв любил поговорить, трудно было молчать сутками, и когда становилось невмоготу, представлял себя летающим на воздушном шаре.

Любое движение сопровождается мельканием, шумом, стуком, даже скрипом, если вспомнить телегу, и только полёт на воздушном шаре проходит в полной тишине. Увидев поначалу, как скользит внизу земля, лишённый привычных звуков человек пребывает в изумлении, но скоро всё проходит, и уже другие чувства и мысли волнуют его. С радостным восторгом замечает он, что, чем выше поднимается шар, тем дальше расширяется земля. И вот уже видны многие деревни, реки, озёра, и в тоже время делаются они меньше в размерах, становятся похожи на игрушечные. А шар летит всё выше и выше, и тем, кто смотрит на него снизу, он представляется, наверное, сказочно-космическим видением, вдруг проступившим в небе прямо из воздуха.
Эти мысленные полёты в одиночку помогали Кораблеву: среди общей тишины желание поговорить пропадало. Однажды, правда, от скуки взял в полёт жену, но та сразу затараторила, поминая впавшего в детство супруга, и старый забор, который вот-вот завалится на грядки. Они уже были за городом, хорошо, что подул встречный ветер, отнёс шар назад, и он ссадил супругу у дома, а то пришлось бы долго идти пешком.

Мысленные полёты и терпеливое молчание сказались на старике даже внешне. Он похудел, в глазах появился молодой блеск, как у человека, привыкшего оглядывать огромные просторы.

Внутренне он тоже изменился, временами делался задумчивым, и молодой блеск глаз сменялся на пытливую затаённость и глубину. И тогда его мучали сомнения – имеет ли он право смотреть с высоты на людей, винить их в грехах и своих обидах. А если вспомнить, сколько грехов на нём самом…

У него был армейский товарищ, полвека они переписывались, навещали друг друга. А недавно тот умер, пришла телеграмма от его жены с просьбой приехать на похороны, а он не поехал. И ехать далеко, и дорого. А в день похорон два часа провёл у колонки, болтая с соседями.

И это только последний большой грех. А сколько их было в молодости? Если каждый грех представить камнем, то из них можно сложить огромную гору, и не на воздушном шаре ему надо летать, а забраться на вершину горы, горько каяться и плакать.

После этого Кораблёв окончательно разочаровался и в людях, и в себе, как он думал, на веки вечные, но что-то пошло не так.

Началось всё с соседа Петра, вернувшему ему тысячу рублей прямо на улице, когда старик возвращался из магазина. И хотя тысячная бумажка оказалась замызганной, словно её целый год носили в кармане, Иван расчувствовался и подумал: «А ведь хороший человек Петька».

Потом получил письмо от сестрицы, жившей на другом конце города, – сама явиться постеснялась. В письме сестрица сообщала, что сейчас они с мужем разбогатели, построили просторную дачу под красной крышей на берегу озера Белого, и приглашала брата приезжать в любое время, даже в их отсутствие, ключ будут оставлять под крыльцом.

А в довершение всего явились погостить из Москвы сын с дочерью, привезли целую россыпь внучек и внучат, и Кораблёву пришлось заговорить хотя бы с внуками на их детском языке, но со временем он перешёл на разумную, взрослую речь.

Жизнь Кораблёва наладилась. Когда он впервые остался у колонки поговорить, собрались жители со всей улицы, и уже не брошенным в воду камнем он себя почувствовал, а чем-то вроде острова, у берегов которого плещутся набежавшие со всех сторон волны.

А вот на воздушном шаре он по-прежнему летает. Только теперь поднимается намного выше облаков, прямо в космос. Оттуда ему виден вращающийся бок земли, освещённый электрическими пятнами городов, пока из вселенского мрака не восходит огнедышащий шар солнца, и там, куда падают его лучи, электрические пятна гаснут один за другим.