Положенное время на позиции пролетело быстро. Нужно было возвращаться в подвал, в резерв. Тихий и Старок отказались идти, решили сидеть в окопах всю неделю. Я бы тоже остался, скучать в прокуренном подвале не хотелось. Но на позиции не требовалось столько людей, а резерв на случай боя был нужен.

Вышли ночью. Светила луна, и дорогу было хорошо видно. Над украинскими позициями взлетали осветительные ракеты, огромные жёлтые люстры, они зависали в небе, и становилось слишком светло. Мы на всякий случай пригибались, вдруг заметят?
Дорога неровная, разбитая. Подходя к посёлку, я заметил глубокую яму от прилёта. В прошлый раз мы шли здесь в полной темноте и чудом не переломали ноги.

В подвале было грязнее, чем раньше. На полу валялись обёртки, окурки и всякий мусор. Ничего, приберём, подумал я. Не сложнее, чем привести в порядок окоп. Даже теплее и безопаснее.

– Ну, как там? – с интересом смотрели на нас парни, прятавшиеся в подвале всё это время.
– Нормально. Вам понравится, – скупо и загадочно ответили мы, окопные ветераны.
– А по нам так долбили, мы думали, дом развалится! – парни подхватили рюкзаки и оружие и ушли, чтобы занять наши места на позиции.

К нам выскочила Бэка, небольшая собака, принадлежавшая одному из артиллеристов ЛНР. Хозяин ушёл на задание, и Бэка переживала, ждала его. Поняв, что среди нас хозяина нет, покрутилась и нырнула обратно под одеяло, закрывавшее проход в комнату элэнэровцев. Когда-то Бэка принадлежала украинскому прокурору, но во время штурма города тот сбежал, бросив имущество и Бэку. Артиллерист подобрал её, и теперь у него не было друга вернее. Бэка прекрасно понимала, что такое обстрел, умела ползать по-пластунски, прятаться в окопе и, главное, молчать, когда нужно.

Кроме того, в нашем подвале жили три кота. Красивая серая кошка и её великовозрастный котёнок находились здесь легально, бойцы их ласкали и подкармливали. И был ещё приблудный рыжий кот, облезлое безобразие. Никто его гладить не хотел, наоборот – прогоняли на улицу веником. Но кот был упрям, жаждал тепла и тушёнки. Сначала прятался под станиной от тяжёлого пулемёта, там его не было видно. Потом переселился на груду «морковок» для гранатомёта и нахально смотрел на нас воспалёнными глазами.

Погладить рыжего кота отважился лишь Тайга. Все начали пугать его заразными болезнями, а он сказал:
– Глупо бояться лишая, если не знаешь, будешь ли завтра живой.

И облезлый кот согласно замурчал.

До рассвета было достаточно времени, и мы легли спать на продавленных диванах и матрасах, собранных со всего дома. Я опасливо покосился на восседавшую на гранатах рыжую заразу, прогнал кота прочь, но через пять минут тот вернулся обратно.

Утром нас разбудил прилёт: уи-ищ-щ-щ-бу-у-ум-м! Что-то крупное прилетело во двор. Вроде во двор, а не в дом. Стены задрожали, на голову посыпалась труха с потолка. Бетонные плиты надо мной выглядели хлипко и ненадёжно. Я отодвинулся в угол. И ещё раз: уи-ищ-щ-щ-бу-у-ум-м! С добрым утром, бойцы! Если перекрытия обрушатся и дом сложится, выбраться из подвала будет непросто. Одеваться мне было не нужно, я спал одетым, поэтому натянул берцы и был готов к любому развитию событий.

Но наступило затишье. Можно выпрыгнуть на улицу по нужде и быстро залететь обратно. В одной из книг польского фантаста Станислава Лема описывалась планета, по которой всё время били метеориты. Каждого прибывающего на эту планету тут же клонировали. Если тебя неожиданно на улице убивал метеорит, моментально приезжал грузовик и из ящика со стружкой и опилками вынимали нового тебя. Жаль, что в реальности это невозможно.

Чтобы провести время с пользой, мы с Чукчей начали уборку. Собрали обёртки и окурки в старый металлический таз. Высушили лужу. Смели со старых и пустых водопроводных труб паутину. Пересчитали гранаты и ПТУРы, уложили по порядку ящики с патронами.

Таз с мусором я вытряхнул во дворе, рядом с кучей хлама. Никому и в голову не пришло бы вывозить отсюда мусор, поэтому куча постепенно росла. Но вид не портила, поскольку вокруг и так настоящий апокалипсис. Разбитые остовы домов, искорёженные автомобили, дырявые мятые гаражи, обугленные культи деревьев. Не было ни одной целой постройки, ни одного целого предмета, весь посёлок будто пропустили через мясорубку. Вдали виднелись живописные холмы, луга. Над ними что-то дымилось, шла война.

В подвал зашёл молодой крепкий парень в зимних камуфляжных штанах на подтяжках, казавшихся для него слишком большими. Он был подвыпившим, чуть раскачивался на ногах и даже пытался пританцовывать.

– О, зда-арова! Ахматовцы, чи шо? А меня Саня зовут, – зло и нервно улыбнулся он. Саня говорил с лёгким малорусским акцентом. – Я знаю, где вы стоите. Там ещё нормально. А мы на тридцатке. Там ваще копец, – и захохотал.
– Сильно стреляют? – спросил я.
– Сильно? Та не-е. В самый раз. Нас как привезли сюды, сразу в окоп. Ну, шо, сидим. И «птаха» их прилетает: ж-ж-ж. И потом сразу: бах, бах, бах! Все наши двосотые та трисотые. Командира сразу вбило. Я один выжил. В блиндаже «лисячья нора» была, успел в неё забиться, скрючился.
– Страшно было?
– А ты как думаешь? Я вообще не военный, даже не служил. В деревне живу, недалеко от Луганска. Как призвали, я первый раз помылся через тридцать семь дней. Это сейчас уже не страшно. Я вообще бессмертный. Видишь медвежонка? – он достал из кармана маленького плюшевого мишку. – Подарок от дочки. Мой оберег. С ним ничего не боюсь.

Саня нырнул за висящее одеяло к своим товарищам элэнэровцам. Оттуда донеслись громкие голоса. Хохот, ругань, потом рыдания.

– Ты чего? Ты чего? – утешал кто-то Саню.

А тот, всхлипывая, отвечал:
– Да, дочке сейчас звонил из штаба… – и потом злобно: – Отцепись, сука! Ну, шо пристал? Шо тебе надо?

Саня выскочил из-под одеяла и выбежал во двор. Всё затихло.

Немного подождав, я заглянул к элэнэровцам. У них грела печка, было тепло. На газовой плите бурлил чайник. С утра уже завели дизель-генератор, горела лампа, в лежавший на столе переходник были воткнуты мобильные телефоны.

Бойцы завтракали. Ели вкусное: пюре с сосисками. Кипяток разрешили взять, но к столу не пригласили. Разговор шёл между своими.

– Мой отец шёл через пограничный переход от нас к хохлам, – рассказывал артиллерист Серёга. – Они его задержали, издевались, один из них отцу руку прострелил. Вот тогда я решил идти в ополчение.
– А нас мобилизовали, – вспоминал другой боец. Его история вроде дополняла предыдущую, а вроде и не была с ней связана. Каждый вспоминал что-нибудь своё, наболевшее. – Выдали оружие и отправили на передовую, но не сказали, где она. Просто сказали: идите. Мы целый день шли, тащили на себе барахло, а нам говорят, дальше идите. Сорок километров пешком гнали.
– Ладно, не болтай лишнего, – Серёга с подозрением покосился на меня. Я в их среде был человек случайный.

Забрав кипяток, я пошёл в нашу часть подвала заваривать доширак, от которого было грустно в животе. Неожиданно входное одеяло откинулось, и в подвал вошли Барон, Тайга и Турист, ушедшие ночью.

– За продуктами вернулись. А Барона сдаём обратно, не пригодился, – сообщил Турист. Он и Тайга едва сдерживали ухмылки, а Барон выглядел грустным.
– Запятисотился Барон, – шепнул Тайга.
– Я заболел, – громко объявил Барон. – Еле на ногах держусь.

В армии любят присваивать шифры. Отметка «груз 100» при перевозке – боеприпасы. «Груз 200» – гробы с телами погибших. Поэтому убитых называют двухсотыми. Раненых – трёхсотыми. Пленных – четырёхсотыми. И хотя для перевозки такое обозначение уже не требуется, появился ещё один термин. Отказавшихся участвовать в боевых действиях дезертиров называют пятисотыми. Их направляют заниматься материальным обеспечением, они помогают с ранеными в медроте или трутся возле штаба, занимаясь неизвестно чем. Лучше так, чем сбегут во время боя или сдадутся противнику.

В холодном и сыром окопе Барону не понравилось. Ему стало худо ещё по пути к лесопосадке, пока нёс пулемёт и БК к нему. А на позиции были прилёты и угроза прорыва. Его организм запротестовал, и могучего Барона свалил сильнейший приступ инфлюэнцы.

Тайга и Турист ушли, нагруженные дошираком, тушёнкой и питьевой водой. Барон сел смотреть боевик на телефоне. В тёплом и надёжном на вид подвале ему полегчало.

В подвал зашёл Медведь и заметил Барона.

– Ты как здесь оказался?
– Заболел. Простудился. Еле на ногах стою.
– Так возвращайся в располагу.

Барон откашлялся и принял печальный и героический вид.

– Не поеду. Меня там в пятисотые запишут. Лучше я здесь в резерве буду. Мало ли что понадобится!
– Ну, в комнату иди к печке. Погреешься.
– Не могу пацанов бросить. Они тут у входа дежурить будут, а я, значит, там, в тепле. Не такой я человек. Своих не бросаю!

Медведь хмыкнул и ушёл. А из-под одеяла появились двое элэнэровцев.

– Парни, не хотите присоединиться? – и показали спрятанную под мышкой бутылку. Все отказались, а Барон засомневался:
– Ну, если только для здоровья?
– За здоровье! – обрадовались элэнэровцы и чокнулись с Бароном. К счастью, застолье не продолжилось. У представителей ЛНР были дела, а Барон догадался, что сбежать с боевого задания и тут же сесть пить водку – не лучшая идея.

Наладив полезные связи, Барон выменял у наших соседей на коробку с дошираком огромный шмат сала.

Ночью мы с Чукчей должны были дежурить. Взяли автоматы, налили чай в кружки и сели у стола, поглядывая на вход. Одной заброшенной внутрь гранаты достаточно, чтобы устроить в подвале беспорядок, не совместимый с нашими жизнями.

Чтобы отогнать сон, мы беседовали. Чукча вспоминал, как служил во внутренних войсках кинологом. У него был огромный ротвейлер. Пса сдали в питомник хозяева после того, как он чуть не загрыз их насмерть. Ротвейлер оказался плохо воспитан и агрессивен. Чукча попытался научить его забегать на бревно, но тот рычал и кусался.

– Когда он меня укусил, терпение лопнуло. Я вытащил из забора штакетину и начал его лупить, – вспоминал Чукча. С тех пор у злобного пса появился настоящий хозяин. Чукча тогда охранял зону с зэками. Ротвейлер был не только предан ему до смерти, но оказался ещё и очень умным и ни одного нарушителя не упустил.

Ночь получилась длинной. Мы заварили ещё чая и начали беседовать о минах-ловушках и разных подлостях, которыми может встретить нас враг.

– Минируют трупы, оружие, боеприпасы, планшеты с картами. Если что-нибудь нашёл, не трогай. Осторожно зацепи крюком на верёвке и дёрни, – рассказывал Чукча. – Ставят растяжки на входных дверях. Леску не перерезай, сначала посмотри внимательно, на растяжке может стоять ещё одна растяжка, контрольная. Перережешь – взорвёшься. Ещё изготавливают напалм из мыльной стружки и горючей жидкости, заливают в лампочку. Зайдёшь в комнату, включишь свет, и – бах!

Я менял позу, чтобы не задремать. Перехватывал половчее автомат. Старался запоминать рецепты вражеских подлостей: значит, мыльная стружка, ага… Хотя вряд ли в захваченных нами домах вообще будет электричество. Судя по тому, что я видел, после штурма от домов мало что остаётся.

– …Если лампочка находится над столом, делают так, чтобы взрыв произошёл не сразу, а спустя время, когда лампочка нагреется. За стол успеют сесть люди, и таким образом может пострадать несколько человек, – продолжал Чукча. – Найдёшь брошенные боеприпасы или гранату – не подбирай. Патроны кипятят, и потом при выстреле пули застревают в стволе, вот ты и без оружия. А у гранат отсутствует времязамедлитель. Кольцо вынешь, и она тут же в руке взорвётся. Если стреляют, сразу падай – в лужу, грязь, неважно – место посуше не выбирай, на это нет времени. В проёме двери не вставай, всегда уходи в тень…

Снаружи послышался шум мотора, подъехал грузовик. В подвал стали заходить бойцы.

– Свои! Свои! Как дела, парни?

Это подъехали ахматовцы из нашего батальона. Они должны были выдвинуться на указанную позицию и выходили на боевое задание первый раз. Бойцы с рюкзаками и оружием заполнили весь наш подвал. Даже удивительно, как они поместились.
Проснулся Барон, они со Снежком должны были сменить нас с Чукчей. Барон протиснулся к молодым бойцам и угостил их сигаретами.

– Что, парни, первый раз? Бывает. Главное – не бойтесь. Вот видите шрам у меня на руке? – Барон задрал рукав и показал небольшой шрамчик, как от ожога. – Монка! Мина такая. Страшная штука. Еле увернулся.

Солдаты с удивлением слушали бывалого ветерана. Ну и хорошо. Скоротают время до выхода. И самому Барону не будет скучно на дежурстве. А мы с Чукчей легли спать, и уже сквозь сон и сигаретный дым до меня долетало хвастливое:
– Вот вы тут сидите, думаете – тесно, дышать нечем. А знаете вы, что такое бронекапсула? Мы в такой ехали. Всего восемь мест, а нас двадцать человек в брониках, с ПТУРами, пулемётами. Ехали целый день. Ещё какой-нибудь придурок закурит, дышать вообще нечем!

Рано утром молодые бойцы ушли на свою позицию. На время в подвале стало тихо, но потом в комнате элэнэровцев начались споры и крики. Затем звуки ударов. Из-под одеяла в нашу часть подвала вывалились несколько мужиков и встали кругом.
– Парни, извиняемся. Нам тут надо решить кой-чего.

– Без проблем. Решайте, – подвинулись мы и освободили драчунам место.

Наш знакомец Саня сцепился с могучим бородатым дядькой, похожим на крепкого лесного хряка. Майка лопалась на широкой волосатой спине бородача. Такого не собьёшь с места. Но и выросший в деревне Саня был парнем рослым и сильным.

– Давай! – кричал Саня. – Бей!
– Да пошёл ты! – яростно и глухо рычал мужик. Кажется, ему уже досталось от Сани, но он не сдавался.
– Ну, сам напросился! Н-на, – с размаха ударил мужика Саня, а потом ещё раз. Бородач пошатнулся и закрыл лицо руками. По его лицу текли слёзы и кровь. – Слышь, брат, прости, а? – сказал Саня и попытался обнять бородача. Тот сначала отпихивал Саню руками, но потом обмяк и затих в его объятиях. Драка закончилась миром.
– Братишки, извините, уже крыша едет. За восемь месяцев бомжевания всего пять дней дома были, – извинился Саня перед нами.
– Когда у нас крыша съедет, посмотришь, как мы умеем куролесить, – усмехнулся Барон.
– Если что, подходите, – с достоинством ответил Саня, вытирая окровавленные руки о штаны. – Мы в соседней посадке стоим.

После чего элэнэровцы скрылись в своей части подвала.

Так в подвале мы провели три дня, как будто сработал времязамедлитель. Потом нашу позицию заняла следующая группа.

Забирались в «Урал» в темноте, но уже налегке – без провианта, только с оружием.

– Что же, это всё боевое задание? – спросил я Ставра. – Мы даже ни разу не выстрелили.
– Бывают войны, в которых можно победить, ни разу не выстрелив. Это лучше всего, – задумчиво сказал Ставр. И «Урал» поехал.