Конечно, её считали странной. А моя бабушка говорила: «Не надо смеяться над Торбой: она – больная девочка». Я и не собиралась смеяться. К ней у меня был интерес, как чему-то непознанному. Я пыталась исследовать Торбу путём метода наблюдения, но материал был скудным: пройдёт мимо раз в три дня, и то в разное время. Да и жила она далеко от бабушкиного дома, а где точно, я не знала…

Проследить за Торбой было несложно. Это случилось днём. Торба шла по-обычному: рубашка в клеточку с длинным рукавом, тёмно-синие брюки – наподобие школьной формы для мальчиков, чёрные поношенные ботинки. Перебегая от одного куста мальвы к другому, я незаметно двигалась за Торбой по деревенской улице, увешанной спелой вишней, абрикосами и зелёными шариками грецких орехов.

Минут через двадцать мы оказались на другой стороне посёлка. Торба пнула калитку, зашла во двор и скрылась в доме.

Собак не было, и я спокойно подошла к дому. Дверь была открыта. На входе висела старая занавеска, из-под неё торчали пыльные Торбины ботики.

– Сейчас обедать будем, – послышался грубый женский голос.
– Бы-ы-ы га-а-а, – завыло в ответ.
– В уборную хочешь?
– Бы-ы-ы га-а-а.
– Сейчас, сейчас.

Я отогнула краешек занавески: через маленькую прихожую-кухню была видна комната. На кровати лежала женщина с растрёпанными седыми волосами.
– Бы-ы ды-ы га-а, – замычала женщина.

– Иду, иду, – сказала Торба, подошла к кровати, потянула женщину за руки и усадила. Потом, аккуратно придерживая за спину, развернула её и опустила ей ноги на пол.
– Бы-ы га-а!

– Уже идём, – успокоила женщину Торба, взвалила её на спину, подхватив под колени, а та крепко обняла Торбу за плечи (меня ещё так папа иногда с пляжа до остановки носил).

Согнувшаяся под ношей Торба двинула к выходу. Я шмыгнула за дом. Торба вышла и медленно направилась к уборной. Там она оставила свою ношу, прикрыла дверь и закурила…

Дальше в обратный путь.

Я опять прилипла к занавеске: на кровати сидела женщина, обложенная подушками, Торба в двух метрах от меня гремела посудой, а потом подсела к женщине и стала кормить её с ложки.
– Гу-гу-у-у – завыла женщина.
– Гулять хочешь? – спросила Торба. – Сейчас посуду помою, и поедем.

Я спряталась во дворе за бочкой с водой.

Ждать пришлось недолго. Торба появилась с ношей и стала посреди двора.
– А-а-гу-у-у-а – выла женщина.
– В огород хочешь?
– А-а-а-гу-у-у.

И Торба повезла её в огород…

Сидя за бочкой, я совсем разомлела.

Очнулась от всплеска воды. Передо мной стояла Торба с ведром.
– А ты что здесь делаешь? – удивилась Торба.

Я молчала, заворожённо глядя на эту девушку-мужчину.
– Что тебе здесь надо? – строго спросила Торба.
– Мне… мне…

Я растерялась и неожиданно для себя сказала:
– Покатай меня тоже…
– Так ты давно уже здесь?

Странное дело: мне не хотелось бежать.
– Покатай меня… пожалуйста, – попросила я.
– Покатать… Ну, давай покатаю, – Торба поставила ведро и присела.
– Покатаешь? – не верила я.
– Залезай! – скомандовала Торба.

Я забралась и обняла Торбу за плечи. Торба встала, и мы поехали.
– Ты лёгкая как пушинка!
– А папа, когда тащит меня с моря, говорит, что я тяжёлая.
– Да он просто тяжёлого не носил…

К вечеру Торба через весь посёлок привезла меня обратно к бабушке. Оказалось, что Торба – это не прозвище, а фамилия.

Года через три я увидела Женю проезжающей на тракторе. Прокатила она меня…

Учился со мной в одном классе огромный парень – штангист. В институт физкультуры поступил, сделал мастера и завязал со спортом. Жена у него – маленькая, худенькая. Я их как-то вдвоём встретила. Он мне жену представил и добавил: «Надоело тяжести носить».

А я вообще тяжёлое не могу носить: поясница слабая. В последнее время она у меня даже от неприятных разговоров ноет. Иногда мне на почте приходится отправлять заказные письма. Так там женщина работает – обязательно кого-нибудь облает. Вот и меня облаяла. Поясница сразу заныла. А я молча так смотрю на женщину, и на бейджик скользнула: «Булгакова?» Присмотрелась – отлегло: «Булкина».

А ещё я одну семью знаю, фамилия у них Капилетьевы. Так они себя потомками Капуллети считают. Детей назвали Ромео и Джульетта, но это уже другая история.