– Светлана Сергеевна, расскажите, пожалуйста, о своём детстве.
– Я родилась в московском районе Марьина Роща, поэтому считаю себя коренной москвичкой. Отец, шофёр, погиб под Смоленском, мама работала воспитательницей в детском саду. Дедушку я почти не помню, зато никогда не забуду теплоты и нежности бабушки. После войны мы с мамой долго скитались. Так получилось, что мы потеряли свою квартиру, туда въехали чужие люди. Но вместе с бабушкой я ничего не боялась. Когда засыпала, она нежно нашёптывала мне на ухо какие-то странные стихи. Много позже я поняла, что это были молитвы. На всю жизнь осталось это ощущение необычайной теплоты, нежности и защиты.
После третьего класса случайно увидела объявление о наборе в цирковое училище, подговорила свою компанию, и отправились мы «поступать». Поскольку я была очень пластичной девочкой-«каучук», меня сразу приняли. Проучилась год. Но мама испугалась, что я останусь без образования, и забрала меня из училища. Мне очень не хотелось расставаться с цирком, и мама, опасаясь, что я убегу из дома с цирковой труппой, уходя на работу, запирала меня на ключ.
А летом в пионерском лагере я познакомилась с внучкой танцовщицы Айседоры Дункан, которая занималась в хореографическом училище при Большом театре. Вернувшись с отдыха в Москву, я сразу же пошла в это училище и узнала, что набор уже закончен. Однако я уже тогда не любила сдаваться, поэтому поступила в хореографическое училище при Театре имени Станиславского и Немировича–Данченко и занималась там. Через какое-то время перешла в училище при Большом театре, где продолжила учёбу вместе с будущими звёздами балета Марисом Лиепой и Наталией Касаткиной.



– А как началась ваша карьера в кино?
– До кино было ещё телевидение. Посоветовавшись со своими педагогами, я стала ведущей вечеров хореографического училища, проходивших в Концертном зале имени Чайковского. Они транслировались по телевидению, меня заметила диктор Центрального телевидения Шароева и пригласила вести детские телепередачи вместе с Михаилом Державиным. Прямые эфиры стали для меня отличной школой. Они научили не бояться камеры и хорошо знать свой текст. Именно на телевидении меня увидел режиссёр Самсон Самсонов, приступавший к съёмкам фильма «За витриной универмага». Меня разыскали. «Почитай нам что-нибудь», – попросил режиссёр, на что я ответила: «Ой, не умею. Лучше я вам станцую». Так я попала в кино. Но по съёмочной площадке продолжала ходить балетным шагом, за моей походкой следил ассистент режиссёра с большой палкой и, когда я выходила на общий план, лупил по ногам.

– Вы начинали как актриса, а пришли в режиссуру. Почему?
– Всё очень просто. Я всегда хотела быть самостоятельным человеком. Мне ведь было семнадцать лет, когда впервые попала на съёмочную площадку. Я сразу влюбилась в режиссёрскую работу, но хватило ума понять, что в семнадцать лет режиссёрами не становятся. Окончив актёрский факультет ВГИКа, я честно оттрубила три года, а затем, покинув своих коллег, сознательно поступила на режиссуру. В шестьдесят девятом году с отличием окончила режиссёрский факультет. Первый фильм, «Исполнение желаний», вышел в 1973-м.

– Почти все свои фильмы вы сделали с мужем, оператором Анатолием Мукасеем. Творческие разногласия часто возникают? Мужа не смущает, что приходится подчиняться вам как главному человеку на съёмочной площадке?
– Конечно, спорим, иногда очень жёстко, но без обид. Так или иначе, приходим к общему решению, иногда это компромисс. А что делать? Работать-то дальше надо и принимать точные решения, чтобы каждому было интересно и понятно, что он делает. Я уважительно отношусь к его предложениям, он прислушивается к моим. Каждый из нас ценит творческое начало другого.

– Как вы познакомились?
– Познакомились мы, когда он учился на втором курсе операторского факультета, а я уже была восходящей кинозвездой. К тому же – капитаном женской сборной ВГИКа по волейболу. Надеваю как-то в спортзале туфли, а к моим ногам подкатывает мяч. Поднимаю голову и вижу прекрасные добрые глаза. Анатолий тоже был капитаном институтской сборной по волейболу. Долгое время нас так и звали – два капитана. С тех пор мы вместе. Между прочим, мы даже в любви друг другу в привычном смысле не объяснялись. Случилось так: во время госэкзамена на режиссёрском факультете ВГИКа известный актёр Борис Андреевич Бабочкин, который был нашим педагогом, дал мне задание объясниться в любви ко всему человечеству. Попыталась отвертеться: «Да я мужу своему ни разу в любви не объяснялась. Могу сделать это сейчас». – «Что, прилюдно? Ну, пожалуйста». Я и говорю: «Толя, я тебя люблю». Он встал, поклонился и сказал: «Я тебя тоже». А у нас тогда уже дети были. Вообще любовь для меня – это не слова, а поступки. У нас в семье никто не претендует на первенство, иначе мы бы не прожили вместе столько лет. Семья для меня – может быть, самое важное в жизни. А главными в семье стали наши внуки: Данила и Максим.

– Что снимаете сегодня?
– Сейчас заканчиваем вторую часть десятого фильма из проекта «Тайны дворцовых переворотов», называется она «Охота на принцессу». Это история об Анне Леопольдовне, племяннице бездетной русской императрицы Анны Иоанновны, на которую последняя возлагает обязательство родить будущего наследника российского престола.

– Женщины сыграли немаловажную роль в истории.
– Женщины менее амбициозны, чем мужчины, более терпеливы, больше склонны обходить острые углы. И наша история хороший тому пример. Екатерина Вторая, как гласит молва, была заслана к нам королём Пруссии Фридрихом Вторым с враждебной миссией – сделать из России дойную корову. Но, приняв православие, поняла, что это огромнейшая страна с уникальной культурой и богатствами. И служила этой стране по мере своих сил, знаний, опыта и возможностей.

– А вам не хочется взяться за современную тему?
– Мне предлагали снимать о контрразведке, шпионах, даже деньги на это выделяли. Для меня это определённый соблазн, однако считаю, что обречена пройти путь режиссёра исторического кино, на который встала в 1986 году с «Гардемаринами», до намеченного финала.

– Вам приходилось отказываться от ролей в кино?
– Приходилось. О некоторых несостоявшихся ролях до сих пор жалею. Михалков звал в «Неоконченную пьесу для механического пианино» на роль, которую потом сыграла Антонина Шуранова. Иногда графики съёмок не совпадали с моими планами. В годы актёрской популярности я оказалась в «чёрных списках» как раз из-за того, что родители мужа работали в разведке. После замужества меня автоматически перестали включать в зарубежные делегации, опасались приглашать на роли – моё присутствие в картине могло сделать её «невыездной».



– Учитывая, что вы увлечены историей и костюмным кино, что читаете?
– «Историю государства Российского в документах и фактах». Никуда не могу от этого уйти, не могу оторваться от темы, которую выбрала. Живу литературой, которая помогает выстраивать психологическую линию, что составляет основу фильма, над которым работаю. К тому же любой художник имеет право на рождение собственной версии, и мне кажется, что это могло быть именно так, как мы снимаем.

– Посвятив себя режиссуре, вы ушли из актёрской профессии. Почему, ведь многие это совмещают?
– У кого-то получается совмещать эти профессии, а у меня – нет. Всякий раз в сценарии пишу для себя небольшие роли. Репетирую, на меня шьют костюмы, но потом отказываюсь от этой идеи. Так, к примеру, в первых «Гардемаринах» совсем уж было решила, что сыграю Анну Бестужеву. Но надоело бегать по Юсуповскому дворцу в длинном платье и гриме и смотреть в объектив. Вот и отдала свою роль Нелли Пшённой, которая идеально ей подошла. Как и сшитые на меня костюмы, кстати. Это был последний актёрский опыт. Режиссура для меня гораздо интересней, чем актёрство. Я и раб, и властелин этой профессии. Но у хорошего режиссёра я бы снялась.

– Как чувствует себя женщина, которая едина во всех лицах: режиссёр, человек, берущий на себя организационные моменты и работу с артистами, сценаристами, подбор натуры и прочее? Для творчества место остаётся?
– Часть денег даёт государство – это два миллиона долларов на фильм. Но два миллиона – ничто. Да, нам очень трудно, сейчас практически три человека работают на проекте. Продюсер, сценарист, режиссёр в одном лице – это я. Оператор-постановщик – Анатолий Мукасей. И мой директор Галина Мельник, она же ассистент режиссёра, администратор и так далее. К тому же у меня свои костюмы и реквизит, которые я берегу пуще глаза, слежу за каждым ружьём, каждым париком и ботфортом. И всякий раз лично перетряхиваю это добро, проверяю, не завелась ли моль. Режиссура, как кто-то точно сказал, – это не просто профессия, а скорее образ жизни. Я обязана держать тонус на съёмочной площадке, скрывать свои проблемы, своё настроение, потому что иначе работа не состоится.

– Как вам удаётся сохранить хорошую форму?
– Хорошая форма связана с балетом. Во времена моей молодости в Советском Союзе мало кто знал, но наша профессия заставляла нас так питаться, чтобы можно было влезть в балетную пачку. Балерины Императорского театра говорили, что на ночь нужно положить в стакан ложку мёда. Причём ложку, говорили они, следует взять серебряную. Залить это водой и выжать туда пол-лимона. И теперь представьте себе, что это такое в конце голодных сороковых – мёд, серебряная ложка и лимон. Но нас так учили. Не скрою, я и сейчас вожу с собой серебряную ложку из набора, который был мне подарен на свадьбу, и маленькую баночку мёда. И выжимаю пол-лимона в стакан воды с мёдом.

– В одном из интервью вы сказали, что не возражаете, если женщина делает «манипуляции» со своим лицом. Вы имели в виду какой-нибудь классический массаж?
– Не только. Но себе не могу пока позволить ничего кардинального. Просто говорят, после этого нужно больше месяца никому не показываться, а у меня столько работы. К тому же у Шекспира есть удивительная фраза: «Живите в соответствии с годами».

– А другой классик, композитор Голдсмит, сказал: «Музыка и женщина не имеют возраста». Светлана Сергеевна, чем занимаетесь в свободное время, если оно у вас есть?
– Когда выпадает свободное время, я с удовольствием навожу порядок в доме, готовлю обед, принимаю гостей и при этом тоскую по работе, потому что кинематограф – это жизнь моя. И если завтра не буду работать, я очень быстро состарюсь, заболею и умру. Я точно знаю, что если когда-нибудь не смогу крикнуть «Мотор!», то не сложу руки. Я сяду за компьютер, буду монтировать сериал или писать мемуары.