На окраине южного провинциального города на третьем этаже панельной хрущёвки жили мама Оля и 12-летний Гена. Ольга Сергеевна работала в школе учителем младших классов. Маленькая, стройная, как статуэтка. Всегда строго одета, на голове аккуратный пучок, скреплённый шпильками. Очки в пол-лица по моде того времени. Глаза из-за толстых линз кажутся огромными.

Сын – видный чернявый парень. За такими девчонки бегают с ранних лет. Мать гордилась Геной и безудержно любила, потому что больше у них родни не было.

Однажды в квартиру, находящуюся этажом выше, въехали новые соседи: мать, отец и десятилетняя Анечка – белокожая, с веснушками на носу и пышной копной рыжих волос. Прямо солнышко! В новом классе её приняли сразу, с первого дня прозвали Рыжиком.

Генка поначалу соседку не замечал. Из-за некоторой её подростковой неловкости думал: «Рыжая – чокнутая». А при первой встрече, когда она сбегала по ступенькам вниз, а Гена летел наверх, глаза их встретились, и девчоночье сердце ухнуло в пятки, обдало жаром. Бледная кожа заалела от кончика носа до ушей. А соседский мальчик открыл свою дверь и скрылся за ней, ничего не заметив.

Спустя десять лет Анины родители погибли в аварии, и девушка осталась одна. Было не до учёбы. Пошла работать продавцом в продмаг. Так становилось легче: платили немного, но можно было достать еду. Время тяжёлое, повсеместный дефицит, люди караулили у магазинов в ожидании, что сегодня «выбросят», стояли в бесконечных очередях, писали номера на руках.

По окончании школы Гена устроился на канатный завод и по-прежнему хороводился с девчонками. Анечка, уже по привычке пробегая третий этаж, с замиранием сердца смотрела на заветную дверь, за которой жил он. Парня так и не завела.

А Гена, как-то раз встретившись с ней на лестнице, вдруг поднял глаза и остолбенел: перед ним стояла настоящая рыжеволосая красавица, похожая на Венеру с полотен Боттичелли. Он изумился: «И это наш Рыжик? Да когда же она успела?»

Так у них закрутился роман – такой, что, казалось, искры из глаз летели. Аню с Генкой будто било током от прикосновений. Девушка растворялась в Генкином обожании. Сбылась её заветная мечта: этот мальчик всё же обратил на неё внимание. Они теперь всегда будут вместе.

Да и опытного в амурных делах парня словно накрыло волной. Такой девчонки у него ещё не было. Ольга Сергеевна тихо радовалась, надеясь на хороший исход. И он наступил.

Сыграли скромную свадьбу. Молодые переехали на четвёртый этаж.

Поначалу их жизнь напоминала сказку. Генка, расправляя на белой подушке рыжие кудри любимой, называл её «моим солнышком», «солнечным зайчиком». Аня души не чаяла в муже, старалась угодить. Училась готовить, вести хозяйство. Вот оно, счастье!

Потом родилась дочка Кирочка. Такая же белокожая и огненно-рыжая, как и мама. Аня разрывалась между беспокойной малышкой и мужем, привыкшим, что его постоянно обслуживают. После бессонной ночи готовила завтрак, собирала Гену на работу. А Кирочка плакала, просилась на руки. Аня не роптала. Кротко сносила усталость и недосып. Даже радовалась, что полезна, нужна и мужу, и ребёнку.

Со свекровью сдружилась сразу. Несколько дней в неделю, оставив внучку бабушке, уходила на работу. Звонила оттуда, робко, будто извиняясь, не зная, как начать:
– Ольга Сергеевна, – она не могла назвать её мамой, как требовали традиции того времени. – Тут завезли докторскую колбасу и пельмени. Я вам очередь заняла. Сажайте девочку в коляску и бегите в магазин. Вам на двоих дадут, по килограмму в одни руки.

Так и выживали.

Прошло полгода. Молодая мама всё так же выбивалась из сил, а вот главе семьи стали надоедать беспокойная жизнь, новые обязанности, несвобода. Сначала он стал «задерживаться на работе», потом участились «ночные смены». Аня плакала, укачивая дочку. Не хотела расстраивать Ольгу Сергеевну, молчала. Разладилось счастье, распалось на мелкие неурядицы. Или крупные?

Спустя несколько месяцев, когда жена с дочкой вышли на прогулку, Генка собрал в спортивную сумку вещи, намереваясь улизнуть по-тихому. Но на крыльце встретил Анну. Не церемонясь, огорошил:
– Прости, я больше так не могу. Полюбил другую. Ухожу.

Жизнь Ани вмиг померкла, словно выключили солнце. Стало нечем дышать. Она смотрела на плакавшего ребёнка в коляске и не находила сил его успокоить. Так и ревели обе на ступеньках – громко, взахлёб.

Всё это время Аня в душе подозревала, что не пара Генке и волшебная пелена рано или поздно спадёт с его глаз. А она снова превратится из солнечного зайчика в обыкновенную Рыжуху, готовую не спать ночами, стирать, готовить, убирать. Худая, с кругами под глазами, в халате, без макияжа. Таких не любят, только терпят. Но любому терпению однажды приходит конец.

Сердце Ольги Сергеевны разрывалось от потухшего взгляда невестки и заходившейся в плаче внучки. От тревоги за сбежавшего сына. Где он, что с ним?

Генка позвонил сам. Сообщил, что у него всё нормально, живёт у женщины. У той двухлетний сын. Насколько возможно деликатно Ольга сообщила эту новость Анне. Та попросила:
– Умоляю, посидите с дочкой, а я съезжу туда. Я должна его вернуть, объяснить, что так нельзя, у него семья, ребёнок!

Но свекровь рассудила по-своему. Сама собралась и поехала – сын оставил адрес, чтобы не беспокоилась.

Ольга Сергеевна замерла в волнении перед нужной дверью, никак не могла справиться с сердцебиением. Наконец позвонила.

Открыла молодая яркая брюнетка. За её ноги хватался мальчуган.

– Здравствуйте, мне бы Гену. Я его мама.
– Будем знакомы, Галина. А это Мишка, мой сынок. Проходите. Ген, к тебе!
– Мама, ты как здесь? Что случилось?

Сердце всё стучало, слёзы не удавалось сдержать.

– Геночка, ну как же так!
– Подожди, мам, давай не здесь. Пошли на кухню.
– Сынок, ну как ты мог, у тебя ведь жена, дочь…
– Здесь теперь моя семья. И тут есть ребёнок. Какая разница: там ребёнок, здесь ребёнок. Этот хоть не орёт сутками. Прости, мам, но дело решённое, с Анькой развожусь. Ты хочешь, чтобы я до конца жизни мучился, жил с нелюбимой?

Вот и поговорили.

Ольга ехала домой и всё размышляла, как она могла воспитать такого сына? Ведь она жила только для него. Старалась, чтобы рос хорошим человеком. Избаловала. Залюбила.

Дома сообщила невестке:
– Не ходи туда, без толку. Генку не вернёшь. Давай думать, как жить дальше.

Так они и зажили втроём – без мужа, без отца, без сына.

В тот день свекровь с утра чувствовала тревогу, не находила места. Пришла возбуждённая Аня, попросила посидеть с Кирочкой. Бабушка никогда не отказывалась помочь. Принесла внучку к себе, им в радость побыть вместе. Пусть Анна отдохнёт, займётся другими делами.

А дальше был кошмар наяву. Ольга услышала шум на лестнице, затем стук в дверь и Анин крик:
– Мамочка! Мамочка Оля, простите! Я выпила уксусную эссенцию. Всю бутылку!

Скорая приехала очень быстро, Аня была жива. Она кричала:
– Доктор, я буду жить?

Пожилой врач смотрел в её глаза с расширенными зрачками:
– Ты же не хотела?
– Гену, позовите Гену! Пусть посмотрит, что я из-за него… Пусть мучается всю жизнь, как я…

Всё кончилось быстро. Ничего уже нельзя было сделать.

Ольга Сергеевна, осунувшаяся, постаревшая, с опухшими слезящимися глазами, ехала к сыну, чтобы сообщить страшную новость: завтра хоронят Аню. Геннадий выслушал спокойно:
– Мам, я всё понял. Ты держись, крепись… А сейчас иди.

И ни слова о дочке.

Всю ночь Ольга со сменявшимися соседками просидела у гроба. Такая раньше была традиция. Кирочку забрала подруга умершей.

Проводы были многолюдными, со всей округи собрались знавшие Аню. Никто не мог примириться с нелепой смертью молодой женщины. Плакали навзрыд, не стесняясь.

Геннадий не пришёл.

– Ну вот, теперь у меня нет и сына, – прошептала Ольга Сергеевна.

…Вдовец женился на Галине, усыновил Мишку. С матерью виделся редко, дочкой не интересовался. О солнечной Анне не вспоминал. Бабушка оформила пенсию и опекунство над внучкой. Жили вдвоём. Соседи часто видели прогуливавшуюся Ольгу с красной коляской, в которой сидела годовалая девчушка.

Однажды Кирочка, сидя в коляске, развернулась к Ольге Сергеевне и сказала своё первое слово:
– Мама.