У меня двое сыновей – грудничок и Ваня, которому два с половиной года. Старший стал ходить в детский сад – новый, хороший. Во всяком случае, так поначалу казалось. Адаптация к садику проходила у ребёнка тяжело. И едва всё наладилось, как сына увезли на экстренную операцию. Натерпелся по полной!

После этого с ним стало происходить нечто невообразимое. В родных стенах сын не спал ночами, просыпался с криком, плачем, боялся темноты, теней. Если муж заходил, чтобы укачать проснувшегося младшего, Ваня визжал в испуге. Думаю, это происходило потому, что операцию делали мужчины и один из них по комплекции напоминал нашего папу.

В садике мальчик стал просто неуправляемым. Хотя до операции ходил туда без слёз. Считаю, отчасти в возникшей проблеме виноваты неправильные действия сотрудников дошкольного учреждения. В то время я много с ними общалась и чего только не услышала о себе и сыне! Они говорили, что Ваня невоспитанный, не знает, что хорошо, а что плохо, – мол, ему надо дать по попе, а не потакать капризам.

Воспитатели совершали действия, которые меня возмущали. Однажды не отпустили ребёнка в туалет, хотя он просился. А потом отругали Ваню за то, что описался в кровати. Об этом мне рассказал сам малыш, хотя воспитательница всё отрицала. После этого мальчик неделю просыпался ночью в истерике, кричал, что у него всё мокрое, не хотел спать в кроватке.

Второй случай: воспитатели замотали Ваню в одеяло, как в пелёнку, и силой держали – якобы он прыгал по кровати, а они его утихомиривали. Я всё понимаю – с моим сыном в то время действительно было нелегко. Дома мы ещё справлялись, а в саду он вёл себя совсем плохо. Но воспитатели ситуацию только усугубляли.

Мы обратились к детскому психологу, прикреплённому к саду. Она отправила нас к неврологу, диагностировав невроз и стресс, а также дала рекомендации воспитателям, как вести себя с таким сложным ребёнком, как Ваня. Однако те следовать им отказались. Они заявили: мы тут все педагоги с огромным опытом, нам лучше знать, как работать, а вы, пожалуйста, больше сына к психологу не водите, ваш ребёнок просто невоспитанный. Мои слова, что Ваня никогда раньше так себя не вёл, воспринимались как ложь.
Невролог подтвердила диагноз и назначила лечение. С первых же дней Ване стало лучше, и всё очень быстро наладилось. После лечения малыш ходил в сад с удовольствием, включался во все мероприятия.

Надо отдать должное сотрудникам детсада: они действительно поменяли отношение к Ване, стали уделять ему особое внимание. С одной из воспитательниц, назову её Анной, мы общались особенно доброжелательно, потому что Ваня её очень полюбил. И она отвечала ему взаимностью. Наблюдая, как они целуются и обнимаются, я только радовалась.

Прошло несколько спокойных месяцев. Но однажды я обратила внимание: Ваня часто рассказывает о няне, которая то кого-нибудь отругала, то отшлёпала, то ударила ложкой по руке. Когда сын опять начал мочиться в кровати во время тихого часа, я стала выяснять причину. Он сказал, что боится попроситься в туалет, потому что его всё равно не отпустят. Как оказалось, няня однажды не отреагировала на его просьбу – видите ли, у неё обеденный перерыв.

Конечно, не все слова маленького ребёнка следует принимать как истину в последней инстанции. Он может что-нибудь не так понять. С другой стороны, насочинять всё на пустом месте тоже не способен.

Месяц назад сын рассказал, как та няня насильно накормила одного мальчика. Сунула ему в рот ложку с супом, потом зажала губы, чтобы проглотил. Мальчик давился супом и обливался слезами. Ваня показывал всё это сначала на себе, потом на мне. Рассказывал с такими подробностями, что я поняла: это не плод фантазии.

О происшествии написала в родительский чат. Прочитав моё сообщение, одна из мам расспросила своего ребёнка, и он рассказал то же, что и мой сын. А другая подняла скандал: мол, я свою дочь тоже кормлю дома насильно – и что теперь? Няне, наоборот, надо сказать спасибо за то, что возится с нашими детьми за 15 тысяч рублей.

В итоге родители разделились на две группы: одни захотели прояснить ситуацию, другие, мягко говоря, не одобрили их порыв.

А на следующей неделе родители мальчика, которого насильно накормили (он им ничего не рассказывал), посмотрели видеозаписи обедов за два последних дня, ничего не обнаружили и успокоились. Я высказалась, что надо посмотреть видеозапись в группе за неделю, потому что мой ребёнок путает дни, значит, инцидент мог случиться и раньше.

Воспитатели и няня, конечно же, знали о нашем расследовании. В мой адрес посыпались обвинения, особенно усердствовала Анна. Причём во вранье она обвинила не только меня, но и сына. Заявила, что я затеяла разбирательство, чтобы отомстить сотрудникам сада за их отношение к Ване во время его болезни.

Спрашиваю её:
– Можно ли утверждать, что такой ситуации не было, если уже двое ребят говорят и показывают одно и то же?

Но ответа не дождалась. Вернее, получила встречный вопрос:
– А вы считаете, пусть ребёнок остаётся голодным? И вообще, вам бы самой здесь поработать, узнать, каково это – следить за двадцатью детьми!

Затем я услышала, что родительницы хуже меня она не встречала и я плохая мать. Даже опекой мне угрожала!

В свободный день я отправилась в садик, нашла ту няню и предложила ей пойти к заведующей и вместе посмотреть видеозаписи за неделю. Женщину от моих слов заколотило, она отказалась и в ту же минуту убежала домой. Заведующая встречаться со мной тоже не захотела – якобы срочно уезжала в министерство образования. Договорились, что я приду в конце недели.

Все эти дни успокоившиеся родители носили воспитателям подарки с извинениями. Некоторые требовали, чтобы я попросила прощения у няни и всех сотрудников. Но после потока грязи, вылитого на мою голову, довести дело до финала стало уже моим делом чести.

Наконец заведующая показала записи обедов и ужинов в нашей группе. На всё ушло десять минут. Щёлкала туда-сюда: вот няня поставила суп, а вот она уже убирает тарелки. Начальница всячески демонстрировала, что очень торопится, её ждут более важные дела. В общем, посмотрели одним глазом, ничего не увидели. Оно и понятно.

То, что насильное кормление имело место, я уверена. Но в одиночку мне ничего не доказать. Я извинилась, правда, сквозь зубы, перед няней и воспитателями.

Воспитатель Анна до сих пор говорит обо мне гадости родителям, заведующей и персоналу. Перевирает каждое моё слово и всячески мстит.

Например, в пятницу родителей попросили принести наборы для песочницы, поскольку не всем детям их хватает. Я и раньше относила в садик пакеты с игрушками: воспитатели просили, если у нас есть лишние. В этот раз принесла набор для песочницы и игрушечный экскаватор.

Днём позвонила Анна и спросила, в дар ли это садику. Отвечаю: да, только экскаватор с возвратом, с ним Ваня пусть играет. Дети носят личные игрушки в сад, это нормальная практика. Вечером прихожу за сыном – пакет с игрушками висит в шкафчике, как и висел. Спрашиваю у второго воспитателя – почему так? А она отвечает: забирайте! Выяснилось, что садик отказывается принять наши игрушки, потому что я принесла их якобы только для своего сына.

– Нет, это не так, – удивилась я. – И Анна об этом знает прекрасно.

Конечно, снова услышала обвинение в свой адрес: мол, я наговариваю на воспитателя. Звоню Анне, спрашиваю, почему она переврала мои слова. В ответ раздался крик:
– Какое право вы имеете так со мной разговаривать! Я великий педагог!
И бросила трубку.

К слову, «великий педагог» в канун Нового года появилась подшофе на рабочем месте – одна с десятком детей! От неё исходил неслабый перегар. Думаю, из мам не только я заметила. Но если поднимать ещё и эту тему, без сомнений, никто из родителей меня не поддержит.

Ситуация изматывает. Несколько дней не вожу Ваню в сад, боюсь сорваться. С одной стороны, хочу расставить все точки над «i», но это значит – опять придётся скандалить. А с другой, мои нервы требуют покоя.

Муж и мама уговаривают меня принять всё как есть, всё равно правды не добьёшься. Но пока не решилась.