Если спросить любого вгиковца, где лучшее место на земле, вам без сомнения назовут точный адрес: Москва, улица Вильгельма Пика, дом 3. Здесь находится Всероссийский государственный институт кинематографии имени С.А. Герасимова. ВГИК – первая в мире киношкола, собравшая под своей крышей все основные творческие специальности: режиссёров, операторов, актёров, сценаристов, художников, киноведов и продюсеров. Это весёлый, озорной, вечно гудящий и никогда не спящий улей, о котором вот уже 114 лет складываются многочисленные легенды и байки.


В весенне-летний сезон, когда движуха у стен ВГИКа особенно бурная, на ступеньках старого каменного здания с колоннами, среди нервно курящих и возбуждённо галдящих ребят не сразу и разглядишь эту троицу, так органично она вписывается в пёструю толпу студентов.

Собственно, в этом и заключалась идея режиссёра Сергея Соловьёва, выпускника, а в последствии профессора ВГИКа: бронзовая композиция посвящена трём вгиковцам – Геннадию Шпаликову, Андрею Тарковскому и Василию Шукшину. Они олицетворяют свежее дыхание нашего кинематографа 60-х, они его гордость, лицо, его марка.

У московских студентов есть множество суеверий в период поступлений и сессий. Некоторые до сих пор специально ездят на станцию метро «Площадь Революции», чтобы на удачу потереть носы четырём бронзовым собакам. У вгиковцев же свои личные идолы. Пожал кому-нибудь из троих руку, а то и нос потёр, и вперёд – сдавать экзамены!

Скажете, это амикошонство – отполировать нос мэтру? А они сами, вы думаете, не дерзили мастерам и ректорам? Тоже ведь были молодыми, задиристыми и сумасшедшими.

Безумству храбрых

Люсю Гурченко ни за что не хотели брать во ВГИК. Комиссии не понравилось, как она читала, резал слух её сильный харьковский говор, одета была слишком ярко. Но от Люси отделаться было не так-то просто. Она подскочила к роялю, начала играть и петь женскими и мужскими голосами, подражала всем певцам и певицам, которых знала.

Прогнали из-за рояля, так она пошла от стены к стене длинной аудитории то русским танцем, то украинским, то грузинским. А потом и вовсе двинула Герасимова бедром, как в фильме «Индийская гробница». Разойдясь не на шутку, Люся думала: сейчас бы на люстру прыгнуть. Не примут, так хотя бы запомнят!

Отделаться от настырной девицы было невозможно, преподаватели с хохотом бегали за пляшущей Гурченко по аудитории, чтобы выволочь её из помещения, но Люся была проворнее. Приёмную комиссию просто измотала, и её приняли.

А вот одна знаменитая вгиковская байка, ставшая легендой. Герасимов предложил некой абитуриентке сыграть в этюде воровку. Та в слёзы: «Да как вы можете? Я мечтала учиться именно у вас, великого мастера! Приехала из далёкой провинции, хотела играть наших замечательных современниц или хотя бы Офелию и Джульетту. А вы заставляете меня изображать такую мерзость!»

Боясь, что девушка вот-вот забьётся в истерике, Сергей Аполлинариевич успокоил её, как мог, и выставил из аудитории.

– И вот такие чистюли рвутся в киноактрисы, – заметил он комиссии с досадой.

В полуоткрытую дверь просунулась голова заплаканной девицы.

– Мы не можем вас принять, – раздражённо бросил Герасимов. – Артист должен уметь войти в любой заданный образ, даже если это вор.
– Я просто хочу вернуть ваши часы, – спокойно сказала девушка и протянула обескураженному мастеру его наручные часы «Победа».

Наглый птенчик

Самым дерзким и самым юным в послевоенном ВГИКе был Элик Рязанов. Он поступил на режиссёрский в 16 с половиной лет! Мастер курса, прославленный режиссёр Григорий Козинцев, сам обладавший большим чувством юмором, почему-то не переносил его в своих учениках. Он буквально обдавал презрением Рязанова после каждой его шутки, вытравляя из него смех и юмор и заставляя делать вещи только серьёзные.

Элик старался соответствовать требованиям мастера. Студентам было задано написать документальный очерк, основываясь на реальной истории. Рязанов выбрал тему «Скорая помощь». В его очерке речь шла о молодом танцовщике, который впервые получил главную роль в балете. Роль удалась: успех, признание публики, цветы. Но, возвращаясь домой, танцовщик попал под трамвай и лишился ног.

Вроде бы всё серьёзно и даже трагически, но в финале Элика неосознанно повело на чёрный юмор: дома у накрытого стола танцовщика ждала мама, с подарком для сына – новыми ботинками, купленными у спекулянта.

В конце второго курса раздражённый Козинцев объявил Рязанову:
– Знаете, дорогой Элик, нам с вами придётся расстаться. Вы слишком молоды.

Юный студент за словом в карман не полез.

– Когда вы меня принимали во ВГИК, я был моложе ещё на два года. Вы могли это заметить тогда.
– Да? – мастер озадаченно почесал затылок. – Ну, тогда чёрт с вами, учитесь!

Спустя двадцать лет Эльдар Александрович Рязанов снова показал мастеру «козу», превратив его величественного Гамлета (И. Смоктуновского) в нелепого и смешного Деточкина в своём фильме «Берегись автомобиля». Да ещё и передал «приветик» Козинцеву, придумав сцену поединка Гамлета со следователем Подберёзовиковым в самодеятельном театре.

Правительственное сообщение

Одно из первых общежитий ВГИКа располагалось в Лосинке, в довоенном деревянном бараке. Студенты часто жили без света и отопления, им приходилось пилить деревья и рубить их на дрова и лучины. Жили впроголодь, но унывать никому не давал выдумщик и заводила Николай Рыбников.

Ох уж этот Коля! Он умело имитировал голоса и пользовался этим даром в далеко не безобидных розыгрышах. Узнав о тёмном пятне в биографии какого-нибудь студента, Рыбников с друзьями заманивал несчастного в свою комнату в общежитии, сам прятался в шкафу с микрофоном, присоединённым к приёмнику, и начинал радиопередачу, в которой голосом диктора остроумно и зло высмеивал «подвиги» жертвы, доводя клиента до истерики.

Но однажды ребята дошутились. Как-то раз перед чудо-шкафом собралось пол-общежития, и Рыбников голосом Левитана торжественно объявил, что с 1 апреля цены на продовольственные товары будут снижены в пять раз, на винно-водочные изделия – в семь раз, а соль и спички населению будут отпускать вообще бесплатно! Когда «диктор» закончил читать «правительственное сообщение», слушатели устроили овацию, крича: «Да здравствует товарищ Сталин!»

На следующий день новость обсуждала вся Лосинка, и очень скоро за развесёлой компанией приехал чёрный воронок. За такие шутки в 1951 году весельчакам светили лагеря! К счастью, всё обошлось. В наказание всю компанию выгнали из комсомола и института, но потом восстановили – проделал это Сергей Аполлинариевич Герасимов специально, чтобы спасти своих учеников от более суровой кары.

Потом эта история легла в основу фильма «Какая чудная игра» Петра Тодоровского.

Режиссёры-младшие

Валерий Тодоровский мечтал стать режиссёром, как и его отец, но слетел с последнего тура у Ролана Быкова. Ему и ещё одному пареньку Быков дал задание для этюда: «Он – доктор, ты – больной СПИДом. Давайте!» Валера повернулся к партнёру и произнёс: «Доктор, у меня СПИД», – партнёр промямлил: «Ничего не могу поделать, это неизлечимо». Разочарованный Быков вынес приговор: «Выходите оба».

Тодоровский поступил на сценарный, а там – тоска зелёная, никаких тебе актрис. Ведь студентки с актёрского дружат с режиссёрами и операторами, которые потом снимают их в кино, а сценаристы и киноведы для них – низшая каста. Сидят себе, строчат свои тексты, что с них взять!

Так думал Тодоровский-младший и, сбегая с лекций с другими такими же бедолагами-писаками, мог издали любоваться на тоненьких длинноногих актрис с эффектной грудью, прячась за колоннами фойе на четвёртом этаже, где проходили уроки танца. Красавицы-студентки в гимнастических купальниках с глубоким декольте, в облегающих лосинах тянули ножки, томно изгибались у станка, – это какое-то невероятное эротическое шоу!

Совсем иначе к этим урокам относился студент режиссёрского Бондарчук-младший. До начала 90-х танец преподавали ещё и режиссёрам, хотя на этих инвалидов хореографии невозможно смотреть без слёз. «Каждый понедельник в восемь утра режиссёрский факультет стоял у станка, пытаясь вывернуть ножки в третью позицию, – вспоминал Фёдор Бондарчук. – А у нас учились Маша Ценстрием, она весила под центнер, Саша Баширов – крестьянин, больше похожий на хоббита, чем на артиста балета, Тигран Кеосаян – армянин с длинным носом и пышной шевелюрой. Сумасшедшее зрелище!»

Ну и, конечно, сам Фёдор Сергеевич в трико прилежно исполнял батман-тандю на пару с однокурсником, страшным хулиганом и будущим батюшкой Иваном Охлобыстиным. К Бондарчуку-младшему ученики Бондарчука-старшего нередко обращались за советом, но спрашивали не о мизансценах и ракурсах, а – что именно пьёт Федин папа? Курс Сергея Бондарчука успешно сдал экзамены и решил устроить застолье вместе с мастером, но студенты не решались подойти с этими вопросами к нему самому.

С важным видом Фёдор поведал юным коллегам, что водку папа не пьёт, а любит пиво, сухое вино и шампанское. Устроили банкет, стол накрыли прямо в кабинете маэстро, вместе с ним там заперлись. Вскоре раздался стук в дверь, это была Ирина Скобцева. «Серёжа, почему вы закрылись? Вы что там, пьёте?» – беспокоилась она. «Нет, Ирочка, что ты! Мы обсуждаем», – прогудел Бондарчук.

Кинокоммуналка

Вгиковская общага на Будайке – это особая территория свободы и творчества, любовных драм и страстей, ночных посиделок под гитару с чтением стихов, обсуждением сценариев и репетиций. Генерация великих идей совмещалась с буйными попойками. Туда стремились попасть даже те, кто имел своё жильё и московскую прописку.

Там создавались семьи и рушились союзы, братались на всю жизнь и били морды, а также ежедневно разыгрывали друг друга самыми немыслимыми способами. Душой компании был Геннадий Шпаликов, сценарист любимых фильмов «Застава Ильича», «Я шагаю по Москве». Он был шалопаем, романтиком, пьяницей, фантазёром, бесконечно разыгрывал друзей и сам же верил в то, о чём вдохновенно врал. Шпаликов любил дарить себе книги от имени Толстого, Олеши, Чехова с дарственными надписями и хвастать ими перед однокурсниками. Таких книг у него была целая полка.

Однажды он отпечатал на машинке текст «телеграммы», вырезал слова и, наклеив их на узкую длинную полоску бумаги, напоминающую телеграфную ленту, «отправил» в соседнюю комнату одному своему однокурснику. Текст телеграммы был такой: «Срочно вылетайте Хьюстон. Ваше присутствие открытом космосе крайне необходимо. Захватите чертежи скафандром обеспечим на месте. Объём работы невелик, однако наличествует возможность трагического исхода. Предупредите родных, своих мы уже предупредили. Погода космосе неустойчива…»

И ведь получатель поверил, бегал в смятении по коридорам с телеграммой в руках, всем показывал.

На Будайке жил Шукшин, заходили на огонёк с гитарами Окуджава и Высоцкий. Главными хулиганами считались будущий министр культуры СССР режиссёр Коля Губенко и будущий доцент ВГИКа Жора Склянский. Они подкладывали под дверь якутских студенток дымовые шашки, и перепуганные якуточки выбегали из комнаты в одних ночнушках с подушками в руках и криком «Пожар!».

«Министр» и «доцент» устраивали дурацкие соревнования: каждый участник вставал на четыре опоры в четыре алюминиевые миски, ему давали хороший пинок под зад и засекали с секундомером, за сколько он доедет до конца длинного коридора.

По водосточной трубе общаги, когда её строгие двери запирались на ночь, отважно лазали на пятый этаж Никита Михалков с Ираклием Квирикадзе и Виктором Мережко. Прижавшись спиною к стене, они делали несколько шагов по карнизу до открытого окна туалета, забирались туда, а потом по тёмному длинному коридору крались в заветную комнату №518, где проживали самые желанные девушки Советского Союза. Комендантша общежития, часто нетрезвая, готова была палить из маузера по непрошеным полуночным гостям.

А после лихих хмельных ночей все гурьбой бежали в институт, где проходила Неделя итальянского кино и давали Феллини и Антониони. Просмотры начинались в восемь утра, и простой люд, бредущий на работу, при виде лохматых ребят в джинсах говорил: «Господи, куда ж это в такую рань стиляг погнали?»

Интернационал

После Олимпиады общага переехала в шестнадцатиэтажное здание на улице Бориса Галушкина. Здесь уже тусовались сегодняшние культовые персонажи столичной богемы: Фёдор Бондарчук, Иван Охлобыстин, Денис Евстигнеев, Филипп Янковский, Ольга Кабо и многие-многие другие. Летом главным местом сборищ являлась крыша, где пили водку и вино, писали сценарии, загорали, влюблялись, просто курили и трепались обо всём на свете. Там пели и играли Виктор Цой и Гарик Сукачёв, которых строгая вахтёрша не пропускала в общагу, и приходилось так же лазить в окна, только теперь по внешней пожарной лестнице.

На разных этажах можно было встретить самых неожиданных персонажей: по коридорам катался на детском велосипеде совершенно голый сценарист, лысая девушка в гофрированном кружевном воротнике времён Марии Медичи несла кастрюлю дымящихся пельменей. И, конечно же, в большом количестве имелись представители всех континентов в национальных костюмах.

Сергей Аполлинариевич Герасимов не зря шутил, что «ВГИК осеменил весь мир». Это был поистине интернациональный вуз.

За годы своего существования ВГИК подготовил тысячи киношников разных профилей для республик бывшего СССР, стран СНГ и 70 стран дальнего зарубежья. Кто там только не учился! Латиноамериканцы, африканцы, монголы, вьетнамцы… Когда вьетнамцы по воскресеньям жарили в общаге селёдку, все остальные, чтобы не задохнуться, выходили на прогулку в парк Сокольники.

Своеобразно выясняли отношения монголы. Однажды в новогоднюю ночь, буквально за пять минут до курантов, они передрались вусмерть – натурально били друг друга стульями по голове. Но когда зазвучал бой курантов, монголы бросили обломки на пол и стали друг друга целовать, обнимать и желать всего наилучшего в будущем году. А как только часы на Спасской башне пробили двенадцать, снова подняли обломки и продолжили колошматить друг друга.

Жил в общаге даже наследный принц некой африканской страны, чёрный-пречёрный Мумба двухметрового роста. Он носил ожерелье из львиных когтей и неплохо владел русским и английским. Готовить, убирать и гладить принц не умел, да и не хотел, отказывался от дежурств в местах общественного пользования. Но соседи по комнате быстренько ему объяснили, что даже у наследников африканской короны в общаге слуг нет, и вскоре тот научился держать в руках швабру и отжимать тряпку.

Однажды принца застали в слезах, решили, что его отчислили. «Нет, не отчислили, – рыдал Мумба, – но мой папа умер! Теперь я должен принять корону, а я не хочу быть королём, я хочу стать русским режиссёром!»

А всё потому, что ВГИК – это место, куда очень трудно попасть и с которым никому не хочется расставаться.