Однажды мама поклялась никогда никого не любить и этим самым как бы отринула своё прошлое, стёрла из памяти лица, события и миновавшую жизнь. Отречение от любви произошло в тот момент, когда отец не отдал её замуж за любимого, припечатав:
– Если хочешь, Капитолина, иди за Толю Воробья, но тогда мы тебе больше не отец и мать!

Дочь подчинилась отцовской воле, но в душе очерствела так, что с того дня ни родителей, ни мужа, ни детей любить не могла. Не умела. Душа разучилась любить. Настолько, что даже первенца Коленьку сберечь не смогла. Он умер в четыре месяца из-за плохого ухода.

Мама оправдывалась:
– А я не знала, что с ним делать.
– Ты его хоть кормила? – спрашиваю.
– Кормила! Как сами есть садимся, так и его кормила.
– Младенца? Три раза в сутки? – изумлялась я. – Ты же старшая из семерых детей, все на твоих глазах народились и выросли. Не на луне жила, в деревне, среди людей…

Ответа нет. Вернее, есть – «не помню, да и всё тут». Она и в самом деле не помнила ничего из прежних лет. Белый лист.

Капитолина вышла замуж за нелюбимого. Пора пришла – как-никак 24 года стукнуло. Да и женихов после войны на селе было не густо. Вот и ответила согласием Матвею, жившему по соседству.

Оба в брак кинулись как в омут. Так в мутной воде и пробарахтались без малого 50 лет.

Супругой Капитолина оказалась суровой, мужа пилила каждый день, ругала на пустом месте. Хотя он зарплату в дом приносил всю до копеечки, друзей не водил, налево не ходил, не пьянствовал и не буянил. Мы с сестрой росли тише воды ниже травы – прилежные ученицы, послушные дочери. А мама всё равно недовольна.

Свою старую мать из деревни привезла после смерти деда, но и та не угодила дочери. Бабушка всё на здоровье пеняла, а Капитолина не верила.

– Она ведь мне жаловалась, а я её не слушала! – сокрушалась потом Капитолина на могилке матери.

Мама несколько лет вдовствовала, когда приключилась с ней небывалая история – влюбилась в 80 лет! Кавалеру 67 – подвижный, поджарый, разговорчивый.

Она ему:
– Я старьё, меня надо бросать.

А он отвечает:
– Я тебя люблю и не брошу.

Роман получился пылкий, но чисто платонический. Встречались исключительно на свежем воздухе. Либо сидели на скамейке под тополем, либо гуляли в ближайшем парке.

– Всю жизнь так прожила, а теперь чувства вдруг появились! – призналась мама откровенно. А сама аж светится от счастья.

На могиле мужа выдала радостно:
– Ах, Матвей Андриянович, какой ты был хороший человек! Мы ведь с тобой ни разу не ругались.

Мы с детьми чуть со смеху не покатились:
– Мама, ты ведь каждый день его ругала.
– Правда? А я не помню.

То есть человек полвека прожил сам не свой, словно не в разуме. А потом будто очнулся, оглянулся и воспылал сердцем. Теперь память вымарала полвека жизни и вернула забытые ранние годы. И Коленька неожиданно всплыл в памяти:
– А у меня ведь был мальчик! Хорошенький такой, улыбался уже…

Мне от этих слов матери стало жутко: надо же, никогда о нём не вспоминала, а тут как наяву увидела. Я до тридцати лет не знала, что у меня был брат, пока случайно не нашла у матери в комоде документы.

Такие вот кульбиты проделывает наше подсознание, управляющее памятью, когда человек в критической ситуации внутренне отрекается от любви в своей душе. Самое большое преступление во вселенной – убийство любви.