Меня, например, мало волнует тот факт, что я плохо понимаю терминологию бухгалтерии или профессиональный жаргон программистов. Я не вмешиваюсь со своими соображениями, как сделать доступнее широкой общественности профессиональные особенности их языка.

Забавно, но в газетах и на популярных сайтах время от времени появляются словарики молодёжного, довольно уродливого сленга. Эти «разговорники» нам популярно объясняют, что такое «трэш», «краш» или «рафл», кто такой «душнила», а кто – «токсичный». Взрослым людям всерьёз советуют читать и учить всю эту белиберду, чтобы находиться с молодёжью на одной волне. Вопрос о том, нужна ли нам эта жаргонная помойка, даже не обсуждается.

В то же время церковь регулярно втягивают в дискуссию, что якобы давно пора поменять язык богослужений на что-нибудь попроще, «чтобы всем было понятно». Однако тот человек, который хочет действительно быть в церкви, а не просто зайти в храм послушать, как поют, и посмотреть, как кадилом машут, – обязан приложить некоторые усилия. Ему следует понять, почему всё здесь устроено именно так, а не иначе, и почему в церкви изменения происходят не мгновенно и не по хотению масс, а очень медленно, в течение столетий.

В нашей церкви давно сложились свой язык, своя музыка, своя символика цвета и запаха. Разумеется, здесь также действуют и особые правила общения друг с другом и с Богом. Это иной мир, в который надо входить с почтением и доброжелательным интересом, а не с революционными новациями, часто высказываемыми нетерпимым тоном. Язык богослужений красив, нетороплив, чеканен и выразителен. Как любой язык он имеет свою интонацию, свои правила звукоизвлечения, кстати, весьма отличные от русского языка. По чтению на клиросе сразу можно понять, учился ли человек церковнославянскому или просто читает текст, поскольку знает буквы.

Непонятных слов в этом языке гораздо меньше, чем, например, терминов в профессиональном разговоре программистов. Однако зайдя в офис и встретив сисадмина, вы не станете возмущаться, что вам не всё понятно в его речи, и требовать перевести всё на нормальный человеческий язык.

Здесь можно возразить, что Бог для всех, поэтому нечего затруднять к нему дорогу всякими устаревшими правилами и особенностями. И это верно: Бог открыт всем. Вот только не все понимают, что не Господа следует «спускать с небес» до своего уровня, а самим расти, тянуться до Него. Мы должны проявлять старание, чтобы с полным правом войти в красоту общения с Богом, выработанную тысячелетиями. Никого же не удивляет, что на приём к королю или президенту приходят не как попало, а в подобающей одежде. Сперва изучают правила и этикет, принятые в общении с человеком, находящимся гораздо выше по рангу.

Разве кому-нибудь станет хуже, если он узнает новые красивые слова и выражения, которые зачастую просто не поддаются буквальному переводу на бытовой, обиходный язык?

Я разговаривала со многими взрослыми учениками воскресной школы, которые проходили у нас курс изучения Псалтири. Каждый псалом читался на церковнославянском и на русском, с толкованиями святых отцов. Когда человека спрашивали, на каком языке псалом произвёл на него большее впечатление, от какого языка он получил наивысшее эмоциональное воздействие, люди отвечали, что точно не от чтения псалмов на русском. Никто не спорит: русский перевод важен, полезен и необходим для понимания отдельных слов. Но для молитвы читают исключительно церковный вариант.

Недавно встретила знакомую, глубоко верующую женщину, маму священника. Она была очень расстроена. Посетовала, что больше не поедет в один монастырь на литургию, потому что там стали читать Апостол и Евангелие на русском, стоя лицом к молящимся, а не к престолу. Знакомая сказала, что это ей напоминает обычное собрание, а не предстояние людей перед Господом. Так что желающих переделать тысячелетнюю традицию хватает и в церкви.

Можно соглашаться или не соглашаться с такой точкой зрения, но перевод богослужения на национальные языки в католицизме в середине XX века привёл к резкому сокращению числа прихожан – храмы опустели наполовину. Также произошёл раскол паствы. Появились приходы, где не пожелали расстаться с латинским языком, считая, что не следует опрощаться в угоду мирским требованиям. Кто действительно хочет ощутить красоту и высоту богослужения, тот приложит усилие. А тот, кто не хочет, тот всё равно не станет ходить в храмы, как ни упрощай службы под его сиюминутные требования.

Именно эта беда и настигла католиков. Их мессы зазвучали на европейских языках, их храмы стали проводить выставки и концерты, чтобы стать ближе современному человеку. Западная церковь вроде бы открылась миру, чтобы привлечь новых членов церкви, но получилось с точностью до наоборот. Однако западному человечеству все эти потуги показались совершенно неинтересными. Новых христиан католичество не привлекло, а прежних растеряло.

Сейчас практикующих католиков стало ещё меньше. В результате многие католические храмы сегодня закрываются из-за отсутствия верующих. Их распродают под частные домовладения и клубы. Горький итог.

Мы даже не задумываемся о том, сколько церковнославянских слов заимствовано русским языком, хотя мы считаем их исконно русскими. Приведу лишь самые известные примеры: вещь, время, воздух, восторг, награда, облако, общий, одежда, плоть, тщетный, враг, гражданин, разврат, страж, власть, страна, вред, сочинить, изъять, восстать. В русский язык из церковнославянского пришли целые грамматические формы, например, отглагольные причастия (сделанный, посланный). И этот список можно продолжать очень долго.

Можно вспомнить и катастрофу, которая постигла болгарский язык – некогда связанный с церковнославянским теснее других славянских наречий. Когда Болгария была завоёвана турками, почти всю образованную часть общества уничтожили либо отуречили. Книги на болгарском больше не издавались, литературный язык исчез из обихода на несколько столетий. Порвалась живая ниточка связи церковнославянского и родного языков, питавшая культуру. А на Руси эта ниточка сохранилась.

В результате болгарский деградировал: в нём исчезли все падежи, появились артикли, как в западноевропейских языках. Язык необразованных слоёв стал доминирующим. И это результат долгого отсутствия книг и книжной культуры.

Давайте задумаемся: почему сейчас наши дети мало читают классику? А им это очень сложно, они не понимают множества слов. Бразды, кибитка, облучок, армяк, амикошонство, персты и ланиты… Давайте тогда Пушкина, Фонвизина, Толстого адаптируем к современному русскому, чтобы головушку не утруждать? Зачем забивать головы музыкальными сложностями, всякими темперированными клавирами и разницами между ариозо и арией? Можно же слушать только бардовские песни или попсу с шансоном. Зачем знать, как называются балетные движения, па-де-труа, жете и фуэте? Можно ведь просто топтаться под музыку без выкрутасов, придуманных всякими умниками.

Человек должен стремиться не упрощать мир, сводя его к обыденности даже в самых высоких проявлениях жизни, а напротив, постигать его высоту. А молитва – это очень высоко, это прямое общение с Создателем. Человек рождён для стремления ввысь во всех своих делах, для познания красоты этого мира и наполнения его красотою.