Я выросла в Калининской, ныне Тверской области. А мои родители родом из Пензы, там же жили и бабушки. Дедушек я не знала, один из них погиб ещё во времена коллективизации, а второй – на фронтах Великой Отечественной. Там же погиб и прадед.

К бабушкам нас отправляли при любой оказии, с родственниками или знакомыми, потому что у родителей отпуск приходился на сенокос, поехать на родину им удавалось не часто.

Поездка в Пензу в то время считалась трудным путешествием. Помню, как ехала туда в 1954 году, мне было четыре. В тот раз к нам в гости после армии приехал мамин брат Саша, он и забрал меня с собой. От Удомли, где мы жили, до Бологого ходил «рабочий» поезд, он добирался больше двух часов, останавливаясь на каждой маленькой станции.

Вагоны переполненные, все курили махорку, мужики ругались, полки, естественно, жёсткие, деревянные. Это уже позднее организовали детский вагон, куда пускали пассажиров только с детьми, там было чисто и просторно.

Билет давали только до Бологого, и, когда мы туда приезжали, все транзитные пассажиры как сумасшедшие мчались с котомками по мосту над путями в кассу за билетом до Москвы. Продавать билеты начинали за полчаса до прибытия – к этому времени на станции получали сообщение о наличии свободных мест.

Это было нечто! Мы, тихие и послушные, сидели на своих узлах и ждали отмашки, как действовать дальше. Если везло, то хватали вещи и мчались на тот путь, где останавливался поезд, если же нет, могли и заночевать в Бологом, потому что поезда до Москвы ходили всего два-три раза в сутки.

Пассажиры с детьми стояли в особой очереди, и в последний момент, как правило, мы всё-таки оказывались с билетом, но поезд уже пыхтел, чтобы отчалить от станции. Все запрыгивали на ходу. Думаю, машинист, зная о задержке с продажей билетов, дожидался пассажиров вопреки расписанию.

Путешествие Бологое – Москва тоже было не из лёгких. Как правило, в общем вагоне, а если везло, то в плацкарте. Ехали долго, часов двенадцать. Сейчас на «Сапсане» – неполных два часа.

В Москве с Ленинградского вокзала переходим на Казанский. Он и сейчас-то не слишком уютный, а тогда производил просто гнетущее впечатление: огромный зал, в середине несколько деревянных скамеек, все, кто не уместился, сидели на полу. Кому повезло, располагались по периметру около стен, другие – где придётся, на тюках и чемоданах.

Гвалт стоял невообразимый. Большинство пассажиров – люди восточных национальностей: татары, узбеки. Детский плач, незнакомый язык, пёстрая одежда – всё это привлекало внимание и вместе с тем вызывало опасение. Наверху висели огромные люстры, но они давали мало света, и в этом необъятном зале всё время стоял полумрак.

Мы вливались в очередь за билетами – бесконечную, хоть она и считалась детской. Это вселяло надежду на получение билета, но она не всегда сбывалась. Взрослые стояли в очереди, дети послушно охраняли вещи. В тот раз мы с Сашей приехали в Москву утром, отстояли несколько часов и купили-таки билет на вечерний поезд. Нам повезло, через сутки мы уже были в Пензе.

В 1967 году я поступила в Ленинградский технологический институт. Соответственно, ездила оттуда домой на каникулы и обратно. От Ленинграда до Удомли езды всего часов шесть, но испытание это не для слабонервных. Билеты в Удомле, опять же, не продавали заранее, только за полчаса до прибытия.

Что творилось на вокзале! В любой день аншлаг. Нервы, слёзы. Опоздать на работу или учёбу нельзя, с этим тогда было очень строго.

Поезд ходил один, Горький – Ленинград, иногда добавляли ивановский или ярославский. Все они проходящие и прибывали в очень неудобное время. Например, основной, горьковский, отправлялся из Удомли в четыре утра. Какой там сон… С вечера кто-нибудь из родни шёл на вокзал и вставал в очередь, причём уже, как правило, не в первых рядах, ведь таких умных много. И даже если в кассе давали билет, то чаще всего в последний вагон, который останавливался за пределами платформы. Приходилось карабкаться с насыпи по высоким ступенькам, но не факт, что проводник пустит внутрь. Он мог просто закрыть дверь со словами «Мест нет». И всё, остаёшься на вокзале. Вагоны общие, набивалась туда тьма народу, и проводников можно было понять. Люди стояли в проходах, но билеты в кассе продавали даже в такие переполненные поезда.

В Ленинграде билет добывали проще, но тут за 45 дней, и ни днём раньше. Мы, студенты, приходили на Московский вокзал, в зал №2, где перед праздниками яблоку было негде упасть. Но за свою очередь мы держались крепко, знали всех до и после себя. Уходить не рекомендовалось, мало ли какие случайности. Стояли по полдня, однако результат того стоил.

Впрочем, существовал блат – настоящее счастье для нас. Я приобрела его уже после окончания института, и с тех пор проблема с билетами решилась. Но всегда оставались чувство унижения и боязнь потерять имеющийся канал. Приходилось выбирать между удобством и совестью.

…Сейчас, когда заказываю билеты через интернет и выбираю удобные места и время отправления, с грустью вспоминаю то непростое время. И хотя многие трудности забылись и побеждает ностальгия, но страх не попасть в вагон или не купить билет никуда не делся. Иногда снится сон: бежишь за поездом, а он уезжает от тебя всё дальше и дальше.