Солнечным днём я шёл по Парижу, разыскивая улицу кардинала Лемуана. Знал, что в доме №74 в двадцатые годы проживал Эрнест Хемингуэй. Мне хотелось поглазеть на легендарный дом, ощутить бешеную энергетику, свойственную «старику Хэму».

К тому времени я уже издал пару книг, мне было интересно всё, связанное со знаменитым писателем, страстным любителем выпивки и женщин. Злые языки утверждали, что во время сафари он переспал с целым гаремом африканских красавиц. В этом мы с ним немного похожи: я тоже был большой любитель выпить и не чурался женщин, не обременённых строгой моралью.

Дом я опознал по мемориальной табличке. Внизу стояли кашпо с роскошными цветами. Я прикоснулся ладонью к шершавой стене в надежде почувствовать исходящие из прохладного кирпича энергетические токи. Не удивился бы, если бы вдруг сам нобелевский лауреат положил мне по-дружески свою тяжёлую руку на плечо и хрипловатым голосом сказал…

– Боб! Кого я вижу! – неожиданно услышал я за спиной живой голос, и моего плеча коснулась горячая рука.

Я позорно вздрогнул и оглянулся. Это была не рука призрака Хемингуэя, а легковесная ласковая ладонь женщины.

– Сколько лет, сколько зим! Как я по тебе соскучилась.

Передо мной стояла Инга. Она выглядела, пожалуй, даже более изысканно, чем истинные парижанки. Её точёную фигуру подчёркивала лёгкая маечка, сквозь которую виднелись тёмные пуговки сосков; зауженные книзу светлые брючки заканчивались чуть выше щиколоток. Лиловые сандалии и дорогие солнцезащитные очки завершали наряд.

Поправив сумочку на плече, Инга сняла очки и посмотрела на меня сияющими от радости глазами, затем порывисто обняла и поцеловала в щёку. От неё умопомрачительно пахло дорогими французскими духами.

– А ты совсем не изменился, Боб.

Она привычно называла меня прозвищем, которое впервые услышала, когда попала в переплёт в чужой стране.

С Ингой мы познакомились на Шри-Ланке. В тот день мы с приятелем Джаникой сидели в его родном городе Канди на берегу озера Кири Махуда возле храма Шри Далада Малигава, где в семи ларцах, вложенных один в другой, хранится зуб Будды. Пили тайком от полицейских крепкий местный самогон, настоянный на кокосах и ещё на какой-то траве. Джаника заунывно пел буддийские мантры, стараясь приобщить меня к своей религии.

У него зазвонил телефон, он неловко полез в карман и выронил бутылку. Слабо плеснув, она медленно пошла ко дну, искрясь на жарком солнце стеклянными боками.

– Боль неизбежна, – мудро изрёк Джаника, увидев моё расстроенное лицо. – Но страдания – личный выбор каждого.
– Будда? – спросил я с тяжёлым вздохом.

Джаника важно кивнул, словно в этот момент он сам был Великим Буддой, и принялся с невозмутимым спокойствием беседовать по телефону. Судя по тому, как он при этом поглядывал то на меня, то в сторону набережной, где стоял японский мотоцикл «Ямаха», разговаривал он с его владельцем, Санджи. Расстояние от столицы Шри-Ланки Коломбо до нашего Канди небольшое, но движение на острове настолько интенсивное, что на машине добираться нужно несколько часов. На мотоцикле намного быстрее, ведь в пробках всегда можно проскочить между машинами, рикшами и повозками.

Зная мою рисковую езду, Санджи очень переживал, когда мы брали у него мотоцикл – между прочим, за деньги – и уезжали с Джаникой куда-нибудь по срочному делу. В такие дни он не находил себе места и названивал нам каждые полчаса, чтобы убедиться – его новенькая «Ямаха» не пострадала в ДТП. О нас Санджи, по-видимому, ничуть не волновался – он ни разу не спросил о нашем здоровье.

– Санджи звонил, – подтвердил мои мысли Джаника.

Помолчал, любуясь солнечными бликами на тихой водной поверхности, и вдруг добавил:
– А ещё он сказал, что в районе Бамбалапитийа полицейские задержали русскую проститутку.

В то время русских туристов на Шри-Ланке ещё не было, постоянно жили лишь несколько человек из известной чайной компании и посольские работники. Вряд ли кто-нибудь из них занимался проституцией, зная о тяжких последствиях столь позорного ремесла. Но в любом случае соотечественницу надо выручать.

– Возвращаемся в Коломбо, – оживился я. – На месте выясним, что к чему.

Полицейский участок располагался на пыльной улице в одноэтажном сером здании с национальным флагом на фасаде. Среди окружавших его частных домиков не было видно ни одного зелёного деревца, что меня очень удивило. Территория полиции оказалась огорожена тяжёлыми бетонными плитами метровой высоты на случай, если диверсанты организации «Тигры освобождения Тамил-Илама» вдруг надумают использовать для атаки на участок автомобиль, нашпигованный взрывчаткой. Месяц назад террористы-смертники захватили отель, где проживали туристы из Германии. Прежде чем военные их уничтожили, они успели взорвать холл, убив чету добропорядочных бюргеров.

У входа на бетонной плите сидел констебль. Беспечно расположив на коленях «калашников», он с интересом наблюдал за молодой ланкийкой, которая неподалёку мыла ноги под колонкой, бесстыдно задрав юбку выше колен. Мы перелезли через плиту и не спеша направились ко входу в здание.

– Хелло-о, – дружелюбно встретил нас улыбчивый офицер и указательным пальцем поправил ровную щёточку усов, как бы невольно продемонстрировав серебряный перстень с дорогим изумрудом. – Что вас ко мне привело?
Офицер сидел за столом, заваленным кипами бумаг, откинувшись на спинку стула. Его тёмное лицо блестело от пота, несмотря на крутившийся под потолком вентилятор. В кабинете стояла духота, усугублённая запахом бумажной пыли и давно не мытого помещения.

Из разговора выяснилось, что моя землячка задержана во время облавы на публичный дом, где, по сведениям тайного осведомителя полиции, хранились оружие и взрывчатка. Заведение содержал местный криминальный авторитет, по национальности тамил. Если будет доказано, что русская проститутка является соучастницей террористов, её ждёт минимум пять лет тюрьмы. Российское посольство не собирается что-либо предпринимать в её защиту, потому что понимает важность борьбы с терроризмом.

– Но это же абсурд! – возмутился я. – Зачем это русской туристке, пусть даже и проститутке? Уверен, она к этому не причастна.

Офицер развёл руками, давая понять, что бессилен помочь, на это имеется независимый суд. Потом подумал и сказал, что если бы мы раньше к нему обратились, когда девушка находилась у него в полицейском участке, то вопрос можно было бы как-то урегулировать. Тут он многозначительно замолчал, не сводя с меня чёрных блестящих глаз.

– Дай ему сто баксов, – подсказал мне по-русски Джаника.

Аккуратно спрятав банкноту в нагрудный карман, офицер посоветовал обратиться в юридическую контору к одному очень уважаемому адвокату, господину Джаясингхе.

Офис нужного нам человека находился в двухэтажном здании на берегу океана. Волны с шумом набегали на берег. Хозяин конторы отдыхал на террасе. Он сидел к нам спиной в кресле-качалке, попивал виски, наблюдая за видневшимися вдали белыми яхтами. На нём были белоснежная рубаха с коротким рукавом и чёрные со стрелками брюки, из которых торчали босые ноги.

К моему удивлению, господин Джаясингхе оказался лилипутом, его рост едва доходил мне до пояса. Узнав, по какому делу обращаемся, он несказанно оживился, тотчас проворно соскочил с кресла и принялся с озабоченным видом шагать по террасе, заложив руки за спину. Очевидно, набивал себе цену. Не прошло и пяти минут, как господин Джаясингхе сказал, что за 2 тысячи долларов согласен походатайствовать перед судьёй, чтобы девушку освободили.

– Так просто? – изумился я.
– Молодой человек, – самоуверенно ответил господин Джаясингхе, – не забывайте, что вы имеете дело с лучшим адвокатом Коломбо.

Суд располагался в приземистом здании с деревянным навесом по всему фасаду. В его тени на корточках сидели несколько мужчин со злыми лицами, дожидаясь своей очереди к судье. Они о чём-то горячо спорили, бурно жестикулируя.

Ингу привезли на большом полицейском автобусе с зарешеченными окнами. Конвоировали её двое военных с автоматами, как особо опасную преступницу. Она шла с низко опущенной головой, потерянно шаркая босоножками по бетонной дорожке, позвякивая в наступившей тишине наручниками.

– Инга, – негромко окликнул я, когда её проводили мимо, – всё будет хорошо.

От неожиданности она вздрогнула, вскинула голову и посмотрела на меня красными заплаканными глазами. Я жил в стране уже четвёртый год и привычно был одет в светлый саронг и рубашку, как ходят все местные. Очевидно, она кое-что обо мне уже слышала, потому что тотчас поняла, кто я, и взволнованно крикнула:
– Боб, я не виновата! Просто хотела подработать. Прилетела два дня назад.

Военный стволом автомата толкнул её в спину, и Инга скрылась в дверях, успев в последний момент оглянуться: её взгляд был похож на взгляд побитой собаки.

Неожиданно я проникся к девушке такой жалостью, что сам едва не заплакал.

– Лилипут не обманет? – спросил я у Джаники.
– Не должен.

Полчаса назад господин Джаясингхе, приехавший на дорогом автомобиле с личным водителем, ходил к судье и, вернувшись, сказал, что освобождение русской девушки будет стоить три тысячи долларов. Спрятав банкноты в тоненькую папочку, он с важным видом вновь ушёл в зал судебного заседания.

Вскоре судья объявил, что Инга не является ни участницей, ни сторонницей террористической организации, лично он не находит в её деле состава преступления. Правда, справедливости ради определил ей за проституцию десять суток ареста.

Отбывала «сутки» Инга в тюрьме строгого режима Великада, построенной в 1841 году. Во времена британского владычества здесь сидели борцы за независимость Цейлона, лидеры тамильской боевой организации и даже лидер восстания на Кокосовых островах. Но самым известным и необычным узником считается угонщик самолёта Боинг-747 из Италии Сепала Эканаяке.

Теперь вот и гражданка России отметилась в застенках самой большой тюрьмы Шри-Ланки.

Между прочим, в Великаде имелась и своя виселица, но говорят, она не использовалась с 1959 года. Когда мы с Джаникой привозили Инге передачу, стоявшие у шлагбаума автоматчики своеобразно шутили: показывали на себе, что наматывают верёвку на шею, и высовывали красные языки. А приезжали мы ежедневно, пока осуждённую не выпустили…

– Боб, а я ведь теперь аристократка, – похвалилась Инга. – Графиня. Вот что значит удачно выйти замуж. Приглашаю тебя в ресторан «Полидор», где зависал Хемингуэй. Угощу его любимыми блюдами. Как ты смотришь на яйца в майонезе, домашний тартар и улитки по-бургундски? Сейчас только машину отпущу.