С недавних пор, можно сказать, запоздало, распробовал романтику плацкартных вагонов. Вдруг оказалось, что плацкарта сближает, роднит людей. А уж если ехать в плацкартном вагоне на Юг или с Юга – это очень романтично, а порой и сексуально.

«Боже, ты в плацкарте? – пишет мне в вотсапе близкий друг. – Как там общество? Красивые полуголые девки есть?»

Отвечаю, что полуголых девок в адлеровском поезде – минимум полвагона.

«Боже! А что люди едят в плацкарте? Жареную курочку? Молодой лучок? Варёные яйца? И под пивасик? Это же здорово – попиваешь прохладное пиво и смотришь на попутчиц. Вот ты лично что ешь?»

Пишу, что на завтрак у меня были кофе «три в одном», плавленая «виола» «четыре сыра», острые колбаски пеперони. На обед – банка ветчины из медвежатины и суп из пакетиков. Я обычно люблю смешивать два пакетика – шпинат и сырный с сухариками. На ужин – йогурт и чёрный чай с чабрецом.

«Ну ты даёшь! Ты прямо сноб какой-то, – друг явно разочарован. – А люди? Что всё-таки люди в плацкарте едят? Пройдись по вагону, посмотри».

Специально ходить не надо. Уже ходил несколько раз – умываться, выносить мусор и к проводнику за кипятком. Что люди едят? Дошираки всякие. Ролтоны. Докторскую колбасу или копчёную. Мои соседи, пара средних лет, так и вовсе заварили в обед пакетики гречневой крупы. Подержали в кипятке и съели.

«А пивасик?» – с надеждой спрашивает друг.

Должен его разочаровать: сколько ни проходил по вагону, ни одной бутылки пивасика на столах не видел и вообще никакого алкоголя.

А вот в девяностые! В девяностые все столы были уставлены «пивасиком» и курочками, и варёными яйцами с лучком. Иные времена – иные нравы.

«А на боковушке? На боковушке кто едет?» – продолжает донимать вопросами друг.

«Тебе повезло, – отвечаю. – На боковушке как раз едет девушка. Молодая и красивая».

«А во что она одета? Вернее, в чём раздета? В шортиках, из которых попа вываливается?»

«Еще круче, – отвечаю. – На девушке современный тоненький топ телесного цвета и такие же шортики в обтяжку, типа велотрусов. Когда она в полумраке встала и прошла по вагону в умывальник – то на вид сто процентов голая! Мой сосед от супруги даже затрещину заработал, когда на неё уставился».

Мои взаимоотношения с поездами определила военная служба. Как офицеру мне был положен бесплатный проезд в купейном вагоне к месту проведения отпуска и обратно. Командировки – тоже только в купе. Ездил и в СВ – спальных вагонах. Попутчиками там были в основном солидные люди. Запомнились генерал, настоящий православный епископ и директор фарфорового завода, который ездил в министерство «на ковёр» по поводу снижения производства. С директором мы в ночном купе выпили бутылку коньяка, он мне так и сказал: «Выпей со мной, лейтенант, а то у меня после разговора с министром инфаркт может случиться».

У однокашника так и вовсе в девяностых приключение было: входит он в купе «Красной стрелы», а там Булат Шалвович Окуджава собственной персоной!

Были и молодые красивые женщины, и «купейные романы», но об этом в следующий раз.

В плацкарте меня родители возили маленьким мальчиком к бабушкам на каникулы. Да, в тех поездах у всех были и курочки, и лучок, и сваренные вкрутую яйца. И выпивали, и курили в тамбурах так, что в вагоне дышать было нечем.

Один мой знакомый на боковушке проехал от Москвы до Владивостока и говорит, что это едва ли не лучшие воспоминания в его жизни.

Курсантиком я тоже поневоле ехал на боковушке. Напротив в купе – четыре татуированных джентльмена. Оказались зэками, которые только что «откинулись».

Зэки курили прямо в купе и пили эстонский «Вана Таллин», у них был целый ящик этого ликёра, двадцать бутылок.

– Иди к нам, морячок! Отпразднуй с нами! – пригласил фиолетовый от наколок старшой, лет пятидесяти с железными зубами.

Стакан «Вана Таллина» зэки в меня всё-таки влили. А потом из соседнего купе заявилась дамочка лет сорока, наехала на них, забрала меня, уже изрядно «тёпленького» от сорокапятиградусного пойла, и отвела к себе.

А зэки вскоре стали петь и буянить, и их на ближайшей станции высадила милиция.

Вот и все мои воспоминания о плацкарте.

Вообще-то мне кажется, что человек, едущий на боковушке, находится как бы в центре всеобщего внимания. Из купе на него смотрят, и все, кто движется по вагону взад-вперёд, тоже смотрят – во что он одет, что ест, что пьёт… А если он к тому же красивая девушка? Вывод: на боковушке надо быть сереньким, незаметным, никаким.

И вот я еду в плацкарте. Слава богу, не на боковушке, а на нижней полке купе. Тихо, спокойно. А напротив лежит девушка в телесном белье и пялится в смартфон. И все в вагоне пялятся в смартфоны. И я тоже.

«Сфотографируй её, – просит друг из Петербурга. – Сфоткай и пришли мне».

Украдкой сфоткал, послал, и прилетело в ответ: «Познакомься! Немедленно познакомься! Она же не зря в таком виде валяется. Это даже откровеннее, чем голая! Ну, ладно, сам не хочешь, так хоть для меня. Расскажи ей – мол, Саня такой хороший, с квартирой, машиной. Погибает в Питере без любви и ласки!»

Нет, я так не могу… Вот Мишутка – наш давний приятель, пластический хирург-маммолог, – этот бы влёт познакомился. Бритоголовый тестостероновый мачо без комплексов, Мишутка никогда не говорит: «У меня был секс». Мишутка говорит: «Я попикался».

Пикался наш Мишутка и в самолете, и на роликовых коньках, и в кино, и в зале игровых автоматов, и в такси… И, конечно же, в плацкарте на боковушке. Ехал из Питера в Крым и познакомился с девушкой. День проболтали. И доболтались до того, что в сумерках, когда в вагоне погасили основной свет, занавесили боковушку простынёй – и…
«Мы попикались», – сообщил нам Мишутка в СМС.
«А общественность?» – спросили мы.

«Общественность дрыхла, – ответил Мишутка. – Да и делов-то: занавесился простынёй и посадил партнёршу сверху».

…В Краснодаре мне надо было выходить. Попутчики поехали дальше – до Адлера. Попрощался с семейной парой, стою в проходе, а «типа голая» девушка с боковушки вдруг тепло улыбнулась и говорит:
– До свидания!

А ведь мы ни слова друг дружке за всю дорогу не сказали!

Она, оказывается, добрая и приветливая. И друг Саня погибает в Питере!..

Но уже поздно. Да и не поверит попутчица, что Саня – такой красивый и хороший, с квартирой и машиной, погибает в Петербурге от одиночества. Не поверит.