Эти годы – конец 90-х – запомнились многим как пора голодной свободы. Отпущенные на волю люди ещё только набивали шишки в попытках вписаться в рынок.

Александра Даниловна не была похожа на всех своих тихих и домашних деревенских сестёр – родных и двоюродных. Личная жизнь не сложилась, сына она растила одна, приходилось крутиться. На месте эта женщина не сидела. Устроившись в крупный магазин заведующей, Даниловна колесила теперь по всему краю: что-то скупала по дешёвке, чтобы потом, если повезёт, продать с прибылью. Особенно успешно шла торговля спиртным.

Всегда при деньгах, тётя Шура не оставила надежды устроить и личную жизнь. Женила сына и, совершенно теперь свободная, стреляла глазами налево и направо. В итоге в одной из дальних поездок сошлась с водителем фургона, с которым они потом не раз совершали коммерческие поездки.

В тот раз Александра Даниловна заехала к двоюродной сестре Вере – похвастаться наличием денег и новообретённым кавалером. После застолья была банька, а вечером Даниловна пошла по деревне – навестить давних подруг. Ночевать остались у сестры. Хатка была очень маленькой, так что Даниловна увела своего друга в баньку.

Уже и завтрак прошёл. Скоро обед, а сестра Шура и не думает вставать! Привыкшая к раннему подъёму, Вера Трофимовна совершила несколько кругов вокруг баньки, недоумевая, откуда у сестры городская привычка спать до полудня.

Сидя на лавочке у калитки, она вспоминала голодное военное детство, когда все сёстры жили зиму у них на печи, пытались насытиться жидкой похлёбкой, вылавливая редкие зёрна пшеницы из одной чашки. Затем вспомнились первые танцы в клубе, на которые девчата ходили по очереди – в единственной стоптанной паре туфель на четверых. Как быстро летит время!

– Украли! Обчистили! – женщина вернулась в реальность от крика сестры.

Потом ещё полчаса Вера слушала, что в этом дворе живут нечестные и завистливые люди. Вся Шурина выручка, завёрнутая в узелок, ночью бесследно пропала! Вот из этой баньки! Воспользовавшись тем, что гости крепко спят, кто-то зашёл и совершил наглое преступление.

Все собравшиеся на крик дружно повернулись в сторону Семёныча – супруга Веры Трофимовны. Тот был не дурак выпить, злоупотреблял всю жизнь и сейчас, на пенсии, не притормозил. Напрасно Семёныч бил себя в грудь и таращил единственный глаз, доказывая непричастность к пропаже. Напрасно пытался убедить, что ссора с родственницей ему крайне невыгодна – она всякий раз, приезжая, дарила ему пару бутылок заграничного алкоголя. Какой дурак рубит сук, на котором сидит!

Желая уверить всех в своей невиновности, мужик вывернул карманы штанов и пиджака. Затем хлестанул поводком пса Мухтара за недостаточную бдительность минувшей ночью. Когда и это не помогло, выдал свои тайники: рукав старой фуфайки и бочку с пшеницей – там возмущённая Вера Трофимовна обнаружила несколько бутылок самогона и водки, в том числе и незаметно прихваченную Семёнычем со вчерашнего стола. Воинственно сверкая здоровым глазом, мужик рассчитывал за такую свою открытость получить если не медаль, то хотя бы стаканчик опохмелиться. Напрасно!

Покрывая бранными словами хозяйку дома, оповещая всех соседей о пропаже миллионов – а именно миллионы тогда были в ходу, – Александра Даниловна села в машину со своим другом и умчалась не попрощавшись. Пропажа денег, впрочем, не отразилась серьёзно на её бизнесе – умеет же человек выкрутиться!

Прошло лет восемь. Уже и Семёныча не стало. Потекла крыша баньки, и Вера Трофимовна попросила сына подлатать ещё крепкое сооружение. Меняя доски в предбаннике, сын отодвинул в сторону тяжёлую старую колоду, заменявшую скамейку. Там, в пыли и мусоре, лежал свёрток. Как плакала Вера Трофимовна над этой пачкой теперь уже совершенно бесполезных миллионов! Она припомнила нехватку денег на лечение, на новый телевизор, на похороны супруга… А сколько оскорблений она понапрасну выслушала от сестры!

И хотя от этих бумажек пользы теперь никакой, женщина решила на всякий случай припрятать находку. И спрятала так, что потом сама не смогла найти. И сын с невесткой тоже. Может, когда-нибудь в развалинах старого домика обнаружатся эти деньги? Тогда, не исключено, они и будут чего-то стоить – как археологическая ценность.