Однажды Валентина, наша давнишняя прихожанка, прибежала в храм взволнованная. Её руки нервно сжимали носовой платок, казалось, ещё мгновение – и она заплачет.

– Батюшка, я так согрешила, так согрешила, – залепетала Валя. – Даже не знаю, что теперь делать.

И рассказала следующую историю.

Той весной семья Валентины купила в нашей деревне небольшой дачный участок. Владельцы уступили дачу по сходной цене, а деньги разрешили отдавать по частям. Участок хороший, ухоженный, с маленьким, но очень уютным домиком. Бывшие хозяева – пожилая супружеская пара.

Однажды хозяин, как обычно, шёл на дачу, но оступился и упал. Сломал ногу. Он долго лечился и работать, как прежде, уже не мог. Вдобавок пожилого человека настиг инсульт, и его вовсе парализовало. Сейчас без помощи жены дедушка даже повернуться на бок не в состоянии. К тому же ему потребовались дорогостоящие лекарства. Вот хозяйка и решила продать дачу, пока та ещё смотрелась вполне прилично.

– Сын ходил смотреть участок, ему всё понравилось, – продолжала Валя. – Так мы дачу и приобрели. Я побывала дома у прежней хозяйки, познакомилась с её больным супругом. Хороший человек, а так страдает! Вот из чувства жалости к больному хозяину и в благодарность, что недорого уступили нам дачу, я и подала в алтарь заздравный сорокоуст по тяжкоболящему рабу Божиему Николаю.
Прошёл месяц, и бывшая владелица дачи позвонила рано утром.

– Валя, прости, что беспокою, – услышала я в трубке её тревожный голос. – Звоню тебе как человеку верующему. Других-то не знаю. Спросить хочу: что мне с мужем делать? Представляешь, сегодня ночью, часа в три, начал сползать с постели. И это мой-то, парализованный! А пытается на ноги встать. Я ему кричу: «Отец, куда собрался?» А он в ответ: «Мать, в церковь пойдём». Валь, какая ему церковь? Он же совсем неверующий, их мамка в детстве никого не окрестила. О Боге за всю жизнь ни разу не говорил. Сколько лет мимо храма на дачу ходили, так он хоть бы раз в его сторону глянул. А тут такое! Чего делать, Валь? Ты там у себя в церковь вхожа, поспрашивай попа-то…

– Батюшка, – Валентина снова готова была разрыдаться, – я, как услыхала, что старик некрещёный, так за голову схватилась! Ведь за него, некрещёного, целый месяц в алтаре частицу вынимали. Вот как вас подвела. И как мне сейчас со всем этим быть?
– Как быть? – задумался я. – Звони им. Раз у человека появилось желание идти в храм, тем более при таких обстоятельствах, его крестить нужно. И без всякого промедления.

Тем же вечером мы договорились с пожилой парой о крещении. А через три дня после крещения и первого в жизни причастия старик умер. Отпевали его в воскресенье по окончании литургии.

Я отпевал и поражался этому удивительному стечению обстоятельств. Кто-то кому-то сделал добро. Благодарный человек, не зная, что тот, другой, не крещён, подаёт записку с его именем для поминовения в алтаре. А у некрещёного в нашем церковном понимании даже имени нет. Христианское имя, за которое можно молиться, даётся при наречении перед оглашением и дальнейшим крещением. Священник молится, всякий раз вынимая из просфоры частичку за члена церкви с конкретным именем, в конце литургии погружая её в чашу с Кровью Христовой. А здесь мы о ком молились?

Но вот результат: после нескольких отслуженных литургий парализованное человеческое тело, обретая остаток сил, пытается ночью подняться с одра и отправиться в церковь. Мы успели крестить человека, причастили и через несколько дней отпевали в храме. Не чудо ли?

Так и этого мало. Оказалось, ближайшие родственники усопшего тоже люди некрещёные. Вскоре крестилась вся его семья. Точно как в давние евангельские времена.

Не устаю поражаться удивительной силе священнической молитвы. Вот сколько раз бывало такое: близкие никак не могут уговорить умирающего родственника пригласить батюшку на дом. Отказывается наотрез – и всё тут! Начинаем молиться, заканчивается сорокоуст, и, как правило, человек соглашается.

Ещё заметил такое совпадение: поминаешь кого-нибудь долго, порой месяцами, а он в храме даже не появляется. Думаешь: ну и ладно. Прекращаешь о нём молиться. Неделя пройдёт, другая, глядишь – а он тут как тут. Человек словно чувствует, что остался без молитвенного покрова, приходит в храм.

У каждого священника немало таких примеров. Бывает, после службы подаёшь кому-нибудь просфору, а человек в ответ благодарит и сообщает, что сегодня у него как раз именины или юбилей. И потом думает, что наш батюшка прозорливец. А священник вовсе не прозорливец, просто на нём благодать такая. И сообщается она во время совершения таинства священства. Она им не заработана, не выстрадана, как у подвижника веры, но вручается специально для служения, как инструмент, словно пила и молоток тому же плотнику. И особо явственно проявляется эта благодать во время литургии и произнесении проповеди.

Проповедь – это не просто слова, и уж тем более не искусство. Она больше напоминает пророчество. Знаю по собственному опыту: хоть и готовишься заранее к воскресному слову, а выйдешь на амвон и скажешь то, чего от себя и не ожидаешь. Потом слышишь, как кто-нибудь говорит после службы: «Шёл в церковь и всё думал над своим вопросом. А батюшка в проповеди дал на всё ответ».

Кто-то может подумать – мол, обычная случайность. Но так говорит лишь тот, кто совсем не представляет сущность литургии и не понимает, что служится она не одним лишь священником, но всем собранием верных. «Вы – род избранный, царственное священство», – говорит апостол Пётр в своём Первом Соборном послании. Он имеет в виду всех христиан, а не только пресвитеров. Не зря слово «литургия» означает «общее дело». В этом деле, в таинствах мы соединяемся единым духом в единое церковное тело, и священником в одиночку оно не совершается.