Вокруг столько полезной информации – грех не воспользоваться, особенно если вся имеющаяся уже поднадоела. Главное, ухватить то, что мимо пролетает.

Конечно, для этого нужен особый внутренний импульс, а для импульса, в свою очередь, требуется топливо, производят которое обыкновенные гормоны, давно всем надоевшие. А возможно, это мы все им надоели, скучно им стало в наших предсказуемых организмах. Так говорил один психолог – представитель гормональной философии. Услышав такое словосочетание, многие снисходительно усмехнутся, кто-то скажет – руки прочь от науки, а кто-то рванёт на встречу с гормональным философом, наперекор повседневным обязанностям.

Вот и Жанна рванула, из последних своих гормональных сил. Терять нечего, гормоны на исходе, нервы тоже, осталась одна философия – философски заметила она. В юности Жанна часто вляпывалась во всякие психологические эксперименты, но в один момент она захлопнула эту дверцу, приобщившись к стабильной жизни уравновешенного человека. Этим человеком стал её первый и единственный муж, Георгий Иванович, с домашним именем Гива.

Он же – файв-о’клок, он же – боинг-экспресс, он же – супербилдинг, он же – стэп-бай-стэп и ещё много всего симпатичного, накопившегося за полтора десятка лет семейной жизни. Можно предположить, что Георгий прямо какой-то целеустремлённый супермен, но это всего лишь в восприятии Жанны. Для неё любой человек, способный встать по будильнику, не проклиная судьбу, а тем более спящий с ней в одной постели, – просветлённый герой.

Гива ей таким с первого взгляда показался, в первые же двадцать четыре секунды, остававшиеся до отправления поезда, на который она неслась, как выяснилось позже, навстречу судьбе. Время с точностью до секунды Жанне сообщил Гива, деликатно преградивший ей путь у своего шестнадцатого вагона. Если бы не он, Жанна до сих пор так и бежала бы до своего первого вагона. Ей всегда было сложно остановиться и подумать. Проще свалиться без сил, ничего уже не соображая.

Зато Гива соображал всегда и везде, а тем более в одном купе с милой запыхавшейся девушкой. В самом деле, не отдавать же её в далёкий первый вагон, лучше туда отправить усатого пассажира напротив – он и в первом вагоне не пропадёт, с такими пышными усами самое место в голове состава двигаться. И Гива ловко обменял усатого на Жанну, тем самым точно и прочно устроив её судьбу.

Кто-нибудь из любопытных поинтересуется, а что, собственно, не устраивает Жанну в её благополучной жизни, что-то там о нервах упоминалось, о гормонах вообще, о философии в частности, или наоборот. На этот вопрос Жанна отвечает просто – укачало, аж тошнит. Это ей кажется, что они с Гивой до сих пор едут в том шестнадцатом вагоне, где окно сначала не закрывалось, а потом не открывалось. На ночь Гива укутал её двумя одеялами, ведь ночью в поезде становится холодно, но почему-то было душно. Жанна так и не решилась скинуть хотя бы одно одеяло, боясь в первые же сутки испортить о себе впечатление, произведённое на порядочного человека.

Порядочные люди любят, чтобы всё в порядке было, и точно знают, в каком порядке, что куда, кто за кем. И Жанне совсем не хотелось нарушать порядок. Подумаешь, бессонную ночь провела в духоте, зато в одном купе с приличным человеком. Он и храпел ритмично, под такой храп засыпать одно удовольствие. И с ритма Гива не сбивается уже шестнадцатый год. Правда, Жанна ему так и не сказала, что он храпит. Но это ерунда, о которой и говорить не стоит. Жанна много чего ему не сказала, потому что не сказала сразу, а потом как-то даже неприлично, подумает ещё, что она придирается к пустякам.

Понять можно. Хотелось ей возвышенной оставаться, такой, какой её Гива распознал с первого взгляда. В шестнадцатом вагоне тогда она даже баночку растворимого кофе выбросила, без которого существование своё на тот момент не представляла. Но Гива сразу же объявил, что нормальные здоровые люди пьют чай, а не кофе, что кофе пьют закомплексованные неудачники, маскирующиеся под состоявшихся личностей, а на самом деле просто врут и себе, и своему беспомощному организму, и доверчивому обществу.

Жанна, примерив на себя это определение, решила, что лучше соврать и мгновенно пристраститься к чаю. А промелькнувшую мысль – сбегать в вагон-ресторан и глотнуть кофейку – Жанна прихлопнула как пережиток ненужного прошлого.

Шоколад пришлось прихлопнуть вместе с кофе. Шоколад! – ужаснётся добрая половина человечества, для чего же тогда его наши предки добывали в далёких непознанных краях среди недоброжелательной фауны. По мнению Гивы, ужаснутся только глупые и никчёмные люди, не подозревающие, что самая полезная в жизни сладость – мёд.

А ведь не поспоришь, и Жанна не стала спорить. Но как тут спорить, когда у проводницы имелся порционный мёд и Гива задержал на ней взгляд как на девушке, достойной внимания, и спросил её имя – Мадлена, которое оказалось более благозвучным и медовым, чем Жанна.

Кстати, от сахара в чистом виде Жанна отказалась в тот же день, ведь всем известно, что сахара полно не только в самом сахаре, но и во многих других продуктах. В первые недели семейной жизни Жанна использовала сахар, когда варила компот, или, например, добавляла в утренний геркулес, хотя можно было и мёдом полить. Но вскоре Гива обнаружил нарушение технологии приготовления блюд и вежливо рекомендовал не вносить сахар на порог их дома, чтобы сахариный дух не присутствовал в помещении.

Когда Жанна поведала гормональному философу о сахарином духе, тот аж подпрыгнул – вот оно! Будем действовать через сахариный дух! Пойдём навстречу сахару, то есть первому страху, породившему все последующие!

У Жанны имелось много чего последующего, но философа это совершенно не интересовало. Для начала предлагалось простое домашнее задание: купить сахар, наполнить им сахарницу и поставить её на видное место, приоткрыв крышечку, чтобы сахариный дух мог свободно циркулировать. Правильнее, наверно, называть дух сахарным, но даже гормональный философ признал, что сахариный звучит поэтично. Он вообще всё неправильное ставил выше правильного и, когда Жанна рассказала, что не только приоткрыла сахарницу, но и просыпала от неё до баночки с чаем сахариную дорожку, философ одобрил её смелую инициативу.

Вот только Жанна не призналась, что перед приходом мужа она и дорожку смела, и сахарницу спрятала, да ещё и освежителем воздуха побрызгала на кухне. Лучше бы правду сказала и тренировала «сахариный дух» до посинения, а так получила ещё более сложное задание – распространить кофейный дух.

Распространить-то можно, но обратно в банку его уже не загонишь, пока сам не уйдёт. А вдруг Гива нагрянет, а тут по всей квартире кофейный дух носится. Любовника и то спрятать проще.

Но всё же сварить кофе Жанна решилась, причём с утра, чтобы Гива проснулся от запаха, а не от будильника. Всю ночь не спала, чтобы встать вовремя. Сварила кофе с добавлением сахара в заранее купленной турке, не покупать же сразу кофемашину, поставила чашку на тумбочку, поближе к мирно храпевшему Гиве. А сама быстро оделась и с ужасом выбежала из дома, захватив сумку для фитнеса. В фитнесе отдышусь, а кофейный дух пусть сам с Гивой разбирается – решила Жанна.

Вернувшись домой, она не застала ни Гиву, ни кофейного духа – одна пустая чашечка, обыденно разместившаяся в раковине. Да и вечером, когда Гива пришёл с работы, ничего необычного не произошло. Жанна даже подумала, что Гива выпил кофе машинально, не осознав случившейся трагедии. На следующий день она повторила эксперимент, но результат получила прежний. Зато гормональный философ от лица новых духов потребовал новых жертвоприношений.

До знакомства с Гивой Жанна курила, не так чтобы много, но при эмоциональных скачках – регулярно. И тогда, в шестнадцатом вагоне, ей очень хотелось курить, но сигареты она выбросила вместе с банкой кофе как артефакт её прошлой неудавшейся жизни. В самом деле, не лишаться же светлого будущего из-за какой-то несчастной пачки сигарет. Конечно, гормональный философ требовал сразу открыто закурить дома на кухне, но Жанне пришла мысль – для начала воспользоваться ароматическими палочками. Какая разница, чем помещение окуривать, успокаивала она себя.

Она и Гиву успокоила, когда он, зайдя домой, вздохнул глубже, чем обычно. Обвинила во всем тополиную моль, с которой пришлось бороться аэрозолем. Не расстраивать же мужа с порога. Но, похоже, он всё-таки расстроился, потому что попросил перенести ужин на полчаса позже, открыл ноутбук и углубился в чтение. А потом за ужином сообщил, что тополиная моль живёт всего трое суток и наверняка ни в чём себе не отказывает. Я тоже себе, то есть тебе, ни в чём не отказываю – всполошилась Жанна и выпорхнула из кухни.

Заснула она только к утру, а проснулась от кофейного духа, распространявшегося по квартире. Через пару минут появился Гива с чашкой кофе и невозмутимым видом. Можно было бы, конечно, обсудить этот его поступок, но что обсуждать, когда и так всё ясно. Гормональная философия в действии, пора входить в плотные слои – подытожил гормональный философ.

Плотными слоями оказалась сама Жанна, классически выверенная, выдержанная в серо-бежевых тонах с добавлением бледно-розового. Философ для начала предложил добавить в гардероб притягательной сирени с оливками, а дальше переходить к фуксии с откровенным жёлтым.

В юности Жанна любила яркие цвета, и в тот день, в поезде, на ней была пёстрая свободная блузка в этническом стиле, постоянно спадающая с плеч, и Гива признался, что именно блузка привлекла его внимание. Показалось ему, будто летит невиданная бабочка по перрону, великолепный экземпляр, достойный занять в его коллекции главное место. А уж он знал толк в экземплярах – у его отца имелась огромная коллекция насекомых. Но вскоре до Гивы дошло, что не он один любуется великолепный экземпляром, и посоветовал Жанне слегка разбавить краски, а потом намекнул, что стоит перейти в бежевую палитру.

Получив задание на переодевание, Жанна решила порепетировать перед тем, как превратиться из куколки обратно в бабочку. Зайдя в торговый центр, она сначала не могла понять, чего хочет, потому как отвыкла хотеть. Но через пару часов чутьё к ней вернулось – бабочка вспорхнула. После примерки Жанна, не желая влезать обратно в свой кукольный кокон, попросила продавца срезать этикетки.

К ярким крыльям нужен был новый маникюр, и она завернула в маникюрный салон, потом в парикмахерскую, где оживили её послушные волосы, привыкшие к домашней заколке.

О времени Жанна позабыла, да как тут думать о времени, то есть о старом времени, когда наступает новое. Очнулась она уже в подъезде у лифта, услышав звук открывающейся двери, затем шаги и знакомый голос за спиной:
– Добрый вечер, – поприветствовал Гива симпатичную незнакомку с блестящими вьющимися локонами.
– Ой, ты так рано! – Жанна обернулась к нему. Перед ней стоял Гива с тем же выражением лица, как тогда, на перроне, с выражением удивления и восторга.

Ужинать они дома не стали, потому что сразу у лифта Гива пригласил её в ресторан, где они заказали много всего неполезного, но очень вкусного. После ресторана они прогулялись и зашли в кофейню, где Гива признался Жанне, что на работе все эти годы пил кофе. А она призналась ему, что все эти годы не пила кофе и в поезде тайком выбросила банку кофе и сигареты.

По дороге домой они обсуждали отпуск. Решено было ехать куда угодно, только не туда, где всё включено. А перед сном Гива вообще открыл ей страшную тайну. Оказалось, что он на работе не только пьёт кофе, но и курит. И Жанна подумала – пусть это будет его самая страшная тайна.

За последний год в квартире у них, на фоне современного минимализма, появились предметы старой мебели – новое Жаннино хобби. Понравилось ей реставрировать мебель и вписывать в современный интерьер, даже свой видеоканал в интернете завела, то есть не свой, а их общий. Гива отлично ставит свет для съёмок и монтирует видео. Недавно они разместили ролик с гормональным философом – количество подписчиков в разы увеличилось.