В начале лета 2023 года я получил на свой ветхозаветный электронный адрес письмо. Не люблю я все эти вотсап, за коки цап, телеграм, прикройте срам, и тому подобное, пардон, конечно.

Так вот, получил письмо. В нём меня приглашали на Всероссийский фестиваль «Шукшинские дни на Алтае». Всё оплачено: перелёт, проживание, переезды, питание. Надо только несколько раз выступить. Рассказать про Василия Макаровича и вообще про язык и культуру.

Я такие вещи люблю. «Про язык и культуру». Это как за жисть пошептаться. Можно про суффикс «оньк», можно про «африканский вектор геокультурной стратегии в свете последних установок президента». Свобода полная. Как в бане.

Спрашивают: вы согласны? Я отвечаю: согласен. А сам думаю: везёт же мне, чертановской интеллектуальной шпане!.. Никогда не был на Алтае, а теперь вот зовут.

Говорю жене с гордостью:
– А меня на Алтай зовут.

Жена, с закономерной иронией:
– А чего это вдруг тебя туда зовут-то? Не звали, не звали, и вдруг на тебе – позвали!
– Там Шукшинский фестиваль. О языке и культуре буду рассказывать.
– А ты о них много знаешь?

Это она так шутит, чтоб я не забронзовел и не разборзелся. Отвечаю в том же нашем семейном духе:
– В пределах начальной нигерийской школы.
– А ты был там, в Нигерии-то этой?
– Нет. Но меня туда приглашали.

Это, кстати, правда. Меня недавно приглашали в Нигерию и Того открывать российский культурный центр. Но я отказался.

– И чего ж ты не поехал?
– Жарко там. Сорок пять в тени.
– Вспотеть боишься? – это её стиль. Мне сразу вспомнилось шукшинское: «Ботинки не жмут?» – «Нет, ботинки не жмут, у меня, знаете, другая беда: ноги потеют, прямо замучился». Помните, в «Калине красной»? Но я промолчал.
– Я жару плохо переношу.
– Ага, и меня.
– Нет, тебя я хорошо переношу.
– Ладно. Проехали. Сколько?
– Что «сколько»?
– Сколько стоит твоя поездка на Алтай?
– Нисколько, там всё администрация оплачивает.

Она подумала и произнесла мечтательно:
– А я никогда не была на Алтае. Я тоже хочу на Алтай. Можно мне тоже на Алтай? И ребёнку тоже? Когда мы ещё съездим на Алтай?
– Сейчас узнаем.

Я написал организаторам фестиваля. Пишу: всё доплатим, перелёт, переезды, проживание, питание. Можно? Жду.

Буквально через пару минут ответ: конечно, можно, только мы не оплатим им перелёт, а питание, проживание, трансферы – это не проблема, мы их в состав делегации включим.

Я: ого! А им что надо будет делать? Тоже выступать? Жена что-нибудь про выделение причастного оборота ещё сумеет рассказать, а вот сын вряд ли выступит, ему всего одиннадцать лет, может не справиться. Алтай отвечает: шутка зачтена, не надо им выступать, вместе втроём два раза по красной дорожке пройдёте – на открытии и закрытии – и всё.

Думаю: хорошие люди. Красная дорожка… Никогда по красным дорожкам не ходил. Только один раз, в юности, по красному ковру коридора райкома комсомола Бабушкинского района города Москвы – получать выговор с занесением.

Жена была очень довольна и заочно взасос полюбила Алтай. Сын отнёсся к предстоящей поездке в целом нейтрально и всё время пытался узнать, чего там будет интересного.

Мы посмотрели программу. Барнаул, Бийск, Сростки. Беседуем с сыном. Сын, задумчиво-недоверчиво:
– Барнаул… А что есть в Барнауле?
– Музей.
– Ну, музеи везде есть.
– Библиотека.
– Это уже совсем… Докатились…
– Не кощунствуй, раб цифры… Та-а-ак… Набережная Оби.
– «ОБИ» и в Москве есть.
– Это не магазин, а река такая – Обь.
– А-а-а, знаю.
– Там можно на кораблике покататься.
– Хорошо. Ещё что? Зоопарк там хотя бы есть?
– Есть. Хотя бы… Тут написано, что в зоопарке Барнаула есть… манул. Это кто такой?
– Ты что, манула не знаешь?
– Нет. Это вроде суслика?
– Сам ты суслик! Манул – это редкая киса. Хочу к манулу. «В зоопарке Барнаула посетить хочу манула!» Я Пушкин!
– Ну и слава богу. Давай, Пушкин, собирай трусы, носки… Что там ещё? Завтра вечером летим.

Ну и полетели.

Я не сказал, что пригласили меня на Шукшинские дни не просто так. Мне всегда нравился Шукшин. И всегда он оставался для меня большой загадкой. Вроде бы всё у него просто, а задумаешься, приглядишься, вчувствуешься – ой как всё непросто. Я в своё время настолько увлёкся Шукшиным, что (уже больше двадцати лет назад) даже составил словарь языка этого писателя.

И вот проходит уже почти четверть века – и я на родине Шукшина. Вроде как в качестве специалиста по его языку и стилю. Да, прав был Корней Иванович Чуковский: в России надо жить долго. Равняюсь на Чуковского.

Поездка была замечательная. Прошлись по красной дорожке. Жена очень волновалась, я – немного волновался. Сын шёл по ковру славы, как Чингисхан по евразийским степям.

Манула – посетили. Хороший зверь. Похож на нашего старшего по подъезду.

На кораблике покатались. Обь – понравилась.

Жили мы в прекрасных гостиницах. Жрали – как манул.

Я, как положено, выступил насчёт Шукшина, а также насчёт языка и культуры.

На закрытии фестиваля во время концерта был очень трогательный момент: на сцену выбежала собачка и долго виляла хвостиком в такт музыке. Я в своём заключительном выступлении так честно и сказал, что лучше всех за время фестиваля, по моему мнению, выступила собачка, ну уж точно лучше меня.

Я очень обогатился в языковом отношении. Например, в Бийске видел рекламу шаурмы: «Шава – это пушка!» Там же, в Бийске, в туалете местной библиотеки прочитал объявление: «Уважаемые Хеопсы, смывайте ваши пирамиды!» Много было всего интересного.

Красочная виньетка была нарисована в аэропорту Барнаула перед вылетом в Москву. Мои дремали. Я сидел в подаренной мне на фестивале кепке с портретом Шукшина и надписью «Нравственность есть правда». Ко мне подсел мужик, очень, кстати, похожий на Василия Макаровича. Поиграл желваками, глядя на мою кепку.

– С фестиваля?
– С фестиваля.
– Из Москвы?
– Из Москвы.
– А я из Бийска. Вот в Москву лечу к дочке. Ну что, понравился вам наш забег в ширину?

Я насторожился. Это была цитата из Шукшина.

– Понравился. Получился маленький, аккуратненький такой бордельеро, – принял я правила игры.
– Колыхнули атмосферу?

Мы волшебным образом перешли на цитаты из Шукшина. Мне игра понравилась. Мужику явно тоже.

– Вот так и надо! Чтоб земля зачесалась. На Руси без этого нельзя. Времена нынче сложные. Чего в мире творится. Все – горшок об горшок. Все на нас рыпаются. Байден этот…
– Аборт козлиный.
– Не говорите… Волос на одну драку. А ведь сел на шею Европе и ножки свесил. А Европа… От наших щедрот завязался у них жирок на пупке. А теперь всё. От нашего газа отказались и…
– Сдохла та курочка, которая золотые яички несла, – злорадно улыбнулся я.
– Точно, – согласился мужик. – Все они хотят нас сожрать. Видят нашу Сибирь-матушку и нашего Алтая-батюшку – и губа титькой. Разлысили лоб… А хуху не хохо?
– А Шольц этот… – подначивал я.
– Три извилины, и все параллельные. От него ж козлиным потом пахнет. А упрям, как напильник. Вроде телефонного столба – прямой и скучный.
– Вот-вот… А Макрон…
– Профурсетка в штанах. Смесь козла с «грюндиком». Восторженный конь. Бледная глиста с дипломом. Трясёт кудрями, как… А ведь думает, что судьбу за хохолок держит.
– С ними всеми вообще говорить невозможно.
– С ними говорить – что колено брить. Надо сперва полбарана сожрать.
– Ничего, скоро им всем амба. Будут сидеть и слушать вальс «Почему деньги не ведутся». Особенно меня все эти Польши с Прибалтиками удивляют.
– Всякая гнида желает стать вошью. Гной у них в жилах. Лишь бы день урвать.
– А золотой этот миллиард…
– Лежит, как удав на перине… Всё, намахались, ребята, театральными мечами. Ничего-ничего, они у нас, дикошарые, станцуют железное болеро…
– Краковяк вприсядку…

Мы ещё минут двадцать обменивались цитатами, пока наш общий шукшинский цитатник не был исчерпан. Мы распрощались.

Интересно, возможен ли такой разговор на нормальном русском языке с цитатами из Шукшина и прочей русской классики лет через сорок, когда не будет никаких Шольцев, Макронов, а уж Байдена точно. Но всё равно будут какие-нибудь другие «аборты козлиные». Или наши потомки будут «жевать мочалку» из «звякающего чужого набора»? Это всё тоже из Василия Макаровича.

Не знаю, не знаю. Но Шукшина, кажется, в школьную программу наконец-то вернули. И то хлеб.

Спасибо Алтаю.