Недавно мы купили пылесос. Данное событие прошло практически незамеченным – ну купили и ладно, подумаешь. Это же не выигранные на международном аукционе личные трусы Уинстона Черчилля за девятьсот девяносто тысяч девятьсот девяносто девять фунтов стерлингов девяносто девять пенсов, в которых (в трусах) он читал фултонскую речь.

Однако возвращаюсь к пылесосной проблематике. Диалог по этому поводу был коротким и, как всегда, бестолковым. Супруга:
– Слушай, у нас пылесос барахлит. Еле-еле работает – шумит, пыхтит, а толку чуть. Старый уже, износился, на пенсию ему пора. На свалку истории.

– Да его чинить – сплошной геморрой. Дешевле новый купить. Закажем на «Озоне», и всё.

В это время, как назло, в телеке зазвучала очередная идиотская реклама: «Озон-зон-зон!» Я запыхтел, как старый пылесос:
– Вот обложили! Замуровали, демоны. Да ещё Маликов этот – терпеть его не могу. Глаза к вискам расползлись, словно у мутанта.
– Да будет тебе, – примирительно сказала жена. – Дима хороший мальчик. «До за-втра!..»
– Мальчик… Он, считай, мне ровесник, а всё пламенного октябрёнка изображает. Давай я тоже крашеные пейсы отпущу до подмышек и заведу: «тут-тут-тут, там-там-там». Тьфу!
– Ну что ты взъелся на Диму? Он деньги зарабатывает. Какой пылесос будем покупать?
– Да любой. Они всё равно все китайские. Есть какой-то, я слышал название: то ли на «укроп», то ли на «кинзу» похоже.
– «Гинзу»?
– Точно.
– Смотрим. Та-а-ак… Есть приличный за пять тысяч.
– А дешевле нет?
– Дешевле – одноразовые.
– Опять ты за своё!

Сын, из соседней комнаты:
– Лучше бы вы мне многоразовую «Плейстейшн-5» купили!

Я, гневно:
– Она сорок тысяч стоит! Это же пять пылесосов! А если одноразовых – все восемь.

Супруга:
– Ну хватит уже. Пылесос заказываем?
– Заказываем.

На следующий день утром очень толстый дядя в шортах, похожий на Уинстона Черчилля в трусах, принёс пылесос. Ну, принёс и ладно, ничего особенного. Но я вдруг почему-то вспомнил эпизод из моего дошкольного детства.

Я вообще-то не какой-то там мальчик-мажор. Родился в настоящей матёрой коммуналке на Ленинском проспекте, недалеко от магазина «Лейпциг». Мы всей семьёй – бабушка, дедушка, мама, папа и я – жили в двух смежных комнатах по восемь метров каждая. Нашими соседями были Петровы – мама, папа и семеро детей. Жили они в четырнадцатиметровой комнате.

Петровы – самый настоящий пролетариат. Работяги. Труженики. Очень хорошие, добрые, хотя и пьющие люди. Вдоль стен у них стояли двухэтажные самодельные нары. На подоконнике и на столе рядом рос зелёный лук в консервных банках.

Соседи постоянно заводили всякую живность, но не кошек и собак, а чтобы хоть что-нибудь есть. Чаще – кур, иногда – кроликов. У них я впервые увидел петуха. Больше всего меня поразил его гребешок, огромный и алый, как только что сдувшийся воздушный шар. Он то и дело перекидывался из стороны в сторону, потому что петух всё время дёргал головой. Петушка вместе с гребешком съели где-то через месяц.

На пару дней появился индюк. Я его видел один раз, мельком. Он напоминал растолстевшую Бабу-ягу из фильмов с Милляром.

Кроликов держали в клетках, сколоченных из помоечных досок. Я этих зверушек особо не разглядел. Помню нечто грязно-серое в ящиках и мелькание бледно-красных грустных провинциальных огоньков, похожих на далёкие тормозные фонари в осенней ночи. И постоянное шуршание.

Но базовым белковым питанием являлись голуби. Их отлавливали во дворах и потом варили бульон в огромной алюминиевой кастрюле. Бульон получался бежевый, а голубиное мясо – цвета голубого фарфора. Пах этот деликатес старой ливерной колбасой.

Однажды вечером раздался лёгкий тактичный стук. Папа открыл дверь. На пороге стоял Петров-старший – в чистом коричневом пиджаке, надетом на майку цвета «загар алкоголика», и в глаженых зелёных брюках со стрелками. Сегодня бы такой наряд назвали праздничным экстримом. К тому же сосед был причёсан и тщательно выбрит.
– Привет, Серёга, – сказал отец.
– Здорово, Стас.
– Чего такой красивый? Наново жениться собрался?
– С моей Нюрахой наново не женисси – пепеньку на хрен оторвёт. Милости просим вас к нам. Всем взводом.
– А чего случилось-то?

Серёга, то есть дядя Серёжа, подумал и изрёк:
– Узнаете по мере развития событий ситуации.
– Захватить чего? Ну, в смысле…
– Ни боже мой! Обидите. Всё в наличии присутствия.

Через десять минут вся наша семья прибыла к Петровым. Откуда-то взялся второй стол, сдвинутый с первым. К ним приставили ящики из-под кроликов. Всё это сооружение накрыто «скатертью» в виде старой, но тщательно выстиранной простыни в цветочек. Вокруг стояли разнокалиберные стулья и табуретки.

За столом – Петровы в полном составе. Все дети, от шестнадцати до четырёх, нарядные. Тетя Аня («Нюраха») накрашенная, вся в ультрамариновом нейлоне, с причёской в стиле кино «Бабетта идёт на войну».

На столе – жареный кролик и жареная же курица, селёдка, овощи. Голубятины, слава богу, нет. Шпроты. Колбаса. Солёные огурцы в чешской сахарнице. Водка, квас.

Мы сели. Дядя Серёжа провозгласил:
– За наших дорогих соседей!

Выпили, закусили. Папа:
– Ну, рассказывайте, Петрики, что отмечаем.
– Сначала ещё по одной. За хороших людей.

Добавили ещё по одной. Петров-старший снял пиджак, почесал шею, потом ухо, выдержал паузу и изрёк:
– А вот по третьей – за партию и правительство! – он ухмыльнулся и заговорщицки перекрестился. – Выпьем и, как говорится, по грибы.

Выпили и за партию с правительством. Сосед ещё немного помолчал, почесал складку на брюках, потом вторую, и начал свой рассказ.
– Вот такая, значит, ситуация. Погода вчера с утра была хорошая, идём мы с Нюрахой на завод… Правильно я, Нюрах, рассказываю?
– Правильно, Сергунёк, правильно, – энергично закачала «бабеттой» тётя Аня.
– И вот приходим мы на завод. Погода хорошая: облачно с прояснениями, осадков не ожидается. Подходим к проходной. Правильно?
– Правильно, правильно.
– Подхо-о-одим, подхо-о-одим… Подошли! – Петров-старший со всей силы шлёпнул обеими ладонями по коленям. – Стоим. А на проходной, как всегда, сидит эта наша… Перделка.
– Да что ж ты, Сергунёк, при соседях выражаешься не по-культурному?
– А что тут такого? Она уже сорок лет там сидит, Перделка эта.
– Её зовут Антонина Ивановна Бычаева. Она ветеран труда, всю жизнь проработала на заводе. А последнее время дежурит на проходной – по причине пенсии.
– Да я ещё зелёным колобком был, от ремеслухи на заводе практикантил, а она уже там, как выпь в камышах, сидела. Сколько же ей лет-то? Сто?
– Это Ленину нашему великому в апреле стукнет сто. А Антонине Ивановне поменее будет. Лет на десять.
– Я и говорю, что сам Кощей Бессмертный нашей Перделки моложе.
– Дак это, выходит, Кощей моложе Ленина? Окстись!
– Не ренегадь, Нюраха! Ленин по калибру всегда будет старше всех. Не мешай, продолжаю трактат. Погода, значит, замечательная, дожди маловероятны. Мы с Нюрахой уже хотим пройти, и тут Перделка нам: «Стоять, Петровы!» Громко так, визгливо, как Козловский.

Я говорю: «Нам на работу надо, в цех». А она опять за своё: «Петровы, стоять! Вам не в цех, а сперва к профсоюзу на разбор».
Я: «Зачем нам к профсоюзу?»
«Не знаю, – отвечает. – Наверное, натворили что-нибудь по ихней линии».

Вот тебе и поел волчок козлятинки! Ну, идём к профсоюзу. Там главный – Кильдымов Марат Умерыч. Мужик настоящий, джигит со стажем, суровый, хряков не ест, дури не пьёт ни микрона. Смотрит на нас через очки, как врач перед операцией, будто сейчас отчекрыжит чего-то тебе дорогое. «Страшно?» – спрашивает.
Я: «Пока не знаем».
Умерыч: «На всякий случай, Петровы, бояться надо всегда. Но вы не бойтесь. Провели мы профсоюзное совещание и приняли решение: в честь столетней годовщины со дня рождения вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина наградить вашу трудовую многодетную семью ценным подарком в виде пылесоса «Ракета» и безвозмездной премией в объёме ста рублей. Довольны?»
Мы: «Довольны, было бы что пылесосить».
Он: «Ну, что пылесосить, сами найдёте. Можете друг друга с перепою. Короче, Петровы, поздравляем вас и желаем железного коммунистического здоровья».

Дядя Серёжа вышел из-за стола, залез, кряхтя, под нары и выкатил оттуда пылесос.
– Нравится?
Мы, хором:
– Нравится!
– А у вас-то есть пылесос?
– Есть.
– Какой?
– «Ветерок».
– Ну, это не пылесос, а шшотка электрическая. Ей только рейтузы причёсывать. А вот наша «Ракета» – это да! Гагаринская дочка. Может легко Луну засосать и в империалистов проклятых выплюнуть.

Действительно, красивый пылесос – ярко-красный, мощный. Сосёт всё, включая чугунные сковородки. Это вам не «Гинзу».

Выпили за «Ракету», потом за Петровых, потом ещё за разное. Квасом я в тот вечер упился до радужных пузырей в носу.

…Дальнейшая судьба соседского пылесоса мне неизвестна, потому что через несколько месяцев мы уехали из той квартиры. И о дальнейшей судьбе Петровых тоже ничего не знаю. Но ощущение праздника, а особенно его ожидания, осталось на всю жизнь. И я уже тогда понял, что праздником может стать любая мелочь.