СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Анна Дубровская: Говорят, в девяностые был голод, но я этого не помню
Анна Дубровская: Говорят, в девяностые был голод, но я этого не помню
09.10.2023 00:00
Анна ДубровскаяАнна Дубровская родилась в Минске, в семье инженера-конструктора и артистки театра оперетты. Казалось, актёрская судьба была предрешена ещё с детства, однако на родине девушку не приняли в театральный, и она решила попытать счастья в Москве. Здесь она поступила во все театральные вузы, но выбрала Щукинское училище. «Ночной дозор», «Хочу вашего мужа», «Иванов», принцесса Турандот в театре имени Вахтангова – у этой актрисы много блистательных ролей в театре и кино. Позднее судьба буквально отвела от девушки гибель – снимаясь в фильме Сергея Бодрова, она улетела играть спектакль в Москве, а оставшаяся киногруппа погибла в Кармадонском ущелье. О превратностях актёрской судьбы и ролях – в этом интервью.

– Анна, у вас потрясающая внешность, вы по фактуре героиня, но, кажется, можете существовать во всех жанрах. А какое амплуа вам ближе?
– Вот вы как – с места в карьер! (Смеётся.) В моей карьере, честно говоря, роли героинь – это уже немножечко прошлый этап. Ведь в каждый период своей актёрской биографии необходимо находить и открывать в себе нечто новое. Да, в ранней молодости я была в чистом виде героиня, нежная и романтическая. Но, обретая опыт, внутренне менялась с течением жизни. Естественно, моё амплуа стало шире, и этот процесс продолжается и сегодня. Сейчас мне интереснее характерные роли. Ведь в театре есть такое амплуа – характерная героиня. И это не обязательно весёлая толстая тётенька-трактирщица. Главное, чтобы актриса умела вызывать у зрителей смех, так что чувство юмора здесь определяет многое. Вот почему мне всегда интересно искать в своих героинях характерность. Ведь зритель должен узнавать в актёрских образах живых людей. И чем более выпуклым и объёмным получается персонаж, тем интереснее его играть и на него смотреть.

– Ваша мама была солисткой Минского театра оперетты и брала вас с собой в театр и на гастроли. А какие спектакли были вашими любимыми?
– Ну, конечно, мой кумир – это «Сильва». Прекрасная музыка, весёлый сюжет, репризные реплики. Вообще, мир оперетты невероятно манкий для юной девушки, ведь музыкальный театр ослепляет красотой, атмосферой праздника и восторга. И если ты с детства в это вовлечён, то тебе трудно впоследствии остаться равнодушным. Великолепная музыка, красивые актрисы с перьями и блёстками, романтические сюжеты, пусть незатейливые, но невероятно притягательные…

– В московских театральных вузах вы везде прошли по конкурсу, но выбрали «Щуку». Повлияло ли на этот выбор ваше раннее знакомство с кулисами маминого театра?
– Конечно, я была заражена театром с детства, поскольку ещё в утробном состоянии выходила с мамой на сцену. Но Вахтанговский театр – это нечто иное. Он объединяет в себе все театральные жанры, от клоунады до греческой трагедии. В том числе оперетты и водевили. Евгений Багратионович Вахтангов создавал театр-праздник, он занимался поиском парадокса, а это самая важная составляющая любого театра.

– В юности вы писали песни, а где черпали вдохновение?
– Я училась в музыкальной школе, а в старших классах вдобавок занималась в классе композиции. Сочиняла под руководством педагога. Где черпала вдохновение? Да ведь когда растёшь в атмосфере музыкального театра и у тебя к этому есть предрасположенность, ты неизбежно обратишься к музыкальной сфере. А вдохновение приходит, знаете, как аппетит во время еды. Я начала сочинять песни лет с десяти на свои стихи, а потом ещё и на стихи классиков белорусской поэзии – Янки Купалы, Якуба Коласа. Естественно, в композиции пыталась кому-то подражать. Получалось, наверное, неумело, но я была подростком, и некоторая наивность тех сочинений простительна и даже мила.

– Ваша бабушка работала учительницей. Она была строгим человеком?
– Нет, бабушка, строгой не была. Напротив, я запомнила её тёплой и нежной. Просто она обладала сильным характером. Всегда держала слово и требовала, чтобы ты своё слово тоже держал. Мы очень много времени проводили вместе, были очень близки, и всё лето я жила на даче у бабушки с дедушкой. Бабушка оказала влияние на моё мировосприятие, была моим другом. Но при этом она всегда всё раскладывала по полочкам. У меня не так, и порой отсутствие времени и структурированности быта осложняет мне жизнь. А вообще, я родилась в прекрасной творческой любящей семье, где к детям относились с любовью и уважением.

– Как протекала учёба в Щукинском?
– Четыре года счастья! Мы в училище дневали и ночевали, и это был какой-то невероятный творческий порыв. У нас замечательный курс, это первый набор мастера Владимира Владимировича Иванова. Очень многие наши ребята впоследствии стали известными, популярными артистами, хотя курс-то маленький, всего двадцать пять человек. Мне там нравилось всё. Оттуда не хотелось выходить. Учёба пришлась на голодные девяностые годы, но я не помню этого голода, хотя иногородняя, и можно представить, сколько бытовых проблем мне приходилось решать. Однако в памяти остались не проблемы, а только восторг от наших удивительных педагогов. Я успела застать невероятных вахтанговских «стариков». Это счастье, ведь я их не только увидела, но они ещё были моими педагогами. Возились со мной, называли только на «вы» и проявляли уважение к юным, начинающим дарованиям… В общем, самое счастливое время. Вдобавок я за эти четыре года успела ребёнка родить! И при этом училась сутками, взахлёб.

– Вас окружали глыбы Вахтанговского театра – Лановой, Этуш и прочие. И уже на четвёртом курсе юную студентку ввели на заглавную роль в легендарном спектакле «Принцесса Турандот». Не вызвало ли это неприятие у ваших коллег?
– Театр – организм сложный. С одной стороны, это карьерная лестница, где каждый ищет своё место под солнцем. А с другой, ты приходишь в структуру, сложившуюся десятилетиями. Иерархия здесь чётко установлена, даже можно сказать, существуют касты. И, безусловно, для кого-то ты становишься конкурентом. Вдобавок тебя, студентку, сразу берут на главную роль. Тут сидят актрисы, которые годами об этом мечтают… В тот период наверняка моя личность вызывала у некоторых отторжение. Я это немного ощущала. Но, должна признаться, открыто демонстрировать неприязнь было не принято и считалось неприличным. Я не замечала многих нюансов, потому что была сосредоточена на работе, и лишь позже до меня стали доходить слухи. Оказывается, многие тогда были возмущены, а кое-кто даже ходил по этому поводу к художественному руководителю Михаилу Александровичу Ульянову.
Что касается Ульянова, он пригласил меня на эту роль с подачи руководителя моего курса, Владимира Владимировича Иванова. Мой мастер проявлял ко мне самое доброжелательное отношение. За меня болели и переживали, желали, чтобы у меня состоялась эта премьера и чтобы я дальше играла Турандот. В результате всё так и сложилось. А доброе отношение и поддержка мне тогда очень помогли. Сложно выплыть, когда тебя сразу бросают в очень большую воду. Вот я каким-то образом барахталась и выплывала.

Анна Дубровская– Расскажите о сегодняшнем спектакле «Бовари», который идёт в театре имени Вахтангова. Флобер говорил: «Мадам Бовари – это я». А вы можете так сказать о себе?
– Нет, это не я. Это образ, который ты любишь и которому сострадаешь, но со стороны. Ну, и конечно же, я становлюсь Бовари, когда играю спектакль, ведь в этом и состоит перевоплощение. Это очень тяжёлый спектакль, я больше трёх часов провожу на сцене и ухожу с неё разве что в антракте. И эмоционально он затратный. Всякий раз, готовясь к спектаклю, я внутренне собираюсь и сжимаюсь как пружина, чтобы потом выстрелить. Но всё это такое счастье, такая благодать! Такая роль – подарок для актрисы. Там очень много юмора, и здесь мы возвращаемся к разговору о характерном амплуа. Эмма Бовари ведь не лирическая героиня. Эта роль огромного диапазона.

– Анна, а легко ли влюбляться по роли в партнёра на сцене, то есть играть любовь?
– Ну, я даже не знаю, как ответить… Это всего лишь фантазии. Актёрская профессия вся состоит из фантазий, из представления себя в предлагаемых обстоятельствах. Поэтому нужно лишь придумать правильные предлагаемые обстоятельства – что ты очень страстная и сильно любишь партнёра. Но это же всё равно игра. И нужно иметь хорошие отношения с партнёром, чтобы вам двоим было интересно сыграть в эту игру. Любовные сцены – это часть иллюзии театра. Ты ведь не просто изображаешь любовь, а делаешь это сценическими средствами. Совсем не как в жизни, здесь вообще всё другое. И это прекрасно.

– Помимо того, что вы прекраснейшая актриса, вы ещё очень красивая женщина. Трудно ли быть Анной Дубровской?
– Я очень часто ощущаю противоречие. Иногда кажусь себе красивой, а иногда не кажусь. Вообще, о красоте можно долго рассуждать. Но внешность даётся природой, и ты к этому, в общем, не имеешь особого отношения. А то, как ты обращался со своим даром, становится понятно к определённому возрасту. Я уже взрослый человек, у меня очень даже взрослая дочь, так что мне некогда носиться со своей привлекательностью. А я никогда и не носилась с внешностью, наоборот, как раз часто чувствовала себя неуверенно в этом смысле.
Сегодня мы часто наблюдаем, как женщина, красивая в юности, вдруг к сорока становится совершенно другой и теряет привлекательность. И не только из-за генетической предрасположенности, а потому что её жизнь была направлена на саморазрушение. А часто женщины, бывшие в юности невзрачными, вдруг расцветают, достигнув некоего возраста, и становятся красавицами. Вы замечали? Я часто это вижу. Наша внешность отражает процессы, которые происходят внутри.

– Да, таких примеров много.
– В общем, я никогда не думала о своей красоте и никогда этим не была озабочена. Наш жизненный ритм предполагает поездки, съёмки, гастроли, сильное утомление. А ты вдобавок делаешь дома ремонт, у тебя дочь, собаки… И всё это надо соединить. «Я такая невероятная, я не выхожу из салонов красоты» – это не обо мне и не о моей жизни. Конечно, я там бываю, и в моей жизни есть место и косметологу, и маникюру, и массажу, но это – необходимая и вовсе не основная часть моей жизни. Мне очень интересна профессия, которой занимаюсь. Для меня она очень важна. Поэтому времени на размышления о неотразимой красоте никогда не было.

– Я поражаюсь, как много красивых женщин сомневаются в своей внешности. А ведь вас режиссёры на роли утверждали и зрители очень полюбили.
– Режиссёры меня очень много раз и не утверждали. Особенно в кино. Такова моя судьба, она складывается довольно сложно. А вот в театре оказалось гораздо больше возможностей реализоваться. Это замечательно, потому что театр не сравним ни с чем,  ни с кино и ни с телевидением. Здесь особый мир, особое удовольствие и большой труд. Но труд, сопряжённый с творчеством. И это счастье – состояться в такой профессии, иметь возможность прикоснуться к прекрасной литературе, выходить на одну из лучших сцен Москвы. В общем, жаловаться, наверное, грех.
Когда возникает уныние, я просто даю себе по рукам. Говорю: «Стоп, в твоём послужном списке Дездемона, принцесса Турандот, Раневская, мадам Бовари и множество других прекрасных ролей мирового классического репертуара». Все мечтают их сыграть, а ко мне эти роли пришли. Боже, столько ролей!.. И Елена Андреевна из «Дяди Вани»… Поэтому я не ропщу и не смею гневить судьбу.

Анна Дубровская– Дочка пошла по вашим стопам, стала актрисой. Чем она сейчас занимается?
– Дочка окончила Щукинское училище, работала четыре года в театре «Сатирикон» у Райкина. А потом в театре начались проблемы с помещением, и она ушла. Сейчас свободный художник. Для меня это несколько травматично, потому что я всё-таки человек из советского времени и имею советские представления о том, что нужно иметь постоянный театр-дом. Но молодёжь к этому относится проще, и, наверное, слава богу. Дочь не работает в театре постоянно, зато снимается в кино, рекламе, занята в антрепризных постановках. Мы с ней вдвоём играем в театре Вахтангова спектакль-кабаре «Мистер Твистер». Поём, танцуем, ведь Нина тоже очень музыкальная, прекрасно поёт и двигается. Так что приходите, будем рады вас видеть!

Расспрашивала
Дарья СОКОЛОВА
Фото: Из личного архива

Опубликовано в №40, октябрь 2023 года