Майор Анатолий Николаевич Нестеренко, как и все замполиты, зловеще вежлив. За полгода целинной эпопеи я ни разу не слышал, чтобы он обращался к кому-либо из офицеров по званию, по фамилии или на «ты» – только по имени-отчеству. Но произносил это так, что неприятный холодок пробегал между лопаток. Уж лучше бы нагрубил, обматерил…

Вот и сегодня. Вызвал меня к 22.00, вкрадчиво так спросил:
– Владимир Адамович, скажите, а у нас в штабе из офицеров кто-нибудь страдал венерическими заболеваниями?

Думаю: как же, болели, конечно. Начальник продовольственной службы, начальник связи, зампотех и даже зампотылу. И это только в Ростовской области. А теперь мы в Казахстане. Кстати, завтра же надо смотаться в Петропавловск, зайти в кожвендиспансер и представиться главному врачу. Естественно, с дарами. Предупрежу начпрода.

Но вслух замполиту отвечаю:
– Не могу предоставить вам эти сведения. Врачебная тайна.

От замполитовской вежливости в тот же миг и следа не осталось:
– А вы отдаёте себе отчёт в том, что здесь мы выполняем правительственное задание? Нам доверили эту честь в первый год продовольственной программы, объявленной партией! Вы не согласны с линией партии? Вы понимаете, что мы должны здесь работать, как Павка в романе Островского? Круглые сутки! С огнём в груди! И думать только об этом! А некоторые наши офицеры здесь о том самом думают. А они, между прочим, семейные люди. У них дома жёны и дети остались. Смотрят программу «Время» и думают: наш папка – герой! А папка тайком триппер лечит! Кто болел? Отвечайте!
– Не могу, товарищ майор. Врачебная тайна.
– Идите! – зло процедил Нестеренко. – Не хотите честно как офицер и коммунист, тогда завтра поговорим по-другому.

По-другому началось уже на утреннем совещании. Замполит рвал и метал, понося прежде всего меня как саботажника и несознательного элемента. Грозил вывести всех развратников на чистую воду, учинить над ними суд офицерской чести и отправить обратно на флот с волчьими билетами.

Офицеры испуганно втянули головы в плечи. Вот лично я по тем, кто втянул глубже всех, и определил бы «развратников».

Неожиданно монолог зама прервал командир батальона. Он объявил совещание закрытым, приказал замполиту остаться, а мне – подождать в коридоре у дверей. Минут через пять замполит вышел хмурым, кивнул мне на дверь и зашагал по коридору, вытирая на ходу вспотевшую шею носовым платком.

– А болели наши офицеры? – спросил подполковник, когда я стоял у него в кабинете.
– Так точно, – ответил я. – Болели.

Комбат встал, подошёл к окну и некоторое время разглядывал что-то во дворе. Потом повернулся.

– Значит так. Врачебная тайна – она тайна и есть. Я с этой проблемой сталкивался, и не однажды. Надеюсь, Анатолий Иванович меня понял и больше подобных недоразумений не будет. Иди работай! И если непонятки по этой проблеме возникнут – сразу ко мне.

Я повернулся по уставу и вышел из кабинета.

Отношение комбата ко мне с этого дня стало человечнее, теплее. А вот замполит… Он, без сомнения, затаил злобу.

В медицинском учреждении, где я вскоре продолжил службу, слава богу, замполита не было.

Я помню их всех – встретившихся на моём жизненном пути замполитов. С первым, в полку, куда я пришёл молоденьким лейтенантом, у меня сложились хорошие отношения. Но не могу забыть слова командира части, которые тот часто произносил перед строем офицеров:
– Если у меня с замполитом возникли разногласия, мы не уходим домой, пока не достигнем общей точки зрения, иначе поутру одного из нас могут снять с должности.

Волей-неволей возникала мысль: выиграет тот, кто первым «настучит»?

До часу ночи светится окно в кабинете командира. А неподалёку светится окно в кабинете зама. Затем одно из окон темнеет. Это означает – хозяин кабинета погасил свет и пошёл к оппоненту договариваться. Наверное, так.

Замечательный замполит – капитан первого ранга татарин Касим Хамзеевич – был у нас в академии на военно-морском факультете.

– Зверь ты, зверь! – говорил он очередному раздолбаю, пряча добродушную улыбку. И это было самое страшное ругательство из его уст.

Однажды, а случилось это 31 декабря, мы с другом, тоже Вовкой, столкнулись с замполитом на лестничной площадке. Можно было сказать и так: мы на бегу в Хамзеевича врезались. И в портфеле у меня тут же предательски зазвенело бутылочное стекло.

– Та-а-а-ак! – протяжно произнёс капитан первого ранга.

Хамзеич всегда говорил это перед тем, как принять решение.

Мы обречённо застыли. Сейчас прикажет открыть портфель, увидит шесть бутылок болгарской «Варны», и «губа» нам обоим обеспечена.

– Зверь ты, зверь! – ласково произнёс Хамзеич и широко улыбнулся. – С наступающим вас, пацаны!

Недавно узнал, что в Татарстане, откуда Хамзеич родом, в сельской школе, которую он оканчивал, открыли его личный музей. Оттуда прислали письмо на факультет – разыскивали вещи замполита, фотографии, воспоминания, письма…

И мы помогли чем могли.

Однако вернусь к тому случаю со «списком» у нас в батальоне. Командир поступил по закону, но по сути унизил замполита публично. Значит, тот не простит. Ни командиру, ни тем более мне.

– Забей! – посоветовал мне связист Паша-Шарик. – Забей, Вовка. Двум смертям не бывать. Дальше Кушки не сошлют, меньше взвода не дадут.

А что – хорошая офицерская поговорка! Но тут есть загвоздка: Паша-Шарик хочет просто служить до пенсии, а я намерен поступать учиться.

Противостояние длилось весь срок службы в Казахстане и продолжилось в Курской области, куда нас передислоцировали. Однажды дождливым вечером в дверь моего импровизированного медпункта постучали, и на пороге возник майор Нестеренко.

– Можно?
– Проходите, Анатолий Николаевич, – приветливо отозвался я и, как учил мудрый ленинградский профессор на кафедре пропедевтики внутренних болезней, продолжил: – Что привело вас ко мне?
– Привело! – вздохнул зам и криво усмехнулся.

Затем выдержал минутную паузу и продолжил:
– Вова.

Замполит впервые назвал меня по имени!

– Вова, тут вот какое дело. Парился в бане, потом – в холодный пруд. А наутро… Не могу понять – что-то не так. Наверное, застудился. Я ещё в мокрых плавках был. А на улице – плюс один.

Опасливо косясь на запертую дверь, зам предъявил «достоинство», и я сразу всё понял.

– А что, мазок обязательно брать? – спросил замполит. – Может, сразу таблеток каких-нибудь? Согласен даже на уколы.
– Без мазка никак, Анатолий Николаевич, – вздохнул я. – Иначе переведём процесс в «хронь», и приедете домой с сюрпризом. Вам это нужно?
– С каким таким сюрпризом? Я простудился, Вова! Я застудил! Плюс один градус, северный ветер, мокрые плавки!

Наутро я сбегал с мазком к местному «кожнику». Слава богу, мы уже вовсю контачили – накануне я выделял доктору трёх матросов для перекопки огорода.

Разглядывая мазок под микроскопом, «кожник» напевал: «Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…»

– Гонорея, коллега! Свежайшая! – расцвёл в улыбке эскулап. – Нырял, говоришь, в мокрых плавках? Ха-ха-ха! Все они ныряют вниз головкой. Только не туда. Ну да поправимо. Всё по схеме – семь дней шесть раз в сутки пенициллин, потом – бициллин-5, потом провокацию… Контрольный мазок покажешь.

Колол я зама в обе филейные части каждые четыре часа. По опыту знаю: особенно сближают людей ночные уколы, в полночь и в четыре утра. Да и в восемь неплохо – перед утренним построением у штаба.

«Провокация» состоялась знатной. Поздним вечером зам накрыл стол на двоих в своём кабинете. Меню было воистину ресторанным. И две бутылки настоящей польской «Старки». И где замполит умудрился её раздобыть?

– Спасибо, Володя! – тепло произнёс майор Нестеренко, поднимая первый стакан.

А дальше был простой человеческий разговор – о жизни, о планах, о будущем, которое у каждого из нас своё.

В конце застолья зам неожиданно спросил:
– Вова, ну, признайся наконец, кто ещё у нас в батальоне болел триппером? Клянусь, никому не скажу. Просто любопытно. Ну, признайся!
– Анатолий Николаевич. Представьте, если вдруг кто-нибудь спросит у меня о вас? И тоже скажет «клянусь»?

Замполит наморщил лоб, очевидно представляя, а потом произнёс:
– Ну уж нет!

На том и разошлись.

Месяц спустя мы сидели с комбатом в лучшем ресторане Курска, отмечая окончание целинной эпопеи.

Сидели вдвоём, уже не как командир с подчинённым, а как добрые приятели. Или даже друзья.

– Вова! – неожиданно обратился ко мне подполковник. На курском этапе целины комбат стал называть меня просто Вовой. – Вова, а вот ответь мне на вопрос: кто из наших офицеров за всю командировку не болел триппером? Именно не болел!
– Запросто! – ответил я. – Не болели три человека – вы, комсомолец Пигарев… ну и я.
– Никудышный из тебя Штирлиц, Вова! – рассмеялся комбат.
– Это почему?
– А потому что я теперь знаю, кто болел.

В это мгновение к столику подошли две красивые девушки и пригласили нас на медленный танец.

– Хорошо быть морским офицером в провинции, – сказал мне комбат поутру. – На хрена нужен санаторий? Бери чемодан презиков и поезжай в Пермь, Кострому, Тамбов! Вот только моря в российской глубинке нет.