Солнце не успело обозначиться у горизонта розовой каймой, а Егор уже проснулся. По холодку надо было заняться дровами: берёзовые чурки щетинились громадным ворохом между грядок с бахчами и рядом с акацией.

Егор принёс из сарая топор и старую лохматую телогрейку, которую для удобства стелил под колени. Рост он имел чуть выше среднего, зато был широкоплечим, большеруким и обладал недюжинной силой. При этом отличался спокойным добродушным характером. Он никогда не вступал с мужиками в споры, лишь молча слушал и улыбался, глядя на разгорячённого собеседника ласковыми глазами. В деревне трудолюбивый Егор слыл добрым семьянином.

Сима только что процедила парное молоко и теперь на веранде замешивала тесто, чтобы успеть приготовить блинчики к пробуждению дочки и сына. Прислушиваясь к глухим ударам в саду, она время от времени подходила к окну, отодвигала занавеску и глядела на мужа. В какой-то момент за окном наступала подозрительная тишина. Догадавшись, что начинается приступ, Сима, как была с испачканными в муке руками, так и выбежала на улицу.

Егор сидел в мокрой от пота синей майке, выронив топор, и водил руками перед лицом, старательно пытаясь схватить что-то в воздухе. Его серые глаза будто следили за невидимым предметом. Затем он скомкал майку на груди и оттянул, на плече опасно затрещал шов.

– Егорушка, – упавшим голосом сказала Сима и коснулась его руки, привлекая к себе внимание, – всё хорошо, милый. – Она начала торопливо читать молитву: – Скоpый в заступлении Един сый, Хpисте, избави от недуг и гоpьких болезней…

Егор с интересом слушал, внимательно глядя, как шевелятся её полные губы. Мучительно было видеть большого взрослого мужика с детской беззащитной улыбкой. Сима заплакала.

Приступ понемногу отпускал, к Егору возвращалось ощущение реальности. Страдальчески морщась – видимо, голова ещё продолжала болеть, – он осторожно смахнул большим пальцем слезинку с её щеки. Задубевшая от каждодневной работы кожа была как наждак. Сима поймала его руку и благодарно поцеловала бугристую от сухих мозолей ладонь.

– Отец, – сказала она мягко, – ты бы отдохнул. Сдались тебе эти дрова. Всё лето ещё впереди.

Егор не любил, когда его жалели.

– Занимайся своими делами, к завтраку позовёшь.

Сима ушла, не забывая украдкой поглядывать в щёлочку между занавесками. Волнение за мужа её сопровождало всю совместную жизнь. Пока жили со свекровью, старуха сама управлялась с сыном во время приступа. Молодую сноху она по-матерински берегла. Трудное время пришло сразу после её смерти. Егор, выросший без отца, сильно переживал утрату, и болезнь к нему зачастила. Вот тут Сима и нагляделась сполна.

Приступы были настолько тяжёлые и продолжительные, что крупное тело Егора в судорогах сжималось как пружина или выгибалось коромыслом, а изо рта обильно шла пена. На такое со стороны смотреть жутко, не то что подходить. Но она научилась справляться. Даже ни разу не пришлось воспользоваться металлической ложкой, чтобы не повредить мужу зубы. Лишь один раз он из-за этого прикусил язык, и то не сильно. Но однажды Сима не уследила, и муж, упав лицом на ребро сундука, выбил себе коренной зуб. А падал он со всего маху, в любом месте, где настигнет приступ.

Егор стеснялся своих шрамов на голове, всюду носил красную бейсболку, натягивая её по самые уши.

Сима грустно улыбнулась, но грусть её была светлая: ни разу она не пожалела, что вышла за Егора. Он до беспамятства любил своих детей и к ней относился ласково, никогда не обидел плохим словом, а уж чтобы руку на неё поднять, о том и помыслить не мог.

Правда, во время приступа случалось всякое. Однажды Егор схватил жену за шею и как бы в шутку принялся окунать головой в железную бочку с водой для полива. Тогда она много нахлебалась, но сумела вырваться и убежать. Пока он гнался за ней по улице, успел оклематься, и домой они возвращались в обнимку. Всякое бывало за пятнадцать лет, только любовь между ними оставалась неизменной.

Сима на кухне пекла блинчики, когда Егор прошёл мимо окна на зады. В руках нёс ящик с инструментами. Вчера она сама просила мужа поправить изгородь, чтобы чужие куры не залезали в сад да не расковыривали грядки с рассадой. Такие дела отсрочки не терпят. Она вот забыла, а он помнит, хоть голова и больная.

«Трудолюбец ты мой», – уважительно подумала Сима, и на память тотчас пришли слова, сказанные свекровью:
– Ты, дочка, не смотри, что он мужик крепкий. На самом деле он ведь как младенец, когда приступ случается. Умру, ты береги его, он хороший, трудолюб каких поискать.
– Мам, – спросила она тогда, – а как случилось, что он стал болеть?

Свекровь вздохнула, отложила шерстяной носок, который вязала старшенькой внучке, и стала горестно рассказывать, часто вытирая обшлагом рукава мокрые глаза.

– Пожарная каланча у нас тут ранее была, высоченная. С неё мужики всю округу оглядывали, не вспыхнул ли где пожар. А мальчишки – они ведь отчаянные, зачастили на неё лазить, геройство друг перед другом выказывать. Мой Егор, а было ему тогда одиннадцать годков, однажды и упал с этой верхотуры. Живой, слава богу, остался, а с головой стало плохо. Сотрясенье получил. Врач объяснил так: мол, кровь течёт в голове, течёт, а потом вдруг на каком-то участке перестаёт течь, тогда с мальчиком и случается припадок. Он у меня ведь и в армии служил, полгода, уж больно ему хотелось быть военным. Поначалу товарищи скрывали от командиров его болезнь, а уж когда нельзя стало, Егора комиссовали. Уж мы его лечили-лечили, да всё напрасно. Не придумали ещё такого лекарства, чтобы эта страшная болезнь отступила. Называется она эпилепсия.

В действительность Симу вернул неожиданный стук в стекло.

– Выйди на минутку! – крикнул за окном Егор и с загадочным видом поманил её рукой.

Сима взволнованно взглянула на мужа, но тот улыбался, и она успокоилась. Чего это он, подумала Сима, отключила газ и пошла к мужу, на ходу вытирая руки о фартук.

Егор встретил жену радостной улыбкой, аккуратно приобнял своей лапищей за талию и пальцем указал на восточную часть неба, приглашая порадоваться вместе.

– Видишь, Богородица с младенцем на руках и с ангелами явилась на облаке? А какие они молитвы поют! Сподобил нас Господь увидеть небесное воинство.

Сима испуганно поглядела на голубое небо с кучевыми облаками, похожими на груды снега, всё поняла и горько заплакала. Редко, но случалось так, что у мужа приступ случался два раза в день, а то и три. Но тут, по всему видно, случай особый: кровь на виске давно успела подсохнуть, а Егор всё пребывал в своём призрачном мире.

– Отец, – Сима принялась ласково, словно маленького, уговаривать мужа, – пойдём в дом. Я блинчиков напекла, позавтракаешь.

Не сводя пристального взгляда с облака, совсем не слыша жену, Егор медленно опустился на колени и стал неумело размашисто креститься.

– Прости нас, Господи! – бормотал он, как заведённый отвешивая поклоны. – Прости!

Сима горестно всхлипнула: у мужа омрачился разум, приступ серьёзнее, чем обычно. Она вызвала неотложку.

Через неделю Сима поехала в город проведать Егора. Районная психиатрическая больница с чёрными металлическими решётками на окнах находилась за высокой кирпичной стеной. Симу свободно пропустили на территорию, и автоматическая дверь за ней тотчас с грохотом захлопнулась.

В парке росли пирамидальные тополя, похожие на огоньки церковных свечей. По дорожкам, присыпанным жёлтым песком, бродили серые человеческие тени в полосатых пижамах. Это прогуливались больные под присмотром санитаров-мужчин.
Симу пригласили в кабинет. За столом, заваленным бумагами, сидел главврач, сухонький старичок с бородкой и в старомодных роговых очках.

– Мне бы Егора Острикова повидать, – робко попросила Сима.

Через минуту привели Егора. В полосатой больничной форме он выглядел как арестант, к тому же заметно ссутулился, должно быть, от свалившегося на него несчастья. Даже похудел за неделю.

– Голубушка, – сказал старичок, когда Егора увели, – видите ли, в чём дело. Видения у эпилептиков – это результат гипоксии, когда в мозге во время приступа не хватает кислорода. А вот то, что у него с головой стало плохо, это отдельный разговор. Удары головой, как правило, бесследно не проходят. Нарушается работа мозга, и нет уверенности, что у него опять не случится помутнение сознания. Но медицина на месте не стоит, сейчас можно вылечить Егора хирургическим путём. Нейрохирургия – это оптимальный вариант для пациентов с лекарственно-устойчивой эпилепсией. Хирургическая операция заключается в устранении очага эпилепсии.

Как только Сима представила, что в голове её доброго тихого мужа будут ковыряться, так сразу побледнела.

– Нет уж! – решительно заявила она. – Насколько моих сил хватит, настолько и буду присматривать за ним.
– Ну, вы же понимаете, – продолжал расстраивать её врач, – приступы случаются внезапно, в любом месте. У больного нет даже предчувствия. Однажды может произойти так, что в нужное время вас не окажется поблизости.

Сима молча встала и вышла. На улице она полной грудью вдохнула чистый вкусный воздух без удушливого больничного запаха, пропитанного какой-то безнадёжностью.

На втором этаже у зарешеченного окна стоял Егор и, глядя на жену, улыбался. Сима помахала ему ладошкой и быстро отвернулась, чтобы муж не заметил слёз. Для себя она уже давно решила, что она и есть единственное спасение для больного Егора.