Сегодня воскресенье, дочка проснулась в семь утра. Сама дотянулась до бутылочки с водой (она всегда в кроватке), попила. Потом лежала, рассматривала каждую ногу по очереди, потом каждую руку. Ничего нового не нашла. Села, оглянулась – и тут всё по-старому.

Встала в кроватке, но с высоты своего роста тоже ничего интересного не обнаружила. А ведь хочется чего-нибудь нового! Значит, скучную кроватку надо покинуть, благо для этого есть удобная дырка. Вылезла и пошлёпала к металлофону.

Я очень люблю свекровь, но, боженьки, зачем она подарила внучке эту игрушку! Извлекаемые из неё душераздирающие динь-динь-дилинь – испытание для наших с мужем нервов! Полуторагодовалой музыкантше нет до этого дела, она устраивает утреннюю репетицию. А папа с мамой продолжают якобы спать, причём очень старательно, зажмуривая глаза, всем своим видом показывая: нас нет, все спят!

По квартире раздаётся – динь-дилинь-дон-бом! Палочкой от металлофона прозваниваются все поверхности, до которых дотягивается Ингуся. Дальше – больше: музыкантша берёт в руки бубен. К «динь-дилинь» присоединяется «дзинь-бряк». Не ребёнок, а человек-оркестр.

Пора прекращать выступление и отправлять виртуоза на горшок. Надо дать мужу поспать хотя бы в воскресенье. Встаю, увожу Ингусю к горшку, потом в ванную. По дороге и в процессе всех утренних процедур палочкой, которую дочь отказалась отдавать, она пытается извлечь звуки из всего, что попадается на пути. Но получается тихо и не интересно. Ингуся недовольно морщится. И вдруг получается звонкое «бам!». Дочь издаёт восторженный визг – нашла новый тон! Это она дотянулась палочкой до зеркала. Хорошо, что не разбила.

Переходим на кухню. Закрываю дверь, чтобы не тревожить мужа и старшую дочь. «Дай-дай-дай!» – человек просится на свой стульчик. Сидит, ждёт, пока я готовлю завтрак. Сегодня это творожок, булочка, чай. Активно жуёт, даже палку свою отложила. Но бдит за инструментом: я попыталась забрать – не позволила. «Моё!» – и прижала к себе обеими руками. Смотрит с тоской на булочку – как её теперь брать? Приходится всё-таки высвобождать одну руку для булочки, затем и вторую – для чая. Но заветная палочка лежит тут же, рядом.

Справившись с булочкой, человек вновь берёт палочку и начинает извлекать звуки из кружки и стола. Бух – по столу, дзинь – по кружке. И что-то комментирует тихонько. Бух – «тота». Дзинь – «тонка». Я наблюдаю, прислушиваюсь. Стукнет. Замрёт. Прокомментирует. Стукнет по другому объекту – опять замрёт.

Пытаюсь выяснить, что всё это значит. Дочь объясняет как может. Бухнет со всего размаху по столу: «Так тота». Дзинькнет аккуратно по кружке: «То-о-онка». И тут меня осенило: толстый и тонкий звуки! Так их Ингуся назвала для себя. Да я в свои тридцать шесть до такого не додумалась бы.

Погода хорошая, и мы идём на площадку. Здесь у меня возникает тревога: Ингуся совсем не контактирует с другими детишками. Какая-то она у нас нелюдимая. На площадке – только со мной, на карусели кружится только в одиночестве. Если ещё какой-нибудь ребёнок садится – наша ревёт. В домике лазила одна – нормально. Зашёл мальчик-ровесник, начала орать, выталкивать. Да и вообще, если на площадке многолюдно, дочь тянет меня оттуда. Вот ей прямо только одной нужно гулять. Меня это немного смущает.

Зато в обед – новые достижения! Появились предложения в речи. Муж спросил, что будем есть, Ингуся в ответ: «Мне катоку такую», – и кулачком так вверх-вниз машет. Картофельное пюре попросила. И все поняли, чего она хочет.

А ещё к полутора годам дочь научилась вытирать тряпкой жидкость со стола. Отжимать пытается – не выкручивает, а комкает в руках. Но вода с тряпки льётся – результат есть. Поняла суть процесса!

Шапку умеет надевать сама. В куртку руки просовывает. А для меня задание на завтра: понять, почему сапоги у Ингуси – «ки», а автобус – «то». Логику пока не улавливаю.