Катя моментально вцепилась в эту идею – ехать знакомиться с её мамой.

Андрей такого не ожидал. Ему казалось, что подобные проблемы Катю вовсе не волнуют. Ну, живут люди вместе, ну, планируют завести ребёнка – ну и что? При чём здесь какая-то мама? Он, конечно, сам это предложил, но больше из вежливости. Или из чувства юмора.

Оказалось, что всё обстояло немного по-другому. Его девушка в этих вещах никакого юмора не понимала.

– Мама должна знать, – твёрдо сказала Катя.
– Зачем? Чтобы благословить нас? А может быть, она ещё захочет приехать к нам погостить на недельку? Навести порядок в ванной?..
– А что у нас не так в ванной?
– Да всё у нас хорошо в ванной! – начал заводиться Андрей. – Я за этим слежу. В отличие от тебя. Только мамы твоей там не хватало.
– Почему ты так не любишь мою маму?
– Да я твою маму… в глаза не видал! За что я могу её не любить?
– Ну успокойся, Андрюшенька! – Катя чуть не плакала. – Ну зачем ты так нервничаешь? Ты же за рулём. А мама у меня хорошая. Давай остановимся на минутку. Смотри, какая красивая там полянка…

Андрей остановил машину. Полянка действительно живописная. Но он подозревал, что тормознули его здесь совсем не случайно.

Так и оказалось.

Катя выпорхнула из машины на зелёные просторы слишком уж радостно.

– Ой, какая травка! Ой, какие цветочки! Ой, какое деревце!..

И облокотилась на поваленную ветром сосну. Пятая точка Кати при этом взыграла со всем пылом артистизма. Девушка призывно переступила с ноги на ногу, давая возможность Андрею оценить всю прелесть и плавность контуров, упакованных в короткое лёгкое платьице. А потом вызывающе взглянула на него через плечо, через обдуваемые лёгким ветерком локоны. И одного этого взгляда хватило бы, чтобы мужик пришёл в нужное состояние.

– Вот же стервь, – с восхищением прошептал Андрей, приближаясь к Катерине, словно мотылёк к пламени.

Этого пламени ему было не избежать.

И они сошлись, и он сделал всё, как было задумано ею пару минут назад. А то, о чём рассуждал и волновался Андрей все предыдущие дни, перестало иметь хоть какое-то значение. Мгновенно перестало существовать.

Пока он освобождал свою девушку от некоторого количества лишних предметов одежды и совершал свои нехитрые смешные манипуляции и телодвижения, у Кати зазвонил телефон. Не успел Андрей хоть что-нибудь возразить, как она уже взяла трубку.

– Да, мам, привет.

Андрей замер в самый горячий момент. Он был уже полностью в теме.

– Да, у нас всё хорошо. Мы едем. Скоро будем. Ты хочешь поговорить с Андрюшей? Но он не может. Он сейчас за рулём…

Да, он был за рулём, в теме, и набрал уже такую скорость, что никакие тормоза ничего не могли изменить.

– Он передаёт тебе большой привет!

О да! Привет! Чувства начали извергаться из Андрея с таким пылом-жаром, что он еле сумел удержать громкий стон. Мама Кати была на том конце, но вряд ли подозревала о подобных сюрпризах.

– Да, мы скоро будем, не волнуйся. Да, я позавтракала. Андрюша?.. Он тоже позавтракал, не переживай. Он очень хорошо питается. Я за этим слежу. У нас всегда очень вкусная и здоровая пища. Какая? Ну… разная. Приеду – расскажу. Ладно, мам, мы скоро будем, обо всём поговорим. Сейчас некогда. Пока.
– Да, сейчас, пожалуй, некогда, – выдохнул Андрей, дождавшись, когда погас экран телефона Кати.
– А правда, здесь хорошо? – сказала Катя. – Романтика…
– Ну да. Вон видишь, сколько машин проехало по дороге за десять секунд? И мы стоим тут, как клоуны в цирке. Уже очень скоро на просторах интернета появятся соответствующие ролики: «Парочка занимается любовью у всех на глазах».
– А мне плевать, – сказала Катя, поворачиваясь к Андрею. – Любовью же. Пусть завидуют.
– Знаешь что, – сказал Андрей. – Я думаю, если даже ты до сих пор не была беременна, то сейчас уж точно понесла. И благодарить за это надо твою маму.
– Ну вот, а ты на неё злился…
– Да замолчи уже, – ласково произнёс Андрей. На всякий случай он закрыл рот Кати поцелуем. Но Катя вывернулась и снова полезла в телефон.
– Так, а какое сегодня число? Двадцать пятое июня, ага. Через девять месяцев у нас будет… двадцать пятое марта. Это Овен.

Катя погрустнела.

– Упрямая будет у меня дочь.

Андрей не нашёлся что сказать. Да его никто ни о чём и не спрашивал.

– Ладно, нам уже пора ехать. Нас ждут. Мама и дядя Федя.
– Что ещё за дядя Федя?..

– Корова ты кривоногая, и где тебя только делали, на какой загаженной колхозной ферме! Хоть бы копыта свои поднимать научилась раз в жизни! Опять половики все сбила! – беззлобно ругался дядя Федя из соседней комнаты. Опять там что-то было неправильно, с его точки зрения. А виновата в этом, конечно, Марьяна Сергеевна. Ну ладно, просто Марьяна. Да просто Марьянка, раз уж на то пошло. Почти уже тёща.

Андрей и Катя находились в доме Марьяны полдня, и за это время Федины бормотанья оттуда-отсюда стали несколько привычны. Он был местный стелс-домовой. Ещё не показался ни разу, только отпускал хамские замечания со стороны. Но ещё больше удивляло полное отсутствие на это хоть какой-либо реакции Марьяны.

Да и вообще тут было немного странновато. Градус откровенности хозяев зашкаливал. Они не скрывали ничего. Не успели гости заявиться со своими сумками, как Марьяна пожаловалась на то, что у неё цистит.

Андрей вроде бы откуда-то знал про это интимное женское заболевание. Или не знал. Он вообще не понимал, как такое слово могло прозвучать при постороннем мужчине. Но Марьяне на это было наплевать, её откровения лишь начинались.

– А как мы сошлись с Федей, это целая история! – с блаженной улыбкой рассказывала она позже. – Я была тогда рядовым бухгалтером на заводе. Катюшка только родилась. Муж младше меня на пять лет. Молодой дурачок с большим самомнением. Я, мол, менеджер, я, мол… И пьющий. Но это я уж потом узнала, что он синюшник. Он как будто совсем жить не хотел. Пил так, что страшно. И пришлось мне его выгонять. А все бабы на заводе были на его стороне. Как же – молодой, лихой, симпатичный. И тут я его из дома выставляю. Будто бы ко мне очередь из женихов выстроилась. Я им говорила: берите это сокровище себе, раз так о нём заботитесь. Но нет, никто не взял. Он скоро уволился и пропал, я через какое-то время узнала – нет его уже. Неудивительно. Так жрать…

Судя по продолжавшемуся бурчанию Феди, он переместился из соседней комнаты в ванную.

– Вот же корова квадратная, косорукая! Марьянка! Опять шланг душа перекрутила! Ещё в узел его завяжи! Ты меня так до ручки доведёшь. Специально, что ли? Я тебе миллион раз говорил: повесь лейку нормально, ровно. Ну шланг же ломается, что тут непонятного? Мне ж его потом ремонтировать! Вот коровища упорная, бодливая…
– Дядя Федя съел медведя! – поддразнила его Катерина. – И капустой закусил!
– Давно ремня не получала, Катька? – осведомились из соседнего помещения. – За мной не заржавеет.
– Это он стесняется. Не обращай внимания, Андрей, – сказала Марьяна. – Федя работал у нас слесарем-сантехником. Старше меня на пятнадцать лет. Постоянно в этом своём рабочем костюмчике… не первой свежести. С сумкой через плечо. А там куча всяких инструментов. Он без этой сумки нигде не появлялся, даже в столовой. Я на него и внимания никакого не обращала. Да у нас никто не знал, что у него ай-кью выше ста шестидесяти. И слава богу, что не знали.
Марьяна покачала головой и рассмеялась.
– И вот однажды уложила я Катюшку спать. Сама устала смертельно, вырубилась рядом с её кроваткой. Годовой отчёт. И снится мне сон. Будто бы пришла я в наш Волковский театр, вся такая нарядная, красивая. И с цветами. Стою в фойе. Вдруг поднимаю взгляд. А там, на верху парадной лестницы в бельэтаж, среди всей этой красоты, среди колонн, стоит Федя. И не в робе своей сантехнической, а в отличном вечернем костюме и при галстуке-бабочке. Прямо как народный артист. И вот, помню, иду я к нему по ступеням снизу вверх, смотрю неотрывно, а сама вся трясусь. И платье за мной шлейфом по ступеням тянется. А Федя стоит наверху, смотрит мне в глаза так серьёзно. Словно не верит, испытывает. И вот поднялась я к нему и протянула цветы. А он вдруг улыбнулся той самой своей бесподобной улыбкой, как Брюс Уиллис, и цветы взял… И тут я вся расплылась…

Федя, видимо, переместился из ванной опять в соседнюю комнату, потому что оттуда послышалось глухое бряцанье гитары, откашливанье и гнусавый тенор:
– Я покажу тебе гостиницу «Бристоль», Тверицкий бор и старый Волковский театр, где фраера плясали карамболь…
– Да ладно, замолчи уже, – строго прикрикнула Марьяна. – Все твои мысли только о «Бристоле»…
– Да сама замолчи, – ответствовал Федя из-за полуоткрытых дверей. – Врёшь больше, чем я. Ты, Андрей, не слушай её. Я хоть вру на пятьдесят процентов, а она – на девяносто. Это всё бабские коровьи фантазии. Ты, главное, не дай себя охомутать.
– Кто ж меня охомутает, если я этого не захочу? – спросил Андрей.
– Будь спокоен. Не заметишь, как и влезешь.

Федя наконец показался в дверном проёме, явив свою цыганскую личность во всей красе. Был он жестоко небрит, чёрен и сед одновременно. Ну точно домовой. Только нормальных, человеческих размеров.

– Она ещё не успела рассказать тебе эту грустную историю про хомутание? Ну, тогда я расскажу. Хоть узнаешь истинную правду.
– А разве правда бывает не истинной? – поинтересовался Андрей, пожимая ему руку.
– Бывает. У баб всё бывает, – успокоил его Федя. – Что хочешь вывернут в свою пользу.

И приступил к печальному повествованию.

– Чего-то Марьянке тогда вожжа под хвост попала – сходить погулять на набережную. Я говорю: и что ты нового там увидишь? Были тысячу раз. Набережная как набережная. Куча немецко-китайско-японских туристов с фотоаппаратами. Зачем толкаться, тратить время? Посмотри на вебкамерах, всё то же самое. Душевное спокойствие дороже любого кругосветного путешествия. Но она упёрлась, корова крашеная. Желаю, говорит, побыть среди простого народа, развеяться. Подышать, говорит, простым чистым волжским воздухом с дизельными выхлопами от теплоходов. Скушать, грит, самую обычную кислую шаурму. Прокатиться на электросамокате. Сбить какого-нибудь зазевавшегося немца… тоже мне, Покрышкин… Ну и что ты сделаешь с глупой бабой, пришлось идти. А я ж не знал, что у неё есть коварный план…
– Не было у меня никакого плана, – усмехнулась Марьяна Сергеевна. – Само всё сложилось. Не будь о себе такого заоблачного мнения.
– И затащила меня Марьянка в один из музеев, – продолжал Федя. – Ты же знаешь, музеев у нас там воз и маленькая тележка. Ходи, разглядывай бивни мамонта хоть целый день. Скукота. И тут вдруг – оп-па! – вылезает откуда-то ряженый сотрудник. У нас, мол, сегодня бесплатная акция. Древний обряд хомутания. Женщинам должно быть очень интересно. Мужикам не очень, но кто ж их спрашивает. Но, говорит, мужики, будьте осторожны. Предупреждаю на всякий случай. После хомутания вы от своей бабы уже никуда не денетесь. Так и будете всю жизнь с ней мучиться. И Марьянка взяла меня на слабо: давай-ко, говорит, я тебя охомутаю. Ну чисто поржать. Ты ж, грит, серьёзный, умный человек. Или тебе жалко? Или ты веришь в весь этот бред? Будет хоть что вспомнить. Ну и вот… навесила она на меня хомут, а я на неё колоколец. И с тех пор никак не могу сбежать от этой стервозы, хоть ты тресни.
– А куда тебе бежать? – поинтересовалась Марьяна. – Жить неизвестно где на свою крошечную пенсию по вредности? Ножки протянешь через пару месяцев, узник Бухенвальда. Здоровье-то не железное. А тут ты в тепле, в холе, в заботе…
– Это ты, дура, у меня в тепле, в холе и в заботе… Без меня весь этот домик давно уж развалился бы на корню, оледенел и сгорел, корова ты безрукая, криворогая! Ох, и за что мне такое наказание… Грехи мои тяжкие… жил бы себе один, никого не трогал… это всё грехи…
– Ага, рассказывай сказки… грехи… да ты святее всех святых!

Марьяна Сергеевна подбежала к Феде, яростно обняла и впилась в его губы страстным поцелуем.

– Будулай ты мой, Будулай!
– Знаешь, – тихо сказал Андрей Катерине, глядя на эту картину, – иногда я думаю, что секс после пятидесяти всё-таки существует.
– Конечно, – подтвердил Федя, отрывая от себя Марьяну Сергеевну. Он повертел её в вытянутых руках и показал Андрею. – Как же иногда не подорвать такую секс-бомбу. Виагру никто пока не отменял. Главное – осторожно, не торопясь. А то сдуру можно … сломать. Главное – медленно, не торопясь. И так во всём.
– А за что тебе назначили пенсию по вредности? – поинтересовался Андрей.
– Да уж поверь, было за что…

– Не обижай Катюшку. Люби её. Она хорошая, добрая. Она в три раза умнее меня. Она мне больше чем дочь. Своих детей нет, – напутствовал Федя Андрея, – а тут такое счастье…

Молодые собирались домой неохотно. В родительском доме было прикольно.

– А может быть, нам тоже что-нибудь им рассказать? – подумал вслух Андрей. – Нам ведь тоже есть что рассказать.
– Прибереги для своего зятя, – сказала Катерина.
– Ну, это ещё долго…
– Да оглянуться не успеешь.
– Кстати, может быть, заехать в аптеку? Прояснить один животрепещущий вопрос.
– Давай.