Деревня находилась в малайском штате Сабах на северо-востоке острова Борнео. Туда я приехал, чтобы написать о сборщиках птичьих гнёзд. Живущие в Малайзии китайцы употребляют эти гнёзда в пищу. Отмытое от веток и мусора гнездо выглядит как оранжевая сеточка из остатков морепродуктов, склеенная слюной стрижей. Штука дорогая и невкусная, но китайцы верят, что употребление супа из гнёзд продлевает жизнь и увеличивает мужскую силу.

В поездке меня сопровождала девушка, невысокая миловидная брюнетка Соня. Довольно отчаянная: кто ещё поедет в сырую тропическую глушь, где сохранились племена, ещё недавно коллекционировавшие головы врагов. Считалось, что в отрубленных головах сохраняется воинственный дух, необходимый для магических ритуалов. Зловещая традиция дожила до середины XX века, а потом сошла на нет, но в посёлках до сих пор можно встретить морщинистых дедов с татуировками на горле, означающими, что в молодости они успели отрезать голову-другую.

В деревню мы приехали под вечер, когда растущие повсюду древовидные папоротники уже теряют ярко-зелёную окраску и превращаются в рогатые силуэты на фоне темнеющего неба. В воздухе парила влага, скатываясь тёплыми каплями по нашим лицам.

– Где мы заночуем? – беспокоилась Соня. – Не похоже, что здесь есть гостиница.
– Найдём мечеть, – предположил я. – Там всегда можно переночевать.

Но ничего похожего на мечеть мы не заметили. Вряд ли здесь были сельский клуб, больница или ещё какое-нибудь общественное здание, куда нас могли пустить на ночлег.

К лесу лепились деревянные домики с двускатными крышами, покрытыми листьями. Из-за деревянных изгородей на нас посматривали местные жители. Никто не выскакивал, не дёргал за рукав, не кричал «хэллоу». Поэтому я сам обратился к худому мужчине в юбке-саронге – тронул его за рукав клетчатой рубахи и сказал «привет».

Мужчина посмотрел серьёзно, без улыбки. На его морщинистом, похожем на высушенный финик носу блестели очки. Тёмные мочки ушей растянуты и висели петлями – вероятно, в молодости он носил огромные серьги. С шеи на узкую грудь свисали бусы с цветными горошинами. Какой-то шаман или деревенский лекарь. Он молчал. Может, не знает английского?

Я обратился на ломаном малайском:
– Сайя мау тидур. Рума мана? (Я хочу спать. Где дом?)

Начал с главного, потому что на вежливый разговор у меня не хватало словарного запаса.

Малаец задумчиво потёр смуглую шею и что-то крикнул повисшим на изгороди селянам, те загалдели.

– Ю нид слип? Нужно спать? – подбирая слова, спросил шаман по-английски. – Нет гостиницы!

Воцарилась тишина.

– Но… есть дом. Там, – показал рукой малаец. – Пустой. Никто не живёт. Можно спать.
– Отлично! Мы пойдём туда, – обрадовался я.
– Опасно. Никто не живёт. Лес рядом, – предостерёг малаец.
– Не страшно, – лихо отмахнулся я. – Это лучше, чем спать на улице.

Мы с Соней подхватили рюкзаки и пошли в сторону дома. Малайцы проводили нас до входа, а потом разошлись.

Дом был просторным по деревенским меркам. С виду крепкий, крыша из листьев не текла. Внутри даже имелось электричество. Под потолком загорелась тусклая лампочка, торчавшая прямо из вентилятора. Вентилятор не работал, но ночью тропическая духота не пугала, и я решил, что лучшего места для ночлега мы не найдём.

В доме почти не было мебели, повсюду валялся мусор – обломки стульев, тряпки, старая бумага. Соорудив швабру из палки и старой футболки, я расчистил часть комнаты. Соня постелила на пол туристические коврики, сверху бросила спальные мешки.

– Странно, куда делись хозяева? – задумчиво спросила она.
– Ясно куда. Головы им отрезали и в дом шамана положили, – успокоил я её. – Традиции такие.

Разделили и съели несколько фруктов. Воды в доме не нашли, но хорошо, что взяли с собой пластиковую бутылку – хватило попить и умыться.

– Отлично переночуем! – подбадривал я Соню, глядя на её смущённый вид. – Наши головы местным жителям без надобности. Здесь только головы воинов котируются, а на туристические спроса нет.

Мы выключили свет. Соня легла рядом, и я чувствовал её взволнованное дыхание.

Снаружи трещали цикады и какие-то тропические насекомые. Бог знает, что у них тут живёт! В соседней Индонезии мне показывали жука размером с кулак. Но вряд ли такой поднимется по скользким деревянным сваям нашего домика.

Под эти мысли я задремал. И вдруг почувствовал, что меня тормошат за плечо.

– Вставай, вставай! – шептала мне в ухо Соня. – Послушай!
– Что случилось? – недовольно отмахивался я.
– Непонятный звук. В комнате кто-то есть.

Я прислушался и ничего не уловил. Напрасно вечером я шутил над Соней, пугая отрезанными головами. Теперь ей всю ночь будут мерещиться призраки. Но тут и я различил странное шуршание.

– Показалось, – неуверенно пробормотал я. – Мышь под полом скребётся. Давай спать. Утром посмотрим.
– Я боюсь! Ну, пожалуйста! Посмотри сейчас, – трясла меня Соня.

Про мышь я зря вспомнил. Теперь Соня точно не заснёт. Немного поворчав, я встал. Натянул штаны и футболку – не гоняться же за мышью голым – и включил свет.

На полу ничего подозрительного не было, кроме мусорной кучи, сдвинутой к дальней стене. Сбоку раздался стрёкот. Я поднял взгляд на стену и оторопел. На дощатой стене сидело, широко раскинув многосуставные конечности, натуральное чудовище. То ли саранча, то ли жук-палочник. Если саранча, то я никогда не видел подобной. Толстый хитиновый панцирь не меньше 15 сантиметров в длину, длинные изломанные ноги, а ещё передние жвалы и гребень на уродливой голове. Чудовище шевелилось и подрагивало спрятанными под панцирем прозрачными крыльями.

– Ёжики-лошадки! Что это за штука?! – ужаснулся я.

Этот гибрид жука, стрекозы и голубя напугал бы кого угодно. Даже если существо не было ядовитым, с такими челюстями оно легко могло откусить палец.

– А-а-а! – закричала Соня и спряталась за моей спиной. – Убери её!

Я решил прогнать чудовище на улицу. Открыл настежь дверь и замахнулся палкой от швабры. Король кузнечиков-людоедов не отреагировал на мои попытки согнать его со стены. Но когда я зацепил панцирь краем палки, мезозойских размеров саранча с треском расправила крылья, нехотя оторвалась от досок и начала летать по комнате, едва не задевая наши головы. И совершенно не собираясь вылетать в дверь.

Размахивая палкой, я старался сбить чудовище в воздухе, но не мог попасть.

– Ой, мама! Мамочка! – причитала Соня, уворачиваясь от стрекочущей твари и от моей палки.

Сделав несколько кругов по комнате, существо снова уселось на стену и сложило крылья.

– Хватай его! – жалобно всхлипнула Соня.
– Что же мне его – руками хватать? – сердился я, представляя, как выглядят откушенные пальцы. – Подожди…

Я порылся в груде мусора и выудил из неё старый и слегка подмокший телефонный справочник. Книга тяжёлая, с мятыми страницами. Взвесив справочник в руке, я метнул его в саранчу. Хлоп! Книга ударила в стену совсем рядом. Насекомое даже не вздрогнуло. «Как можно было не попасть с такого расстояния?» – выругался я. Подобрал книгу и снова с силой метнул в саранчу. На этот раз точно. Та взлетела, но, кажется, была контужена и держалась в воздухе не так уверенно.

Бросил книгу ещё раз – опять попал. И для верности ударил сбитое на пол насекомое палкой. Прочный хитиновый панцирь погнулся, но существо ещё шевелилось. Концом палки я выкинул его из комнаты и закрыл дверь. Теперь не вернётся.

– Ты мой отважный Индиана Джонс, – поцеловала меня обрадованная Соня, забралась в спальник и быстро заснула.

А я лежал и смотрел в темноту. Теперь побеждённое чудовище не казалось таким уж опасным. Наверняка оно не желало нам зла. И может, вообще было редким и неизвестным науке. В пустующем доме оно ждало своего учёного, который назвал бы его Locusta Incredibilis Maximus и получил бы премию энтомологической ассоциации.

Или существо пряталось от злых смуглых людей с бусами на шее, которые пытались выловить его, пожарить и съесть. Но пришли добрые белые люди и убили его просто так, даже не от голода, а потому что оно было слишком необычным, слишком большим. К концу ночи меня окончательно заела совесть.

Утром я вышел во двор и отыскал скрюченное мёртвое чудовище с подвёрнутыми ногами. Кажется, оно даже уменьшилось в размерах. Убедившись, что Соня не смотрит и не сможет поднять меня на смех, я выкопал ямку и засыпал убитую саранчу землёй.

– Прости меня, непонятное летающее существо, – прошептал я над могилой. – Ты ничего плохого мне не сделало, это я пришёл в твой дом и так отплатил за гостеприимство. Просто я испугался. Надеюсь, в следующей жизни ты родишься красивым и тебя все будут любить.

Чем обозначить могилу, я не знал. Поэтому сорвал лист папоротника древовидного и положил на крошечный земляной холмик.