До армии я работал в школе, в глухом краю Оренбуржья, у границы с Башкирией. Природа там замечательная. Когда призвали, меня провожала вся деревня. Служить направили в Польшу.

И вот, помню, едем мы по Польше. Еле-еле, медленно. Смотрю, все солдаты к окнам прилипли. Глянул, а по просёлочной дороге рядом с железнодорожным полотном идёт полечка. До того красивая, чудо! В мини-юбке, конечно. Волосы светлые, глаза голубые, большие, губы алые.

Тут один смельчак бросил к её ногам звёздочку с пилотки. Она наклонилась и подняла. Но нашёлся ухажёр ещё смелее. Он снял пилотку, наполнил её звёздочками с головных уборов сослуживцев – и к её ногам бац! Ну, ясное дело, она подняла и помахала ручкой. А мы поехали дальше.

Потом сержант построил всех и стал проверять внешний вид. Подходит сперва к самому высокому, у него головной убор есть, со звёздочкой. А солдаты сообразили и передавали потом его пилотку за спиной из рук в руки, так и обошлось.

Началась служба. Через месяц – первая боевая тревога. Часа в четыре утра: «Рота, подъём!» Выдали автоматы, противогазы – и вперёд, десять километров по пересечённой местности, через препятствия, дымы. Бежим, а у меня в глазах темнеет. Но добежал. Когда снял противогаз, потерял сознание. Он оказался пробит, и я наглотался какой-то ядовитой гари.

Меня положили в лазарет. Там обследовали и сказали: «Здоров». Но силы меня покинули. В части сержант орёт:
– Десять раз на турнике!

А я только один раз могу, и то еле-еле. Сержант орёт прямо в ухо, такой злой! Сил никаких, и голова после того, как надышался, совершенно дурная. Взял и перерезал себе штыком вены на левой руке. И пошёл в посадку умирать.

Лежу и жду, все звуки затихли. Но меня хватились, нашли, отправили обратно в госпиталь. Там вены зашили и ещё с полгода лечили от последствий отравления, но без толку. И отправили домой.

Встретил меня отец. Он мужик строгий, особенно когда дело касается чести. Выслушал меня и говорит:
– Ну-ка в глаза мне!

Очень долго смотрел. Потом махнул рукой, заплакал и напился. Я вышел во двор и тоже дал волю слезам.

Я, хоть у меня и не было сил, старался отцу помогать и сам понемногу шевелился. Перепробовал все виды гимнастики, предпочёл йогу. Стоял на своей бестолковой тыковке. И потихоньку сила начала возвращаться.

В деревне жизнь и понятия простые. Тех, кто не служил, тогда не любили, особенно девчонки. А я считался всё равно что не служившим – не справился. Как бракованный, сидел дома, никуда не ходил.

Однажды вообще ушёл жить на речку. Поставил палатку, раздобыл лодку. Ловил рыбу – тем и жил. Кругом красота, природа, но молодой же, гормоны бьют по башке и днём и ночью. Только йогой и спасался.

Помню, сижу как-то под деревом в позе лотоса, глаза закрыты. И вдруг что-то влажное коснулось моего носа. Тихонько открываю один глаз, смотрю, а это лисёнок! Такой худой, весь в блохах. Закрываю глаз и жду, что будет дальше. А он как сиганёт в речку с высокого берега!

Потом я решил, что нужно всё-таки как-то социализироваться. Уехал в город, устроился художником в ДК – в то время самый лучший. Поступил на заочное в университет, поселился в общежитии. Приезжал в свою деревню уже как знаменитость.

Однажды в городе я пристал к одной девушке, чтобы она мне позировала. Она согласилась, я был на седьмом небе. Привёл её в общагу. Она разделась почти полностью, и тут ей захотелось пить. Я взял чайник и пошёл на общую кухню в конец коридора.

Возвращаюсь, а она уже одетая, вся красная, и говорит:
– Выведи меня отсюда скорее!

Оказывается, приходил комендант, а она подумала, что это я, и открыла.

Потом я на ней женился. Но молодые не умеют идти на компромиссы, быть терпимыми. Через девять месяцев решили развестись.

Как сейчас помню, еду к ней на такси забрать свои шмотки. Таксист спрашивает:
– День рождения?
– Да нет, – говорю, – развожусь.
– Да кто же так разводится? Тут надо посуду бить. По мордасам ей съездить.

А я-то рассудил по-другому: прожили мы девять месяцев, а что жена за это время от меня хорошего видела? Поэтому купил цветов, вина, винограда, фруктов и решил расстаться как джентльмен.

Она, увидев меня, настолько обалдела, что попросила отпустить такси. Так что я водителю из окна крикнул:
– Не жди!
– Я же говорил, как надо. А ты не поверил, – посочувствовал он. – Бывай!