Святая простота – скажут несведущие люди, не жившие в те далёкие сказочные времена, когда в многоквартирных домах ключи от входных дверей оставляли на площадке под ковриком и ни у кого даже мысли не возникало воспользоваться ими в корыстных целях. А если родители по какой-либо причине забывали оставить ключ, всегда можно было найти желанный приют у соседей: там тебя и покормят, и обласкают, да ещё и помогут уроки выучить.

Вот житуха! А сейчас не знаешь, кто на одной площадке с тобой живёт за двойными железными дверьми. А уж прятать ключи под половичком никому даже в голову не придёт.

Недавно встретил старого знакомого Владимира Юрьевича, с которым мы более тридцати лет назад жили в пятиэтажных домах по соседству. В тот год из Германии выводили наши войска, и ему с сослуживцами повезло вселиться в только что построенный дом. Приятно было видеть, как на праздник Великой Октябрьской революции и День Победы новые жильцы всем домом дружно накрывали перед подъездами столы и от души веселились до поздней ночи. Позвякивая наградами, офицеры вальсировали с дамами, пели военные и народные песни, хохотали и со щемящей тоской на сердце вспоминали службу за пределами Родины, на Неметчине.

А потом я с семьёй переехал в областной центр, и мы надолго потеряли друг друга из виду.

Владимира Юрьевича я знал как мужчину доброжелательного, с военной выправкой, стремительного в движениях, готового прийти на помощь днём и ночью. Сейчас же увидел невысокого пожилого человека с потухшим взором. Старик медленно брёл навстречу, мерно постукивая тростью об асфальт. Было заметно, что отставной полковник на людях старается держаться солидно, не выказывая своей беспомощности, но возраст уже не позволял держать марку, и с этим приходилось мириться.

– Соседушка, – с теплом в голосе проговорил он, увидев меня на своём пути. – Сколько зим сколько лет!

Растроганные случайной встречей, мы обменялись крепким рукопожатием и долго не могли разнять ладони, настолько были рады друг другу. Продолжая держаться за руки, присели на скамейку неподалёку. Поговорить было о чём, но первая же фраза, произнесённая Владимиром Юрьевичем, меня поразила – как вначале показалось, своей нелепостью, – и я весь превратился в слух.

– Миша, а меня ведь ограбили, – глухо пожаловался он, и голос дрогнул от волнения. – Не меня лично, а мою квартиру, – он грустно улыбнулся. – Никогда бы не подумал, что такое может у нас произойти. Но за эти годы, как вы съехали, наши устои незаметно сошли на нет. Дети вырастали и уезжали в другие города, кто-то умирал, а старики переезжали поближе к своим детям. И лет через двадцать из прежних жильцов в доме остались только я да моя старуха. Я уж и не знаю никого – встретишься, поздороваешься, и на этом общение заканчивается.

Правда, бывает, парой словечек переброшусь с Ленкой – молодой особой откуда-то из деревни, она квартиру тут снимает. Не знаю, работает эта девица или учится, а может, ни то ни другое, потому что я частенько вижу её у подъезда: сидит на лавочке и всем проходящим улыбается. Бездельница! Ну да будет о ней.

Владимир Юрьевич поморщился. Было видно, что упоминание о Ленке ему почему-то неприятно. Тем не менее он продолжил своё повествование:
– Грабёж произошёл в прошлом месяце. Моя Клавдиванна уехала в санаторий подлечиться, остался я один. Здоровьем-то, конечно, тоже не блещу, после инсульта вот с палочкой хожу, но оставлять квартиру без присмотра нельзя. Да и нет у меня особого желания по санаториям разъезжать. Зато привычка выработалась – каждый божий день гулять на свежем воздухе часа по два-три. Форму надо как-то поддерживать.

Бывший сосед помолчал, собираясь с мыслями. Я терпеливо ждал продолжения, и он наконец заговорил:
– Ушёл я, значит, на прогулку, а когда вернулся, меня смутила закрытая дверь в спальню. Я её никогда не закрываю. Странно, конечно, но вдруг я сам машинально прикрыл, да и забыл. Распахиваю дверь – а в спальне мужчина стоит, а за ним ещё двое прячутся, и у всех лица шарфами замотаны, только глаза видны. В руках первого бандита – мой газовый пистолет, который я хранил в самодельном сейфе. Прятать-то его особо не от кого, и замок там хлипенький, а эти, значит, его и сорвали. Пенсию я хорошую получаю, военную, и сбережения кое-какие имеются. Деньги перевожу сыну с дочерью – зачем нам с Клавой лишние? Но на всякий случай в сейфе всегда держу сто тысяч. Сам понимаешь, какая сейчас жизнь, не дай бог, срочно понадобятся.

«Стоять!» – приказывает мне этот отморозок и направляет пистолет прямо в лицо. Ох и страху я натерпелся, хоть и бывший военный и всякого за свою жизнь повидал. Но умирать просто так я, Миша, не был готов. Может, конечно, и выжил бы, но после выстрела с такого расстояния зрения лишился бы точно.

И откуда только у меня прыть взялась! Даже и не помню, как выскочил из квартиры на улицу. Вот что значит военная сноровка. Как говорят, вся жизнь перед глазами промелькнула.

Владимир Юрьевич снова поморщился, и я чувствовал, что говорить ему трудно. Ещё бы – такое пережить! Наконец он с усилием выговорил:
– А там Ленка эта самая сидит и улыбается. «Чего это вы такие запыханные?» – спрашивает. А я, когда в квартиру вошёл, борсетку с телефоном в прихожей на тумбочку положил. «Дай, – говорю, – свой телефон, в полицию позвонить. Воры у меня в квартире».

Дала не сразу – я подумал, что не поверила. Короче, вызвал полицию. Приехали двое с автоматами, поднялись, а дверь заперта изнутри. Они – на улицу, к балкону, а с него свешиваются парашютные стропы с узлами по всей длине, чтобы удобнее залезать и слезать. Но не до земли – чтобы ухватиться, надо на что-нибудь встать. Парни полицейские, на что уж ловкие, не смогли забраться, а может, и не хотели. Тогда один из них поднялся на третий этаж – я на втором живу, – с разрешения хозяина квартиры спустился с его балкона на мой и открыл нам дверь. Понятно, что этих гадов давно и след простыл, только шарфы на полу валялись да осколки стекла из балконной двери. А вот пистолет и деньги взять не забыли и кое-что из ценных вещей унесли.

Владимир Юрьевич тяжело вздохнул.

– Написал я заявление в полицию. А вечером сижу на постели и чувствую, будто в бедро что-то упирается. Откидываю одеяло, а там ножище кухонный лежит – тесак настоящий. Повезло, что успел сбежать, а то теперь уже сорок дней отстояли бы по мне в церкви, – Владимир Юрьевич замолчал, задумчиво глядя перед собой, в который раз переживая случившееся.

– Не нашли воров? – осторожно осведомился я, не особо надеясь на положительный ответ.

По телевизору едва ли не каждый день рассказывают о квартирных кражах, и не у кого-нибудь, а у известных людей, – и то расследования тянутся годами. А тут всего лишь военная пенсия обычного отставника за какие-то пару месяцев.

– Нашли, – устало ответил Владимир Юрьевич, и в голосе послышались нотки безнадёжности. – И кто, ты думаешь? Новые соседи сверху! По наводке Ленки! Там квартиру какие-то парни снимали, вроде студенты нашего университета. У них постоянно развлечения, вино, музыка… Такие дела. Теперь подумываю продать квартиру, да податься со своей благоверной поближе к сыну. Не смогу я тут жить.
– Полагаете, там будет лучше? – спросил я.

Владимир Юрьевич молча пожал плечами, легонько высвободил руку и обнадёживающе похлопал меня по спине: мол, жизнь сама расставит всё по местам. Потом тяжело поднялся и медленно пошёл дальше по улице, неуверенно втыкая конец трости в асфальт.