Был юбилей одного известного писателя. Вернее, не так. Был юбилей одного писателя, который признан живым классиком. Но, если я назову его фамилию, большинству из вас она ничего не скажет. Поэтому я её не стану называть. А имя его – Николай.

Вообще, я делю всех писателей на три типа.

Первый – это нормальные здоровые графоманы. Они пишут очень много текстов, состоящих из огромного количества букв, и выкладывают в интернете. Мне всегда казалось, что словосочетание «выложить в интернете» очень похоже на, извините, «наложить в лифте». Графоман – это то же, что и любитель выкладывать в интернете фото себя любимого. Он свято уверен, что его самодовольная рожа с дегенеративной лыбой на фоне памятника Ленину в Барнауле очень нужна всем без исключения землянам, от Патагонии до Балашихи.

Второй тип – классики. Иначе говоря, это те, о ком в конечном счёте пишут в учебниках литературы. Участники настоящего, серьёзного литературного процесса. В том числе и преимущественно – живые. Они получают литературные премии, председательствуют в жюри литературных премий и вручают эти премии тем, кому их присуждают. Иногда – сами себе.

Третий тип – это те, которых от нечего делать и ради развлечения читают живые люди. Ничего по своей необразованности не знающие о серьёзном, подлинном литературном процессе, который осуществляют классики.

Есть ещё и четвёртый, очень редкий, можно сказать, уникальный тип писателя. Это я. Шутка.

Юбиляр, как я уже сказал, относился к живым классикам. То есть он был присужденец, врученец и полученец премий в одном лице. Кстати, без шуток: вполне приличный, порядочный человек, любящий и своё дело, то есть литературу, и заодно себя в ней, что вовсе не является смертным грехом. Мы с юбиляром знакомы с юности. Поэтому я и был приглашён на празднество. И хватит о юбиляре. Дело не в нём.

Подобные мероприятия, как правило, довольно скучны и сумбурны. Народу много. Почти никто никого не знает, кроме живых классиков. А тут ещё всё происходило в формате стояче-ходячего фуршета. Огромный зал. Столики не больше, чем на четыре человека.

Я, конечно, опоздал. Подошёл к классику, вручил подарок в виде скульптурки Будды, потому что последний роман классика назывался «Карма Нечерноземья (псалом в пяти актах)», промямлил что-то поздравительно-пожелательное в смысле творческой нирваны и отполз в угол. Там нашёл один-единственный полусвободный стол, за которым стоял мужчина примерно моего возраста, сухопарый, седой, но с очень моложавым лицом. В джинсах и потёртой вельветовой куртке.

Тарелка с холодцом и брынзой. Чёрный хлеб. Стопка водки. Стакан томатного сока. Живая классика.

– У вас свободно? – спрашиваю.
– Вполне. Идите, возьмите чего-нибудь. А то писатели всё умнут.

Я взял остатки сервелата, сыр, стопку «Талки» и апельсиновый сок. Томатный кончился. Вельвет прозорливо посмотрел на меня:
– Писатель?
– Да как сказать…
– Писатель-писатель. У вас взгляд писательский.
– Это как?
– Да так. Писатель, он, хитрован, задарма не смотрит. У него глаз типа кубышки. Смотрит только затем, чтобы потом написать. И ещё при этом делает вид, будто просто так глядит. Как собака на колбасу. Дескать, и совсем не нужна мне ваша колбаса… А сам только про неё и думает. Небось, уже мой драный вельвет в какую-нибудь повестушку употребили? А? Признавайтесь!
– Лихо… А вы писатель?
– Никакой я не писатель. Я Николе ремонт делаю. Мы с ним вместе в школе учились, потом в Литературный институт поступали. Он поступил, а я нет. Теперь не жалею. Окончил строительный. Бригадир я. Сейчас Николе обои клеим. Хорошие обои, дорогие. Вы про что пишете-то?
– Да про всё подряд.
– Хорошее дело, – усмехнулся он. – Если про всё подряд, то можно хоть каждый день по роману выдавать.
– Нет, у меня по роману в день не выходит. Я только изредка рассказики цежу.
– А что так скудно?
– Темы нужны. Сюжеты.

Вельвет от удивления даже задержал вилку с брынзой на полуподлёте ко рту:
– Ну уж этого навоза… Простите. Тут уж куда, пардон, ни сморкнись, всюду сюжет. С темой в обнимку. Это грибы, что ли, чтобы искать их? У нас ведь страна непуганых сюжетов.
– Поделитесь, если не жалко.
– Вы серьёзно?
– Вполне. Только не так, чтобы вроде анекдота, а…
– С начинкой?
– Точно. С начинкой. Но без морали.
– Чтобы, значит, не Петросян и не Крылов? Радикальненько!

Мой собеседник помолчал, ковырнул холодец.

– Ладно. Давайте выпьем.
– Давайте. И темой закусим.
– Годится.

Выпили.

– Ну вот, например, тема. У моего приятеля есть старший по подъезду. А фамилия у него, знаете, какая? Швондер!
– Ну, это…
– Ничего не «это». Сам приятель весит сто шестьдесят кило, а фамилия его – Суховей. Нормально?
– Тут уж как…
– Нет, вы дальше слушайте. Это ведь всё правда. Суховей, значит, сто шестьдесят кило, а Швондер – пятьдесят пять. То есть Суховей – это три Швондера. И разница в росте у них полметра. И вот Швондер, представьте себе, отбил у Суховея жену Лену. В девичестве Трибесёночкину. Очень привлекательная женщина. Пломбир, а не дама. Этакий поединок таза с бюстом. Талия – Берингов пролив. Жан Огюст Доминик Энгр. Это художник такой. У него ещё картина есть – «Турецкая баня». Очень освежает. Да вы знаете.
– Ну.
– Чем её Швондер приворожил, не ведаю. Обаяния в нём – как во вчерашнем коржике. Наверное, какая-то подкожная харизма. В общем, Лена от Суховея ушла. Но сказала, что они остаются друзьями. Суховей сделал вид, будто согласился. И со Швондером тоже вроде как не рассорился. Остаёмся друзьями, и вся такая прочая утопия. А сам затаил месть. Страшную. И вот однажды весной Швондер с Леной пригласили одинокого Суховея в гости. На дружеский, так сказать, треугольник. А Суховей вообще-то строитель по профессии. И вот он прихватил с собой во внутреннем кармане пиджака маленькие пассатижики и кусачечки… Давайте-ка я ещё за водкой схожу. А то её сейчас ваши глазастые писатели напрочь долакают.
Вельвет принёс две стопки на тарелке и на ней же – две жареные куриные ножки.
– Последние отжал. За сюжеты!
– Прозит!
– Развиваю тему. И вот сидят они, едят, пьют, дружатся. Лена со Швондером Суховея утешают. Всё, говорят, у тебя будет в жизни хорошо. Найдём мы тебе невесту. Вот хотя бы Варька с девятого этажа. Ей ещё и полста нету. Ну, четыре кошки, подумаешь. Ты ведь любишь фауну? Вот и Варьку полюбишь. Уже чай пьют с зефиром, и тут Суховей говорит:
– А давайте, друзья, погуляем по парку, а? Погода сегодня чудесная. Май, тепло. Нега с трепетом кругом. Погуляем?
– Погуляем, конечно!

Выходят они, а Суховей в дверях: ой, ребята, я в «министерство» на секундочку. Вы идите потихоньку, дышите воздухом, а я дверь вашу за собой захлопну и вас догоню. Лена со Швондером пошли, а Суховей – нырк в сортир, достал кусачечки и пассатижики. Что-то повертел, покрутил – и хлынул из стояка кипяток. А Суховей – нырк оттуда, дверь входную захлопнул – и на улицу. Доволен!

Гуляют они по парку час, гуляют другой. Лена говорит:
– Пора домой, спать хочется.

Швондер:
– Да, и меня сморило.

А Суховей:
– Ребята, погода-то какая! Рай небесный! Давайте ещё погуляем.

Прогуляли три часа. А Швондер с Леной, чтобы вы знали, живут в Швондеровой квартире на седьмом этаже. А Суховей – под ними, только на пятом. И тут получилась такая сюжетная кукарача. Во-первых, Швондер с Леной забыли ключи. Во-вторых, их нижние соседи с шестого уехали на дачу. Пока Швондер искал слесаря, чтобы вскрыть дверь, пока дозванивались соседям с шестого, кипяток времени зря не терял. И напрочь залил не только товарищей с шестого, но и Суховея. Нормальная тема?
– Да уж.
– Отелло, как говорится, промахнулся. У Швондера только пол вспучило, а Суховей до сих пор с ремонтом корячится. Потолок, обои… Я ему, кстати, помогаю. Бесплатно, конечно, по-приятельски. Он мне во всём сознался. Плакал даже, неуловимый мститель. А Лена со Швондером ничего не знают. Вот вам и сюжет с начинкой. Тем вам мало… Да я их могу сотню отсыпать, только некогда. Ладно, пойду. Сдрызну с этого парада по-английски. Всего хорошего!
– Всего доброго. Спасибо.
– Да за ради бога.

Я тоже ушёл по-английски, под гулкое эхо тостов в честь живого классика.

Дома жена говорит:
– Ну что, сходил на юбилей?
– Сходил.
– И о чём же вы там беседовали?
– О том, где брать темы для литературы, сюжеты всякие.

Жена, зевнув:
– Тоже мне, чего тут искать-то? Ты свою тему уже нашёл.
– Какую?
– То есть? Я твоя тема.
– А я тогда твой сюжет.
– Договорились.