Мы собирались в гости, когда мама предупредила меня, что дочка её знакомых – немного «того».

– Маша, – заговорила она в прихожей, надевая пальто, – эти знакомые, к которым мы приглашены… В общем, их дочь – душевнобольная. Ты её увидишь сегодня, она твоя ровесница. Будь с ней вежлива.

В нашей семье душевной болезнью могли назвать что угодно – умственную отсталость любой степени, эпилепсию, аутизм, шизофрению, вообще любой психиатрический диагноз.

– Зашибись, – фыркнула я. – И за каким фигом мне вообще с ней знакомиться?
– Маша! Подбирай выражения, наш дом – не подворотня! Нас позвали в гости всей семьёй! – отрезала мать.

Я уже знала, что спорить бессмысленно, и только закатила глаза к потолку.

– Настя выглядит нормальной, хоть и дурочка, – наставляла меня мама, повязывая платок и брызгаясь духами. – Понимает всё, что ей говорят, как-то общается с людьми. Родители её сажают за общий стол. Просто предупреждаю: если вдруг она ляпнет какую-нибудь чушь, не подавай виду, что удивилась. Не позорь меня при всех.

Дурочкина семья жила в старом доме, в бывшей коммуналке: длинный коридор, по обе стороны – двери, за которыми спальни, кухня, санузлы. Окна в два человеческих роста, скрипучий паркет, натёртый чем-то блестящим. Такое чувство, будто это не жильё, а музей, не хватало только запаха затхлости. Не люблю подобного старья, если честно. Я в курсе, что такая обстановка стоит дорого, но современный ламинат, как у нас, на мой взгляд, смотрится гораздо лучше. А в их доме даже подземной парковки нет.

Стол был накрыт в гостиной, большую часть которой занимал концертный рояль.

– О, это у вас «Август Фёрстер»? – спросила мама. И разговор пошёл о музыке.

Мама воспитывает во мне широту взглядов. Когда в позапрошлом году мы летали в Париж, – она уже третий раз, а я впервые, – мама в аэропорту указала мне кивком на семью чернокожих – муж, жена и несколько детей – и велела на них не пялиться, потому что тут таких много. И вообще вести себя непринуждённо. Попробуйте вести себя непринуждённо, когда тебя всё время дёргают: «Не пялься! Не обращай внимания! Что о тебе подумают? Что люди скажут?»

Вот и теперь, пока шло застолье, я всё ждала, когда же дочка хозяев Настя сморозит какую-нибудь глупость. Вероятно, от этого стала смотреть на неё ещё внимательнее, просто глаз не сводила.

– Я не очень люблю симфонии, – рассказывала «дурочка» Настя. – Хотя, казалось бы, отец пианист, мама артистка и педагог по классу виолончели, и сама я столько концертов отыграла на сцене, а чувствовать музыку не умею. Анализировать научилась, а наслаждаться – нет.
– Ты окончила музыкальную школу? – мама укоризненно посмотрела на меня через стол. – Наша сменила пять кружков и нигде не задержалась.

Они с отцом сидели на одной стороне с хозяевами, а нас с Настей усадили напротив. Хм-м. Если дурочка Настя сумела окончить «музыкалку», выходит, не такая уж она убогая. Я и сама когда-то в детстве немного поучилась нотной грамоте, но заскучала и бросила ещё во втором классе, а родители не настаивали. Значит, у неё что-то психическое.

– Да это она так только говорит, что не чувствует музыки, – возразила Настина мать, та самая виолончелистка. – Она у нас очень музыкальная, но проявляет это иначе. Настя занимается хореографией, и знаете, педагоги говорят, что при заурядных физических данных ей дана редкая, просто удивительная музыкальность. Настюша, покажешь свои танцевальные награды?
– Какая она у вас молодец, – отозвалась мама и тут же обратилась ко мне: – Видишь, какие бывают девочки? Ты бы не закатывала глазки, а брала с Насти пример.

Спасибо маме, если она хотела нас с дурочкой подружить, то выбрала неверную тактику.

Обед вскоре подошёл к концу. Взрослые допивали сухое вино и вели скучную беседу. Мы с Настей пошли в комнату, где на стене висели грамоты, не меньше десятка. Вот хвастунишка! Меня однажды тоже наградили: я занималась карате и сдала на жёлтый пояс. Я же не вешаю эту бумажку на стену! С другой стороны, на дурочкиных грамотах говорилось о призовых местах на международных фестивалях.

– Так ты занимаешься музыкой и танцами? – спросила я, чтобы поддержать разговор. О чём ещё можно поговорить с незнакомым человеком? О психических отклонениях?
– Ещё немного увлекаюсь поделками. Вот этот дом клеила почти четыре месяца, – Настя указала на шкаф.

На нём громоздился макет деревенской избы. Даже, пожалуй, не избы, а зажиточной крестьянской усадьбы. Высотой сантиметров сорок, двухэтажный, с узорными ставенками, тёсовой крышей и печной трубой, домик был огорожен забором с воротцами, а перед ним во дворе разместился колодец, там же стояла крошечная телега на ободьях. Сложено было это филигранное великолепие из обыкновенных спичек.

Я подошла ближе и потрогала пальцем забор. Каждая спичка лежала точно на своём месте, ни на миллиметр не выбиваясь из общего ряда. Сразу видно, на что ушло четыре месяца работы. Такое трудолюбие поразило меня, несмотря на то, что я не увлекаюсь рукоделием. И вообще не люблю ничего бесполезного. По-моему, например, вышивка должна украшать джинсы, а не пылиться в ящике. И, уж конечно, я не стала бы тратить несколько месяцев на поделку, которой суждено пылиться на шкафу.

На мгновение мне даже стало легче оттого, что у этой Насти не все дома. Вот поэтому-то она способна часами сидеть и клеить спичку к спичке без осмысленной цели, а я – нет.

Мы вернулись за стол. Дурочкина мама разливала чай. Подали торт с шоколадной крошкой. Я положила себе небольшой кусок на блюдце и аккуратно отломила кончик чайной ложечкой.

– Ты что, забыла, как надо есть торт? Рядом с тобой лежит десертная вилка! – подскочила мама, и от её окрика присутствующие повернулись ко мне. – На тебя все смотрят! Когда ты выучишь правила приличия? Каждый раз меня позоришь.

Я покраснела и положила ложку на блюдце. Хозяева неловко улыбнулись и отвели взгляды. Неожиданно дурочка встала со стула, дотянулась рукой до общего блюда, на котором лежал разрезанный десерт, и щедро отломила ложкой от центрального полукружия. Отправив угощение в рот, она с наслаждением зачавкала.

– По-моему, правила этикета – не больше чем устаревшие условности. Современные люди имеют право принимать пищу так, как им удобно.

Все рассмеялись, я – с облегчением. Я продолжала украдкой следить за Настей, но она больше не вступала в беседу, только пила чай с тортом и вообще выглядела совсем как нормальный человек. Если бы не тёмные очки, вообще никогда не подумаешь.