Сингапур. Январь 2002 года. Я шёл по улице вечернего города, ссутулившись под тяжестью рюкзака. Ещё утром рюкзак казался лёгким, но в конце дня стал неподъёмным.

В рюкзаке лежали спальный мешок, палатка, гамак, армейский котелок, сменные футболки, карманный атлас мира и несколько яблок. Купленный где-то на Ближнем Востоке клетчатый палестинский платок натирал шею. В загранпаспорте стояла виза Австралии, куда я добирался автостопом уже четвёртый месяц. Очень мне хотелось там побывать, а может, и пожить немного, заработать денег.

Через всю Азию проехал на попутках, а в Сингапуре дорога закончилась. Дальше только плыть. Но как? Я ходил к воротам порта, они были закрыты, требовался пропуск.

Три месяца назад я был счастливым владельцем четырёх 100-долларовых купюр. Половину денег потратил на визы, другую проел. Почти ничего не осталось. Где уж мечтать про сингапурские отели! Там 100 долларов возьмут за ночь. Столько же стоит любовь роскошной отельной китаянки. Заманчиво, но не практично. Мой бюджет не превышал 1 доллар в день. Столько же определила ООН для беднейших представителей азиатского дна. С таким бюджетом китаянку разве что бесплатным яблоком угостить. У себя дома в Петербурге я был офисным планктоном, а в Азии стал трущобным. Ещё и футболки поизносились.

– В ба-ананово-лимо-о-онном Сингапуре… – напевал я, и рот наполнялся голодной слюной.

Ни бананы, ни лимоны на глаза не попадались. Хорошо, что с утра поел риса. В столовой рис был бесплатным и прилагался к мясным блюдам с карри. Я не стал заказывать мясо, а сделал вид, будто желаю приобрести только рис. Китаец с понимающей улыбкой положил мне полную тарелку бесплатного белого риса, да ещё полил сверху подливкой. Хорошие люди китайцы.

Холодно мигающие огнями небоскрёбы остались позади. В этой части города дома невысокие. Рыскающим взглядом опытного бродяги я наткнулся на дверь с табличкой, на которой был изображён крест. Ага, евангелистская церковь!
Давно не попадались церкви. В Малайзии я ночевал в мечетях, в Таиланде – в буддийских храмах. Вероятность переночевать в церкви – пятьдесят на пятьдесят. В буддийских храмах чуть выше, в мечетях – ещё выше. Зависит от страны. Самая высокая вероятность, что пустят на ночлег, – в индийских сикхских храмах, там она близка к ста процентам.

В любом случае, с церковью попробовать стоило, иначе придётся ночевать в парке в гамаке. Однажды ночевал так в Китае, но меня обнаружили полицейские и полночи охраняли, чтобы никто не ограбил. Светили на меня фонариком и переговаривались по рации. Ответственные люди китайцы. Порядок любят.

Я открыл незапертую дверь церкви и поднялся по лестнице. На площадке стояли улыбающиеся китайцы-прихожане в белых опрятных рубашках.

– Хело! – сказал я, немного смущаясь своего пыльного и рваного вида. Христос и апостолы тоже не ходили в офисных рубашках. Не то чтоб я сравнивал… Но что-то есть в бродяжничестве, что роднит со святыми странниками. Бедность и аскеза угодны небесам. Хотя вдруг евангелисты считают иначе? Может, у них наоборот – кто богаче, тот праведнее?
– Хело! – сказали китайцы, удивлённо рассматривая меня.
– Мир вам, добрые христиане! – обратился я к ним на английском. – Не согласитесь ли приютить печального странника на пару дней?

Хотя, возможно, я пробормотал нечто вроде: «Спать здесь – окей?» Слова были неважны. Проведя месяц в Китае, я научился общаться при помощи интонации, жестикуляции и телепатии. Главное – улыбаться, показывать на себя, потом под ноги, приложить к щеке сложенные ладони. Китаец поймёт, что ты ищешь ночлег, и тут же найдёт решение: «Хоо-Тель?» Тут следует нахмурить брови, замотать головой, потереть пальцами левой руки, покрутить в воздухе пальцами правой. Дескать, денег на гостиницу нет, поищем другое решение. Китайцы всегда что-нибудь придумывали, не существует проблемы, которую не способна решить группа китайцев. Одного ты можешь смутить своей необычной бездомностью, но коллектив – никогда.

К Сингапуру я научился объясняться на английском максимально просто, чтобы всем было понятно. Диалекты английского существуют разные. Хуже всего на этом языке говорят англичане, в особенности шотландцы и ирландцы. Кажется, будто они всю неделю пили эль, а теперь, вывалившись из паба, пытаются говорить с тобой, но не уверены, на самом деле ты перед ними стоишь или мерещишься. С американцами – как повезёт: некоторые говорят идеально, как в рекламе зубной пасты, а какие-нибудь южане или обитатели негритянских гетто бурчат что-то, будто зубы склеило бубль-гумом. Индийцы общаются на хинглише, колониальном английском с устаревшими словечками и смешным акцентом. А китайцы в Сингапуре – на чинглише, похожем на смесь овсянки с варёным бамбуком.

Вышедший навстречу мне пастор говорил по-английски прекрасно.

– Шито пиривело тебя к нама, иносытыранеца? – спросил он.
– Я знаменитый путешественник из России. Еду в Австралию, – ответил я, приврав для важности насчёт «знаменитого». – Мне нужно попасть в порт и сесть на корабль. А пока ищу ночлег.

Пастор подумал, покивал. Потом поманил за собой. Мы поднялись выше по лестнице, и он открыл для меня небольшую совершенно пустую комнату. Из мебели здесь был только кондиционер на стене.

– Сыпать зыдеся. Холосо? – озабоченно уточнил он. – Пусто. Но не залко.
– У меня коврик есть, спальник. Ещё и не жарко! Красота.
– Завтла слузба, – сказал пастор. – Блатья помогут.

Я расположился в комнате. Две китаянки принесли поднос с едой, поставили на пол, поклонились и ушли.

На следующее утро меня разбудили. Я умылся, надел чистую, нерваную футболку и пошёл на службу. Собрался полный зал. В основном пришли китайцы, но попадались смуглые малайские и индийские лица. На сцену вышел пастор. Он рассказал притчу про доброго самаритянина и про то, что христиане должны помогать друг другу, а потом вдруг замер и выкрикнул:
– Блатья и сёстлы! У нас в зале волсебный блат. Это моляк из Лосии. Он потелял колабль. Ему нузно в полт, плыть в Австлалию. Помозем ему. Найдём колабль!

Меня выдернули на сцену. Зал долго мне аплодировал, уж не знаю, чему именно. Тому, что я потерял корабль? Я не говорил пастору, что моряк. Но он решил, что так понятнее. Был корабль. Но потерялся. Что с них, русских, возьмёшь? Они целую страну чуть не потеряли.

После службы ко мне подходили люди, жали руки и пытались совать в карманы деньги. Когда я вернулся в комнату, то обнаружил на двери приклеенные листочки. На них были номера телефонов портовых агентов и названия кораблей, которые в ближайшее время пойдут из Сингапура в Австралию.

Прихожане подошли к делу ответственно. В течение дня я узнал всё про ситуацию в порту и договорился о встрече с портовым агентом, обещавшим сделать мне пропуск.

Агентом оказался молодой малаец, его звали Муса.

– Из России? – спросил он. – На черта тебе сдалась Австралия! Оставался бы у нас. Здесь, в Сингапуре, неплохо. Ладно, может, там, в Австралии, ты станешь известен и богат, тогда не забудь меня.

Муса рассказал, что завтра из порта уходит корабль в Австралию. Команда смешанная, но капитан русский. Возможно, согласится меня взять. Хотя вряд ли. В последнее время правила стали строже. Всё из-за недавнего теракта в США, когда 11 сентября в Нью-Йорке взорвали башни-близнецы.

– Так в них же самолёты врезались! – удивился я.
– Можешь не верить, – пожал плечами Муса. – Но я не сомневаюсь, что американцы их сами взорвали. А самолёты – это спектакль. Раньше у них был один враг – русские. Потом вы сдались. Им нужен новый враг. И они его нашли – мусульмане. Но не все, а только те, у кого нефть есть и кто ей делиться не хочет. Я это точно знаю, у нас нефтевозов полный порт.

В нефтяных делах я понимал мало. Меня в тот момент занимало идущее в Австралию судно с русским капитаном. Поблагодарив агента, я пошёл к воротам порта, сжимая в руках пропуск и листок с номером причала.

Направлявшийся в Австралию корабль оказался огромным контейнеровозом под флагом Либерии. Я подошёл к трапу и попросил скучавших возле ограждения моряков позвать капитана. К трапу вышел старший помощник – широкоплечий дядька с весёлыми глазами. Его звали Миша. И был он из Одессы.

– Ты кто? – удивился Миша.
– Так… В Австралию еду, – ответил я.
– Ага, – протянул старпом. – Пошли к капитану. Он из Петербурга. Может, возьмёт тебя. Но я сомневаюсь.

Пожилой капитан Владимир Иванович принял меня на мостике. Отложив в сторону ворох портовых документов, он недоверчиво выслушал мой рассказ: «Неужели из самого Санкт-Петербурга на попутках?» И сказал, что помочь не может. Полгода назад мог, а теперь не может. Грузовому судну запрещено брать пассажиров. И в команду без паспорта моряка и нужных лицензий оформить нельзя, слишком строгие правила стали. Никто не возьмёт, ни одно судно. Все террористов боятся.

– Что же мне делать? – расстроился я.

Миша и Владимир Иванович задумались.

– Раз добрался сюда, двигайся дальше по индонезийским островам. Между ними паромы ходят, а там уж как сможешь. Мы тебе продуктов соберём.

Капитан вернулся к работе, Миша сходил в кладовую и вынес мешок с консервами.

– Чоп-чоп! – скалились смуглые матросы и засовывали в мешок кто фрукт, кто пачку лапши.
– Ну, извини, дружище. Чем смогли. И вот… возьми. У меня ещё есть, а тебе пригодятся, – и Миша протянул мне купюру в 100 долларов.

Жалко было уходить из порта. Австралия была так близко и вдруг растаяла как мираж. Волоча тяжёлый мешок с продуктами, я отправился обратно в церковь, прикидывая, сколько пассажирских паромов впереди и можно ли сэкономить 100 долларов (кто ж в Австралию без денег приезжает!), если расплачиваться с контролёрами тушёнкой. Не примут ли меня за террориста, если попытаюсь проникнуть бесплатно?

Рука потянулась к висевшему на шее палестинскому платку, я помял его пальцами, но не стал снимать. «Моляк» из меня не получился, снова буду бродягой. А у бродяги вид должен быть лихой и опасный.