Иван с Тамарой – старшее поколение большой дружной семьи, которая многие годы проживает в нашем посёлке. Но я больше знаю Тамару, поскольку она нередко бывает на службах, во всяком случае, великие праздники старается не пропускать. А вот Иван, я бы сказал, самый обыкновенный человек, ничем не отличающийся от остальных жителей посёлка. За исключением одной характерной особенности – неисправимым трудоголизмом.

Иван всегда любил мастерить. Ему нравилось класть кирпич, забивать гвозди, работать рубанком. Человек собирал мебель, переплетал книги, и ещё много чего занимало его пытливый ум. Единственным и большим недостатком Ивана было неумение отдыхать. Если он за что-нибудь брался – пока не доводил дела до конца, не мог ни о чём думать. Едва выпадала свободная минута, мчался в гараж, где оборудовал мастерскую.

Когда Тамара с Иваном приобрели в деревне участок земли под строительство дома, всё внимание мужчины ожидаемо переключилось на предстоявшую стройку. Работал он с увлечением, испытывая удовольствие от самого процесса творчества, радуясь объёму работ.

Бывает, попадает в руки интересная книжка. Её читаешь и сожалеешь, что скоро закончится. Вот и Иван стремился любую работу сделать сам и, даже если приходилось приглашать специалистов со стороны, обязательно старался хоть как-нибудь поучаствовать. Дом по замыслу Ивана должен быть двухэтажный. Ещё один, цокольный, этаж предназначался для подсобных помещений. Дел много – работай не хочу. Вот Иван и работал.

Довольно быстро ему удалось выстроить и приспособить для обитания первый этаж, и, хотя остальные помещения оказались не готовы, они с женой переехали в новый дом. В квартиру, что осталась в посёлке, въехала дочка с семьёй. Бывало, Тамара с мужем навещали молодых, но больше чем на два часа Иван оставаться без дела не мог. Под любым предлогом ускользал из-за стола и возвращался в деревню.

Жена, бывало, спросит:
– Иван, куда такой дом? Нам и одного этажа хватит. При желании и дочь с внуками здесь на этаже разместятся, а ты ещё один нагородил.

Иван лишь пожимал плечами и, не вступая в спор с женой, ограничивался одним словом:
– Пригодится.

Хотя кому и когда пригодится? Младшее поколение семьи заглядывает сюда лишь на шашлыки, а потом не появляется в деревне ещё месяц.

В рождественский Сочельник Тамара собиралась на ночную литургию и уговаривала мужа пойти с ней. Нужно сказать, Иван с женой по мелочам обычно не спорил, старался идти навстречу её просьбам. Мог и в церковь заглянуть на освящение куличей, с удовольствием ставил свечки, пил предлагаемую супругой святую воду. Но просто стоять на службе и ничего не делать для него тяжёлое испытание.

Накануне Рождества Иван устанавливал новую дверь с громоздкой коробкой в проём на лестнице с целью отделить второй неотапливаемый этаж от первого. Провозился целый день, а к вечеру, когда Тамара собралась на службу, дверь встала там, где положено. Иван любовался результатом работы, а жена уже оделась и звала его в храм.

«Вот пойду сейчас с Тамарой, – думал Иван, – и буду стоять впустую, переминаясь с ноги на ногу. Куда лучше взять сейчас и зашить новую дверь с обеих сторон обналичкой! Делов всего-то на час, ну на два. Служба в храме долгая, если и опоздаю, ничего страшного не случится». Супруге так и сказал:
– Иди, я немного припозднюсь. И не наезжай, пожалуйста, я сам решу, когда мне прийти. – Уже примирительно добавил: – Не беспокойся, скоро буду.

Перед службой Тамара подошла ко мне и предупредила, что муж немного опоздает, но прийти собирается и даже думает причащаться. Я пообещал Тамаре выйти из алтаря и принять исповедь у Ивана перед тем, как начну всех причащать.

Время шло, я вышел с каждением. Поравнявшись с Тамарой, вопросительно кивнул: Иван на месте? На что она лишь развела руками. Понятно, не пришёл. Передумал, наверное.

Служба закончилась, Тамара вернулась домой, уверенная, что найдёт мужа спящим в комнате. Но, к её удивлению, в окнах горел свет, причём не в одной комнате, а везде. Странно, подумала Татьяна, четвёртый час ночи, а иллюминация такая, будто дом полон гостей.

Она прошла из прихожей в гостиную, откуда лестница вела на второй этаж, где весь Сочельник трудился супруг. И тут Тамару поразил вид двери, которую так старательно устанавливал Иван. Она прекрасно помнила, что муж закончил установку ещё перед её уходом в церковь и хвалился результатом работы. Сейчас же дверь с искорёженной коробкой валялась на полу гостиной внизу, рядом со ступеньками. На двери были видны следы ударов, нанесённых острым предметом.

– Огляделась и увидала Ивана, – рассказывала Тамара. – Сидел за столом на кухне и, наклонив голову, внимательно рассматривал свои ладони, будто видел их впервые. Странно, он никак на меня не отреагировал и посмотрел в мою сторону, только когда я его окликнула. Никогда раньше не видела у мужа таких широко открытых глаз, в которых одновременно читались страх и недоумение. Села напротив мужа, взяла его руки в свои.
– Ваня, что произошло? Почему ты не пришёл в храм?
– Ты не поверишь, – отозвался супруг. – Я помнил, что обещал прийти на службу, и спешил закончить работу. Но увлёкся и обо всём позабыл. Когда всё сделал, решил проверить, как ходит дверь, не смазать ли петли маслом. Дверь толкнул, а она не открывается! Поднажал – бесполезно. Дверь, которая только что прекрасно открывалась и закрывалась, встала наглухо, будто кто-то запер её на ключ. Но закрыть не могли, замок я ещё не врезал. Всеми силами навалился плечом. Нет, стоит намертво! Тогда стал с разбегу бросаться на дверь, и ничего. Если бы находился со стороны первого этажа, махнул бы рукой и пошёл пить чай. Но я в тоненькой курточке оказался заперт на втором неотапливаемом этаже.

Что ж, придётся ломать. Но дверь сделана на совесть, доска дубовая, пятидесятка. Долго её искал, пока не нашёл надёжного мастера, ему и доверился. Сперва пытался отжать дверь от коробки лезвием маленького топорика, а потом уже лупил по ней изо всех сил этим топором, но дверь не поддавалась. Делать нечего: или нужно выбивать её вместе с коробкой, или замерзать.

С собой оставалась электрическая отвёртка с заряженным аккумулятором. Удалось вывернуть все шурупы, до которых, сорвав обналичку, сумел добраться. Круша коробку, вдобавок к шурупам выдернул и гвозди. Коробка осталась стоять без всякой фиксации. По идее, её достаточно было просто толкнуть, и она бы обязательно упала. Но она не падала! И вот тогда я по-настоящему испугался. Не просто испугался, а пришёл в ужас.

Обессиленный, сполз спиной по стене, усевшись на пол рядом с исковерканной, но так и не побеждённой дверью. Думаю: что же мне теперь, помирать? И вдруг вспомнил: а ведь в эту ночь – Рождество Христово! И ты упрашивала меня пойти вместе на ночную службу. А я не пошёл, променял праздник на эту злосчастную дверь! Рассердился на самого себя, а потом стал каяться. И я закричал: «Господи, прости меня, дурака! Что же я наделал? Никогда больше не буду пропускать великие праздники – ни Рождество, ни Пасху! Клянусь Тебе, Господи! Пожалей!»

И тут дверь открылась сама собой, беззвучно, словно ничто её не удерживало! Тяжёлая дубовая дверь потянула за собой незакреплённую коробку и с грохотом скатилась по лестнице.

Слава Богу. Ивана пожалели.