Колька сунул руки в олимпийку, ноги – в разношенные кеды, поправил перед допотопным зеркалом кепку и громко заявил с порога:
– Ма, я пошёл!
– Куда? – немедленно отозвалась из дальней комнаты пятистенка Ольга Константиновна и, поспешив к выходу, выросла перед сыном с угрожающим видом. – Опять на пьянку?
– Да чё сразу пьянка, мам? У Дениса в гараже посидим, он свой «жигуль» тюнингует.
– Чего делает?
– Ну, переделывает в общем, чтоб круто было, – пояснил Колька.
– Крутые стали, просто сил нет, – саркастически заметила мать. – Смотри, не натюнингуйся там, как в прошлый раз. И не вздумай больше Лёшину машину брать, не дай бог поцарапаешь или сломаешь!
– Машине в гараже вредно стоять, а то заржавеет, – ухмыльнулся Колька. – И вообще, Лёха после армии собирался купить иномарку.
– Это уже не твоего ума дело! Мало того что без прав катаешься, так ещё и на чужой машине. Вот я Лёше-то напишу!

Гаишники в село отродясь не заглядывали, поэтому местные пацаны рано начинали колесить по просёлкам на стареньких отечественных машинах, не обременяя себя учёбой в автошколе. «И ни с кем ничего не случилось», – подумал Колька, но вслух возражать матери не стал. Наоборот, поняв, что надо срочно переводить разговор в другое русло, сделал смиренное лицо:
– Мам, ну ты меня это… Перекрести, что ли?

Расчёт удался: мать, польстившись, что сын не пытается, как обычно, улизнуть от её благословения, а сам просит перекрестить, моментально забыла о машине.

– Ну давай. Шапку сними, – Ольга Константиновна вмиг стала собранной и торжественно проговорила, крестя сына: – Благослови, Господи, раба Твоего Николая на добрые дела, а от злых отврати! Слышишь, на пьянку и всякие хулиганства не благословляю! Иди с Богом.

Колька исчез за дверью, и в доме стало тихо. Но не прошло и минуты, как Ольга Константиновна услышала за окном звук заводящегося мотора. Бросив молниеносный взгляд на гвоздик у двери, где не хватало автомобильных ключей, она рванула к выходу.

– Вот паразит, – вырвалось у неё при виде вишнёвой «девятки», которая удалялась по улице, лихо подкидывая задок на колдобинах.

Ольга Константиновна вернулась в избу и села за стол, бессильно подперев голову руками. В прошлом сотрудница фотоателье и городская жительница, она переехала в это село с двумя сыновьями десять лет назад после развода. Бывший пострадал на производстве: задумал слегка повредить руку, чтобы выйти на больничный, а получилось так, что потерял кисть и получил инвалидность. «Сбылась мечта идиота!» – с усмешкой, но без злобы говорила Ольга Константиновна. Благоверный от расстройства запил, а Ольга нашла утешение в религии, да так увлеклась, что решила переехать в Дивеево.

Жильё в райцентре они себе позволить не смогли, суммы от продажи квартирки хватило только на дом в селе неподалёку от Дивеева. Первое время после развода отец высылал кое-какие деньги, потом пропал. На алименты Ольга Константиновна не подавала, детей поднимала на небольшую зарплату в монастыре, где работала продавцом в лавке. Слава богу, семью обеспечивали питанием в трапезной – это экономило не только бюджет, но и время.

Вот и выросли её мальчишки. Старший после девятого класса «вписался» в бригаду и начал ездить в Москву на заработки, накопил на машину. Да вот прошлой осенью пришла повестка в армию. Младший, любимчик Колюня, с горем пополам осилив неполное среднее, мотался в селе. Иногда где-то калымил, но не особо утруждался, зарабатывая только на гулянки с друзьями.

Первое время мать радовалась, что сын рядом. Однако чем дальше, тем яснее она понимала, что такой образ жизни не идёт на пользу ни Коле, ни ей. «Избаловала его, сама виновата, – сокрушалась Ольга Константиновна. – Ну не бежать же за ним теперь в этот гараж, себя и его позорить. Да и не пойдёт он со мной, из упрямства».

Она попыталась делать что-то по хозяйству, но настроения никакого. Взяв книгу, прилегла за своей перегородкой и почти сразу провалилась в сон. Проснулась уже глубокой ночью. Коли дома не было. Ольга Константиновна зажгла лампадку, встала перед образами, открыла потрёпанный акафистник, степенно перекрестилась и произнесла:
– Пресвятая Богородице, Ты нас сюда привела, Ты мне и помоги чад моих воспитать. Господи, благослови!

И начала читать почти наизусть заученное: «Избранной предвечным Царём, наивысшей любого создания, Царице неба и земли приносящие достойное поклонение с благодарением, словно во тьме находящиеся, под Твой светящийся омофор с верой и умилением прибегаем…»

На последнем кондаке в сенях послышались неверные шаги – Колюня, не зажигая света, шумно пробирался в их с братом половину дома. За стенкой ещё погромыхало, потом звонко заскрипели пружины старого дивана. Как ни хотелось матери выйти и сказать пару ласковых загулявшемуся недорослю, она чинно дочитала акафист. Ничем не выдавая нетерпения, перекрестилась, сделала земной поклон, затушила лампадку.

Когда вошла в комнату, Колька спал мёртвым сном. Ольга Константиновна присела на край дивана и сразу почувствовала запах алкоголя. Сокрушённо покачала головой: «Не на машине вернулся. Или ума хватило у Дениса оставить?»

Ольга Константиновна пошла читать утреннее правило и собираться на ранний автобус в Дивеево.

Но ума у Кольки не хватило. Машину, измятую, как пивная банка, притащил утром к Денису в гараж сосед Гришка, владелец КамАЗа с манипулятором. Мать, просидевшая смену в лавке как на иголках, узнала об аварии, едва сошла с дивеевского автобуса. Первая мысль была не о материальном ущербе, а о том, всё ли в порядке с сыном, не покалеченный ли он явился ночью – а она не заметила?

Тревоги оказались напрасными. Войдя в дом, Ольга Константиновна увидела Колюню, чинно сидевшего за столом перед сковородой, издававшей аппетитный запах. Лицо его выглядело немного помятым, но в целом парень был явно здоров и невредим.

– Мам, я тут яичницу пожарил. С салом, как ты любишь, – виноватые нотки чувствовались в его голосе. – Проголодалась на работе, а?
– Я тебе сейчас устрою яичницу! – свирепо начала Ольга Константиновна, но затем опустилась на лавку и расплакалась, по-детски вытирая глаза ладонями.

Опешив от такой картины, Коля сел на лавку рядом с мамой, обнял, собираясь утешить, но неожиданно сам всплакнул. Так и сидели обнявшись – сколько времени, никто не заметил.

Первым нарушил тишину Колька.

– Ма, ты не расстраивайся, я сейчас к Лёхиному бригадиру пойду, вчера его видел. Буду с ним в Москву проситься, может, возьмёт в бригаду вместо брата. Надо Лёшке с новой машиной помочь к дембелю. А завтра меня разбуди, с тобой поеду в монастырь.
– Чего это ты? – изумилась мать. В церковь Колюню в последнее время было не заманить никакими калачами.
– Да так. Свечку поставить надо, – смутился Колька. – Ну, короче, разбуди, мам. И давай уже есть, остыло поди!

Ольга Константиновна, почувствовав, что с сыном случилось нечто необыкновенное, но ещё боясь поверить в благую перемену, мысленно повторяла: «Радуйся, Радосте наша… покрой нас от всякого зла честным Твоим омофором!»

Матери Колька так и не признался, что произошло в ту ночь.

– Не сбавляя газ, я вошёл в поворот, и «девятка» на полном ходу вылетела с насыпи, – рассказывал мне знакомый. – Удар, переворот, снова удар, градом посыпались стёкла. Машина лежит вверх колёсами, лобового стекла нет, крыша впереди вмята. А я, только что сидевший за рулём, оказался на заднем сиденье, пристёгнутый ремнём! Как так вышло, до сих пор не пойму.